Читаем без скачивания Райотдел - Владимир Соколовский

Балин насмешливо поглядел на него. Михаил Егорович смешался, сунул деньги обратно в карман.

— Ну вот что, — сказал он, помолчав. — Не пойду я нынче за пивом. Последний день — зачем его портить? Схожу-ка я лучше на рынок, куплю арбуз. Так что-то, ей-богу, арбуза захотелось! Астраханский куплю, большой, хороший. Давно не ел! А там есть. Должны быть. Ты что — ждать будешь?

— Тоже пойду, — ответил Балин.

— Что — боишься, убегу?

— Да куда ты к хрену денешься! Так… поброжу среди людей, потолкаюсь, гляну, чем торгуют.

Он поднялся, улыбнулся — криво, неуверенно.

— Да, с арбузом — это ты мощно придумал, гражданин следователь! Хар-роший арбуз — вещь, конечно… Айда!

После убийства Балиным своей сожительницы начались шум, тарарам, заволновалась прокуратура, началась проверка, подключилась инспекция по личному составу — но, в принципе, ничего особенно ужасного Носову не грозило, тем более что на его сторону встал начальник следственного отдела управления: следователь волен сам избирать меру пресечения, и баста, никто ему не указ! А от ошибок никто не застрахован. Конечно, здесь не народное хозяйство, не прямое производство, могут пострадать люди, — но что же делать? Как там, так и здесь нет пророков, а только обыкновенные труженики. Сверхчеловеков мы еще не родили, не воспитали, не вырастили. Так что — надо считаться с условиями. Беда в том, что Носов после этого случая сам впал в затяжной запой, не появлялся на работе, пропадал неведомо где. И замначальника управления по кадрам, не забывший разговора со строптивым следователем, начертал грозный приказ: «Уволить за дискредитацию!» Носову сообщил эту новость Фаткуллин — и удивился, увидав, как тот заплакал пьяными слезами: то ли от радости, то ли от горя, не понять было…

Потом он полтора года проработал еще юрисконсультом в одной шарашкиной конторе, спился там окончательно, расстался с семьей и осел капитально уже в домоуправлении, в подвальной каморке…

Они доехали на трамвае до рынка. Ранняя осень — все было свежее, сочное, относительно дешевое… И покупающие — веселые, загорелые, отдохнувшие за лето. Шутили с продавцами, яростно торговались из-за копеек. Хоть люди в больших количествах и тяготили Носова — здесь ему стало хорошо: легко, свободно. И спутник его утратил колючий вид: он подобрался, съежился, исчез волчий блеск в глазах, — Балин даже извинялся виновато и суетливо, если случалось кого-нибудь толкнуть.

— Дай-ка я тоже арбуз куплю! — неожиданно предложил он. — После поглядим, чей будет лучше. А?

— Бери, конечно, — ответил ему Михаил Егорович. — Ты ведь у нас богатый. Взаймы даешь, арбузы покупаешь…

— Да сгинешь ли ты, с-сука?! — окрысился Балин. — Ух, надоел. Хочешь — прямо сейчас распорю?..

И полез было уже в карман — но опомнился. Пожмурился, помотал головой — и они продолжали свой путь вдоль рядов.

У Носова заболело сердце, он хотел даже повернуть обратно, обойтись без арбуза. Но вдруг взгляд его, рассеянно шарящий по прилавкам и окружающей их толпе, остановился; он радостно замычал и устремился вперед.

— Здравствуй, тетя Маша! — жарко сказал он, почти прислонясь губами к уху бывшей народной судьи Киреевой.

Она отшатнулась с испугом, обернулась, вгляделась:

— Ой, Мишенька! Это ты, мальчишечка мой дорогой!..

Носов знал о ней совсем немного: Мария Алексеевна ушла из суда вскоре после того, как его самого уволили из милиции. Сразу после ареста председателя суда Зырянова пошли слухи о их связи, слухи, как водится, обратились оргвыводами… Зная Кирееву довольно неплохо, Носов мог представить, сколько пришлось ей пережить, когда завертелась кутерьма вокруг человека, которого она полюбила — наверно, даже впервые в жизни. Она ведь жила только по большому счету и никогда не стала бы размениваться на то-другое.

— Ой, Мишенька! Ой, какой ты стал… Как хоть живешь-то? Все дворничаешь? Ну и не беда! Все бывает… А я сейчас вашу Аню Демченко встретила, она в цветочном ряду георгинами торгует. Не желаешь с ней поговорить?

— Нет, не желаю. О чем?

Сгорбилась Маша, потолстела.

— А я иной раз пробегаю мимо вашего райотдела — тебя вспоминаю, всех нас… Он все такой же стоит, только люди другие, совсем никого не знаю…

— Ворота-то там — как? Все устанавливают?

— Возятся — варят да снова снимают. Это уж — работа на века.

— Тетя Маша, тетя Маша… Со свиданьицем, значит. Надо же, где встретились… Помогай арбуз выбирать.

— Ты не один?

— Да вот… с дружком… — он показал на Балина. Киреева кивнула, поздоровалась и ухватила бывшего следователя за руку:

— Я выберу тебе, Миша! Я умею выбирать. Во-он туда пошли, там астраханские, я знаю!

Она долго выбирала: постукивала, осматривала хвостики, держала в руках. Наконец вручила Михаилу Егоровичу:

— Бери. Должен быть очень вкусный. Право-слово!

— Теперь мне, — сказал из-за ее спины Балин.

— Давайте, давайте…

А когда они оба встали перед нею с оттягивающими сетки арбузами, она подошла к Носову, ткнулась ему в плечо:

— Миша, Миша!.. Я ведь Пашку нынче в мае схоронила…

— Да что-о ты! Вот беда…

— Ага… Всего восемь месяцев и на пенсии-то побыл! В магазин сходил с утра, и — «Что-то мне нездоровится, полежу маленько…» Я на кухне была. Слышу — он захрипел. Врачей вызвала, приехали — а поздно, он уж отошел. Сорок девять лет… Так и не пожили мы с ним толком. Ах, ладно, Миша! Прощай, что ли. Так толком и не поговорили. Жалко! Я тебя иной раз и во сне увижу. Что-то хорошее у меня с тобой связано. А ты помнишь хоть меня? Наверно, ничем хорошим и помянуть-то нельзя: дура, дура, дура была…

— Слушай! — Носов схватил Марию Алексеевну за руку. — А пойдем-ка ко мне! Посидим, потолкуем. Соскучился я, право… И арбузы твои распробуем. Винишка сообразим… Идем, тетя Маша! Как хорошо, что я тебя встретил сегодня! — в глазах его показались слезы. — Пойдем, а? Ты что, стесняешься? Я, верно, бедняк, в подвале живу — ну, так ты ведь человек понимающий, тебя это не должно смущать. Обидеть тебя там тоже никто не обидит…

— Поехали, Мишанька!

Балин со своим арбузом плелся сзади них. В трамвае он вынул абонементы на всех троих, пробил и показал: мол, не волнуйтесь, заплачено!

— Кто это? — тихо спросила Киреева.

— Да… — Носов замялся. Про то давнее балинское дело она вряд ли что-то знала, его судил областной суд. Бог с ним. — Работает, слесарь наш… со мной пока живет. Что-то с женой у него не ладится.

Балин злобно наблюдал за ними. Ишь ты, подхватил подругу, тащит к себе… Но не похоже, чтобы у них того-этого: больно стара… Тоже, видать, из ментовских… Болтают, погыгивают. Ну, хорошо же… Поди ты, какой хитрый попался мусор: натворил дел и — спрятался в дворниках, вроде как и вовсе ни при чем. Решение убить бывшего следователя именно сегодня укрепилось в нем окончательно.

— Значит… значит, здесь живешь? — Киреева грустно покачала головой, останавливаясь перед кованой, ведущей в подвал дверью.

— Здесь, тетя Маша.

— Что ж, открывай…

Они спустились вниз и вошли в носовскую каморку.

— Ты бы, Миша, хозяйку хоть приходящую себе завел, — оглядевшись, сказала Мария Алексеевна. — Грязища…

— Как-кая там хозяйка! Садись, садись…

Он расчистил рукавом стол, подвинул табуретку. Вынул арбуз из сетки.

— Эй, квартирант! — крикнул он Балину. — У тебя, я знаю, нож знатный есть. Давай, починай!

Тот полез куда-то внутрь пиджака, вынул острый блестящий клинок с наборной рукоятью. Пластнул сверху арбуза — тот распался на две половины.

— Гляди, какой! — восхищенно ахнула Маша. — Я ведь сказывала, что умею!

— Ну-ка дай! — Михаил Егорович протянул руку. — Дай, говорят!

Балин протянул ему нож. Носов аккуратно разрезал арбуз, Киреевой вручил самый большой ломоть.

— Нет, так не годится, — сказал он через некоторое время. Он поставил на стол бутылку водки, возбужденно потер ладони:

— У, хар-рашо-о… Ну-ко, стаканчики помыть-сполоснуть… Ты, тетя Маша, сегодня наша гостья. За тебя, что ли?

— Нет, ребята! — она сделала решительный жест. — Не надо за меня. Ради Бога, я прошу. Давайте за что-нибудь другое.

— А за что? Я и не знаю. Больше вроде не за что. За любовь разве… х-хы-ы…

— Ну а почему нет-то? Любовь — дело хорошее. Только, видно, не про нас…

Выпили, закусили арбузом.

— Не грусти, тетя Маша! — сказал бывший следователь, погладив Кирееву по плечу. — Все еще впереди, какие твои годы.

— Да мне ничего не надо. Какого черта я вообще здесь торчу? Я ведь деревенская девка. И так мне нравилось там жить! А вот выхлестнуло — и все. Школу кончила в райцентре, домой приехала — мать парализованная лежит, деду восемьдесят лет. Спрашиваю: чего дальше-то делать? Ой, говорят оба, уезжай скорей куда-нибудь, а то нам за тебя налог велели платить, тысячу рублей. По тем-то временам!.. Поревела, манатки собрала, да и в город двинула, в техническое училище. Год там отучилась — да на завод. На юрфак заочно поступила. Такая правдолюбица была… Вот в суд и угодила.