Читаем без скачивания Новгородская альтернатива. Подлинная столица Руси - Андрей Буровский

Вече строило церкви и отдавало государственные земли навсегда или «в кормление» частным лицам, князьям и церкви. Вече выбирало архиепископа. Вече судило любого новгородского гражданина за все преступления, за которые осужденный мог быть казнен, лишиться имущества или быть изгнан из города.

У веча была своя вечевая изба (то есть канцелярия) с «вечным дьяком», который записывал решения и скреплял их печатями Господина Великого Новгорода.

Но созывалось вече без регулярности. И посадник, и вообще любой человек могли зазвонить в вечевой колокол: была бы необходимость.

Между созывами веча правил Совет господ: правительство Господина Великого Новгорода. В Совет входили тысяцкий, посадник, «старые» — то есть прежние посадник и тысяцкий, кончанские и сотские старосты.

Тысяцкий «управлял разные торговые дела» и вершил «торговый суд» вместе с коллегией из трех старост от «житьих людей» и двух старост от купцов.

Для исполнения решений судов и приказов администрации было до сотни приставов, подвойских, позовников, изветников, бирючей… Младшей администрации и исполнителей.

Важнейшим вопросом для Новгорода было налаживание международных отношений, отстаивание своих интересов, том числе и путем ведения войны.

Война с соседями — быт Новгорода (как и любого государства того времени). С 1142 по 1446 год, то есть за 304 года, Новгород воевал 26 раз со Швецией, 5 — с Норвегией, 14 — с Литвой, 11 — с Ливонским орденом. С Москвой он воевал 24 раза.

При всей важности князя и его дружины, Новгород вполне мог воевать и сам, без князей. Победы Александра Невского в 1240–1242 годах часто трактуют как победу отборной княжеской дружины. Мол, князь защитил и спас Новгород… Не может быть более серьезной ошибки!

Дружина Александра (две-три тысячи конных) была лишь небольшой частью новгородской армии (15–17 тысяч человек). Даже конницы у Новгорода было две-три тысячи — помимо Александра. Главную же ударную силу новгородского войска составляло ополчение — пехотинцы, вооруженные длинными копьями и топорами. Отмечу, что топор в то время был оружием грозным, чуть ли не страшнее меча.

И еще напомню читателю, что как раз в эту эпоху, в конце Средневековья, на арену истории выходила городская пехота…

Во Франции 1358 года восстание Жакерия стала войной феодального войска с неорганизованной, дикой толпой деревенщины. Замордованные до потери инстинкта самосохранения, мужики дрались отчаянно, отважно… и очень жестоко. Не щадя себя, бросались они под копыта рыцарских коней и на копья, сжигали и разрушали замки и дома знати, а схваченных врагов-дворян, включая новорожденных детей и дряхлых старцев, они буквально разрывали на куски.

Но воевать с рыцарской конницей они не могли, и за считанные недели отряды повстанцев оказались разделены движением войск, разбиты поодиночке, рассеяны, истреблены. Число жертв насчитывало до 20 тысяч — при тогдашнем-то малолюдстве!

Но задолго до Жакерии, в 1300 году король Франции захватил богатую Фландрию, множество городов которой могли дать приличный доход. Вот только горожане думали иначе, и в 1302 году восстали, перерезав и разогнав королевских наместников.

Король двинул армию. 11 июля 1302 года под Куртре королевское войско во главе с родственником короля, графом д'Артуа, встретилось с народным ополчением Фландрии под командованием башмачника В. Жилье. Граф д*Артуа вел 10 или 12 тысяч всадников; 7500 из них были «опоясанные» рыцари, имевшие право на всевозможные знаки отличия. Городское ополчение составляло не меньше 13 — не больше 20 тысяч человек — точнее сказать невозможно.

Земля дрожала и гудела, когда, тронувшись шагом и все ускоряя движение, 10 тысяч закованных в сталь всадников пошли в полный опор. Тогда считалось — нет в мире силы, способной выдержать удар рыцарского войска. Оказалось — такая сила есть. Рыцари были остановлены, потом отброшены. Опять дрожала земля — но уже под копытами бегущих. Четыре тысячи рыцарских трупов нашли победители на поле своей славы, 700 пар золотых шпор собрали они, и потому битва при Куртре вошла еще в историю как «битва шпор».

Рыцарство Франции стонало, что никогда не сможет оправиться от столь страшного поражения, а гадкие горожане, не умеющие должным образом почитать феодалов и феодальную систему, прибили рыцарские шпоры к городским воротам Куртре. И всякий входящий в ворота волей-неволей вспоминал о победе городов над рыцарским войском.

Время стерло горечь поражения. Но даже в XVII и в XVIII веках вежливые люди не говорили с французскими дворянами о битве при Куртре, о воротах с набитыми на них шпорами, — это была та самая веревка, о которой не полагается упоминать в некоторых домах.

Главный вывод: в XIV веке на арену истории вышла новая грозная сила: горожане.

Война 1240–1242 годов — за 60 лет до событий в далекой Фландрии. Но и Тевтонский орден поневоле использовал пехоту для взятия городов: всадникам лезть по лестницам и стрелять из арбалетов бывает как-то несподручно. И со стороны Новгорода и по той же причине пешие воины лезли на стены Раковора и взятого тевтонцами Пскова.

Но ведь и в Ледовом побоище 5 апреля 1242 года решающую роль сыграли пешие полки. Классическое описание событий — войско Тевтонского ордена прошло через лед в самом узком месте, в проливе между Псковским и Чудским озером. Александр Невский предвидел, где пройдет противник, и расставил новгородское войско так: впереди, на льду, лучники, за ними — тяжеловооруженное пешее войско, а с боков — отборные отряды. Свою же дружину он поставил в резерв.

Тевтонцы шли через озеро, «построились клином («свиньей») и ударили по русскому центру, к-рый им удалось прорвать. Однако с флангов по «свинье» ударили отборные дружины Александра, а с тыла — резерв» [127. С. 345].

Все как будто правильно, все так… Только вот центр был не русский, а новгородский — так точнее. И прорывали его не немцы, а тевтонцы — опять же для точности.

А главное: центр удалось прорвать — но так и было задумано, чтобы окружить тевтонское войско. И ведь этот самый «центр» не выпустил тевтонцев на коренной берег со льда Чудского озера! Так тоже было задумано — не выпускать! И не выпустили.

Кроме того, кто это «ударил с флангов»? «Отборные дружины Александра»? Нет, отборные дружины Новгорода и Ладоги! Городское ополчение, тяжелая броненосная пехота остановила удар тевтонской конницы, не выпустила ее с опасного весеннего льда; такая же броненосная пехота нанесла удар с флангов и не дала врагу развернуть рыцарскую грозную «свинью», превратить ее в глубокую, в несколько шеренг, фалангу. Броненосная пехота горожан погнала рыцарей прочь от коренного надежного берега.

Свою же дружину Александр Невский придерживал до конца, — видимо, берёг, расходуя жизни меньше нужных ему новгородцев, псковичей и ладожан. Противник отступает, бежит, дело сделано — и героический князь очень по-рыцарски наносит удар дружиной в тыл уже поверженному, но не добитому врагу. Добивает — гонит, истребляет, топит в озере. Пешим ведь не просто догнать конного, тут дружина особенно успешна.

Поздравим князя со светлым подвигом, но все же отметим — битву на Чудском озере 5 апреля 1242 года, как и битву 11 июля 1302 года под Куртре, выиграли горожане у рыцарей.

Выводы: Новгород входил в число тех передовых обществ Европы, которые могли противопоставить феодальной коннице силу пеших горожан.

Еще вывод: Новгород вполне мог вести войны и сам.

Князь, конечно, важен как организатор и как знамя. Порой само имя вождя уже половина победы. Но все же…

Главным повседневным вопросом для новгородцев было удержание власти над своей территорией. Власть над землями и промыслами делала Новгород богатым и сильным, и вел он себя так же, как и всякий феодальный владыка: одной рукой помогал и укреплял, другой — не давал стать слишком самостоятельным.

При этом ни Орешек, ни Копорье, ни Юрьев-Дерпт новгородцы не считали городами. Это были крепости, поставленные исключительно для обороны границ Господина Великого Новгорода.

Олонец, Вологда и Каргополь тоже были для них всего лишь опорными пунктами в малоосвоенных землях, — что-то вроде фортов на Диком Западе.

Только Ладогу, Руссу и Псков признавали новгородцы полноценными городами. Ни с кем не делили они власти над этими городами и землями, прекрасно понимая — отними у города эти земли, и он погибнет, лишится питающих его животворных соков.

Веча в этих городах были слабые, и в политике всего государства участия не принимали. Во главе администрации Руссы и Ладоги новгородцы ставили своих посадников, а те бдительно следили, чтобы города не стали самостоятельными, не отпали от Новгорода.