Читаем без скачивания Том 5. Проза, рассказы, сверхповести - Велимир Хлебников

«Сестры молнии

IV полотна

1 действие Разговор молний

2 действие Смерть коня

3 действие Распятие

4 действие Переселение душ»,

где «полотно» равно «действию» (и «парусу» уже в отдельном автографическом тексте – РГАЛИ).

В соответствии с этим планом в данном издании печатается четырехчастная композиция: первые два паруса в порядке публикации СП (по незавершенной авторской рукописи); далее следует «Смерть коня» как третий парус (в СП это два самостоятельно напечатанных стихотворения: «„Верую“ пели пушки на площади…» и «Чу! зашумели вдруг облака…»); четвертый парус (в СП – заключительный третий) под авторским названием «Переселение душ», которое возвращает нас к более ранней драматической сцене «Призраки. Хоровод» (см. СС, 4:279); «молнийные» реплики начального и последнего парусов создают кольцевую структуру вещи. Третий и четвертый паруса печатаются по рукописной тетради Гросбух (РГАЛИ), где есть дата: «октябрь 1921». При некоторой спорности, такая реконструкция дает все же максимально приближенное представление об истории и реализации этого замысла Хлебникова.

Следует учесть, что тематические разделы «Сестер-молний» имеются в авторских планах других монтажных композиций. Прежде всего это относится к образно-символической параллели Спаситель-Конь (в разных записях 1920–1921 гг.: «Конский Спас», «Иисус» и др.), присутствовавшей также в предварительном обдумывании сверхповести «Зангези».

Концептуальная направленность «Сестер-молний» определяется толкованием молнийно-световой природы мира в статье «Наша основа», 1919: «Нужно помнить, что человек в конце концов молния, что существует большая молния человеческого рода – и молния земного шара». Здесь прослеживается связь с мифологической концепцией А. Н. Афанасьева в работе «Поэтические воззрения славян на природу» (III т.): «Острые стрелы-молнии являются орудием божественных водяных жен, обитающих в воздушном океане». Об эпическом характере «Сестер-молний» см. в работе: Дуганов Р. В. Велимир Хлебников. Природа творчества. М., 1990. С. 149–150.

В разделе «Другие редакции и варианты» см. поэму «Распятие» (печатается впервые по рукописи РГАЛИ), которая в общем замысле большой композиции приобрела драматическую форму второго паруса.

I парус:

Аз есмь Бог <…> – Исход 20:2,3 («Я Господь, Бог твой…»)

Иль ветром крыл чугунных / углы покрою храма – ангел с крестом на шпиле Петропавловского собора (см. примеч. СС, 2:497).

Ислам моя рубашка – вариация темы «Хаджи-Тархана»: «Ах, мусульмане те же русские, / И русским может быть ислам» (СС, 3:127). Ср. название доклада, прочитанного в 1920 г. в Баку: «Коран чисел».

Старик седой, как лунь, я – соотносимо с образом Старика с кошками в трагедии «Владимир Маяковский», 1913: «Я – тысячелетний старик». Из письма В. Каменскому, 1914: «У зверя в желтой рубашке (читай Вл. Маяковского)… ненависть к солнцу; „наши новые души, гудящие как дуги“ – хвала молнии; „гладьте и гладьте черных кошек“ – тоже хвала молнии (искры молнии)» – НП:370. Ср. псевдоним «Лунев», которым Хлебников подписывал некоторые тексты для коллективных сборников «Гилеи». См. «лунь» в рассказе «Охотник Уса-Гали» (С. 106).

II парус:

Страстная площадь – московский топоним (площадь, бульвар, монастырь), см. примеч. к поэме «Ночь в окопе» (СС, 3:464).

«Не трудящийся да не ест!» – см. примеч. СС, 3:465.

Из улицы улья / Пули, как пчелы – Р. О. Якобсон называет этот отрывок, вспоминая о своей работе с хлебниковскими текстами весной 1919 г. (см. «Мир Велимира Хлебникова». М., 2000. С. 88).

<III парус>:

В «Гросбухе» два стихотворных текста, составляющих эту часть реконструкции сверхповести, записаны вместе, но без названия.

«Верую» пели пушки и площади – см. стихотворение в СС, 2:73 и 518; первый вариант в рукописи 1919 г. (РГАЛИ).

Рублев Андрей (?–1430) – московский иконописец, монах Андроникова монастыря.

Чу! зашумели вдруг облака <…> – единственный рукописный источник в «Гросбухе».

Белогривый Спаситель – ср. стихотворение «Смерть коня» (СС, 2:38). В евангельской традиции Спаситель уподоблен только агнецу.

Бьется всем телом на дышле <…> – ассоциативная связь со сном Раскольникова в «Преступлении и наказании» Достоевского (ч. 1: V): как убивали обессиленную лошадь, впряженную в телегу.

Целовать… в трещинах черных копыто! – ср. стихотворение «Страну Лебедию забуду я…» (СС, 1:354).

Буду трехногий, будет и конь о трех ногах – ср. стихотворение «Святче божий!..» (СС, 2:404).

Новость. Зазор!.. – ср. стихотворение «На нем был котелок вселенной…» (СС, 2:142).

Бог под увеличительным стеклом! – ср. подзаголовок пьесы «Пружина чахотки»: «Шекспир под стеклянной чечевицей» (СС, 4:248).

<IV парус>:

Текст, записанный в «Гросбухе», продолжает и развивает драматическую ткань I паруса.

Структурно образ сестер-молний близок фольклорному образу сестер-лихорадок, который использовал К.Бальмонт («Белые зарницы». СПб., 1908):

Сестры, Сестры, Лихорадки,Подземельный взбитый хор.Мы в Аду играли в прятки.Будет. Кверху. Без оглядки.Поредеет хор Сестер.

Ср. соответственно двустрочные реплики сестер-лихорадок:

Ты, Огнея, боль продли,Прах земли огнем пали.Ты, Глухея, плюнь в него,Чтоб не слышал ничего

и т. д.

Остоженка – см. примеч. к поэме «Ладомир» (СС, 3:470).

Любяшка – Венера.

«Отречемся от старого мира…» – из «Рабочей марсельезы» П. А. Лаврова (1823–1900).

Девушка-цаца – см. примем, к поэме «Поэт» (СС, 3:460).

Мыслители, нате! Этот плевок… – ср. лексику и тональность стихотворения Маяковского «Нате!» (1913).

Корень из нет-единицы – √-1, см. примеч. СС, 1:451.

Зангези*

Впервые: отд. изд. «Зангези». М., 1922 <июль>, вошла в СП, III, 1931; см. также Творения, 1986. Печатается по первой публикации с учетом рукописи (РГАЛИ).

Эта сверхповесть в наибольшей степени отвечает давней идее Хлебникова о сложном жанре («окрошка» – см. СС, 4:352), который «поперек» времени и пространства дает все авторские «краски и открытия» (см. примем, к «Детям Выдры» на С. 434).

В черновых записях последних лет жизни Хлебникова сохранились разные планы большой монтажной композиции. Среди намечавшихся тем – «плоскостей» («Молнии», «Конский Спас», «Разин», «Бурлюк», «1905–1917») на первом месте неизменно присутствовала плоскость «Черемуховая», связанная с лирическими воспоминаниями о Красной Поляне (см. СС, 3:490). Не войдя в окончательный состав сверхповести, эта тема реализовалась большой поэмой «Синие оковы» (весна 1922), название которой через паронимическую связь с фамилией Синяковы (см. СС, 3:467) указывает на «небесные законы» как основной ориентир будетлянских «осад» (наблюдения В. Ф. Маркова и В. П. Григорьева); см. примем, ко 2-у парусу «Детей Выдры» на С. 437.

Последовательность плоскостей «Зангези» почти повторяет перечисление того, что поэт изучил: «Звери. Люди. Азбука. Книги. Числа» (автобиографическая заметка 1922 г.).

По дневниковой записи Хлебникова, «„Зангези“ собран – решен 16 января 1922». Изменения и дополнения вносились в уже скомпонованную рукопись даже на стадии типографской верстки (апрель 1922 г.).

Драматургический потенциал сверхповести пытался раскрыть художник В. Е. Татлин (1885–1953), осуществивший в мае 1923 г. сценическую постановку «Зангези» в Петроградском музее художественной культуры. Среди откликов современников на этот театральный акт (как и непосредственно на текст Хлебникова) см.: Н. Пунин. «Зангези» // Жизнь искусства. Пг., 1923. № 20; С. Юткевич. Сухарная столица // Леф. 1923. № 3; К. Локс. «Зангези» // Печать и революция. М., 1923. № 1.

В декабре 1986 г. «Зангези» был поставлен в Музее современного искусства Лос-Анджелеса (англ. пер. – Пол Шмидт (1934–1999), режиссер – Питер Селларс), а несколько позднее в иной режиссерской интерпретации на сцене Бруклинской Академии музыки.

Летом 1992 г. «Зангези» поставил в Москве студийный «Чет-Нечет-Театр» под руководством А. М. Пономарева (см.: В.Хлебников. Зангези. Сценическая композиция А.Пономарева. Под ред. и с предисловием Р. Дуганова. М.: Дягилевъ Центръ. 1992).

Зангези – по определению В. П. Григорьева, «имя-символ, принципиальное для героя (образ которого сливается с образом автора), контаминирует названия рек Ганга и Замбези как символы Евразии и Африки» (Творения, 1986. С. 697). Однако художник Степан Ботиев (автор монументальной скульптуры Велимира Хлебникова в Калмыкии, 1992) высказал предположение, что в основе имени героя лежит калмыцкое слово «занг» – весть, новость, так что Зангези понимается как «вестник Азии». Имея в виду значимость для Хлебникова первого звука в слове, можно считать Зангези неким перевоплощением Заратустры как азийского пророка (см. СС, 1:508) и протагониста Ф. Ницше (из письма к родным в августе 1915 г.: «чувствую определенный простор, чтобы расправить крылья каспийского орлана, и черпаю клювом моря чисел… Так говорил Заратустра» – СП, V:304). В то же время звукоимя «Зэ» в глоссе «звездного языка» объясняется как идея отражения («пара взаимно подобных точечных множеств, разделенная расстоянием» – СС, 3:276). То есть в свете хлебниковского философствования в имени Зангези сфокусировано все мировое единство.