Читаем без скачивания i fb127fa68ca722d5 - Admin

  Чиновник был уверен, что по подсказанному адресу найдет Тайилу Нами, самозванку. А никчемыша, по уму, нужно отдать дознавателям и всерьез допросить. Неплохо бы еще уточнить, в чей дом приходил мальчишка. Кто там осмелился дать приют преступнице? Впрочем, пусть теперь этим занимается господин Тормант. С нынешней его ненавистью к синклиту жрец четырех строк намерен по делу девиц Нами звонить во все колокола, обойдя в глазах Совета в значимости нового Высшего, господина Сюблима.

  Улица Осенних Снопов была пуста. На лестнице дома с семью ступенями ажезского мрамора Филибу никто не встретился. На звонок тоже никто не ответил. Ночь Тан-Дана праздновал весь город, и глупо было бы ожидать, что заговорщица будет сидеть дома.

  Решетка во внутренний дворик была незаперта. Нигде между ставнями не пробивалось ни одного лучика света. Слуги, должно быть, тоже отправились веселиться. Из банной, приоткрытой для проветривания, пахло сырым деревом и ароматическими маслами, терпкий запах лаванды смешивался с вонью протухших объедков из помойных ведер, оставленных у входа; жаровня с остатками горного масла бросала узорчатые блики на стены дома и крышку колодца, пламя в ней гудело, растревоженное вечерним ветром. Стены дома, обращенные внутрь дворика, изысками не обладали: голый камень с несколькими окошками, ставни без витражей, но с грубым дешевым стеклом. Господам предоставлялось смотреть на прохожую часть, с ее нарядными клумбами и широкими просторами, а комнаты прислуги выходили в темноватый закуток с грубой лестницей в углу. Филиб сначала поднялся по скрипучим ступенькам, намеренно производя много шума, кашляя и топоча. Обе двери, из верхних и нижних покоев, были заперты. На шум никто не вышел.

  Пришло время вспомнить старые навыки. Филиб разделся до рубахи, разулся и обмотал ладони содранными с рукавов кружевными нашивками. Он подпрыгнул, уцепился за деревянный подоконник под ставнями, подтянулся и через несколько секунд стоял уже на нешироком выступе, распластавшись, ощущая чуткими ступнями каждую трещинку и вмятинку камня. Взобраться к окнам верхних покоев и открыть ставни ножом оказалось задачей посложнее, пришлось вспомнить, как в бытность свою мальчиком Эшемом из приморских трущоб Мэзы он таскал своей матушке, ленивой, но хитрой бершанке, туго набитые кожаные кошельки из окон постоялых дворов, влезая по едва заметным неровностям стен.

  Филиб влез в покои и прямо у окна споткнулся о сложенные у стенки деревянные чурбачки для печи. Теперь он убедился, что в комнатах действительно никого нет. Грохот дров разбудил бы всякого. Филиб усмехнулся: почтенная должность чиновника лишила его должной бдительности, вором ему больше не бывать. Он постоял еще немного, прислушиваясь, зажег свечу в медном подсвечнике, потом прошелся по комнатам. Он не ошибся. Тайила Нами жила здесь. Он чувствовал ее присутствие, как тогда, в замке. Разница была лишь в отсутствии страха. Девица Нами была счастлива в этом доме.

  Филиб ни к чему не прикасался: морч тревожились, не позволяли ему продлить удовольствие и насладиться сладким предвкушением победы, чувством охотника, отыскавшего логово редкого зверя. Они не давали ему даже пары минут, чтобы рассмотреть окружающие его вещи, по незаметным мелочам прочитать такие желанные для него подробности жизни молодой девушки. Тайила Нами жила здесь не одна. Это почему-то пугало морч и они делились с человеком своей тревогой.

  На низком столике в гостиной лежала раскрытая книга. Филиб склонился к пожелтевшим страницам и прочитал:

  "Далеко, далеко отсюда, в том мире, которого больше нет, стояло древо жизни человеческой. Крона его уходила в почву, а корни поднимались в небо. Так прорастает душа людская с небес на землю..."

  Филиб поискал место, чтобы спрятаться и ждать возвращения самозванки, но чувство тревоги не оставляло его. Такое бывало каждый раз, когда ему грозила опасность. Он ценил то, что еще жив благодаря духам и не хотел, чтобы морч оставили его, как когда-то покинули его мать, не пожелавшую однажды прислушаться к совету с Той Стороны. Господин Лакдам тоже не поверил когда-то предчувствию своего помощника. От него остались лишь обуглившиеся кости и тающий голос на границе Двух Сторон. Филиб постоял посреди гостиной, принимая решение.

  "Уходи, уходи..." Ї шептали морч.

  Он ушел тем же путем, даже сложил аккуратно у стены полена. Увидел на углу патруль, двух татуированных и одного новиса, заговорил с ними; братья по Храму скучали, недоумевая, зачем Храм призвал их на службу в самый разгар веселья. Все трое были с западного побережья, синклит вызвал их в столицу еще на Равноденствие. В Патчале их кормили и обучали магии, но братья с удовольствием махнули бы рукой на блага столичной жизни, бросили службу и разъехались по домам после Тан-Дана, если бы Храм Смерть Победивших не обещал им щедрые Дары. Филиб с осторожностью расспрашивал их обо всем, что касалось армии поклонников, но ничего нового не узнал, понял лишь, что синклит еще до назначения Высшего озаботился пополнением своих рядов.

  В разговоре мелькнуло имя Магреты, патруль судачил о самозванке. Новис с важным видом рассказывал сплетни, подслушанные в дешевых комнатушках Озорного Патчала. Филиб весь напрягся, стараясь не пропустить ни одного слова. Кое-что из разговора он уже знал, но многое услышал впервые. В Озорном говорили, что внучка Добрейшей, рожденная у законной дочери Магреты, сейчас в столице, что королева, умершая в святости и вернувшаяся в место упокоения святыми мощами, не успела объявить о наследнице (но оставила устное завещание через одного из владетелей Севера), что молодая "королева" хороша собой и скромна, не хочет поднимать шумихи вокруг своей особы, но за нее это делают люди, желающие вернуть на престол истинных Хранителей Права подданных и Подданства правых. Бесовики патруля посмеивались над слухами, гадая, как быстро король расправится с мнимой внучкой Магреты. По нескольким фразам Филиб понял, что и Совет Лоджира, и синклит Храма в курсе происходящего. Но те люди из Озорного, что были уже схвачены и допрошены дознавателями, не слишком-то помогли расследованию - претендентку на трон покрывал кто-то сильный, хитрый, дергающий за невидимые струны людского недовольства. Патрули столицы следили также и за тем, не проявит ли себя самозванка во время гуляний.

  Филиб не хотел показаться слишком уж назойливым и любопытным: его нынешний хозяин ратовал за то, чтобы оставаться пока в тени. Он попрощался с братьями по Храму и пошел по улицам Патчала. Морч боялись огней Тан-Дана. Они шептали ему об Убежище. Филибу и самому хотелось уже побыть в тишине, подготовить все для прибытия "гостьи". Сколько у него дней? Три, пять, семиднев? Хорошо, что он услышал разговор патруля, дело серьезное: самозванка не одна, а со сторонниками, и Филибу нужно действовать очень осторожно, если он хочет урвать что-нибудь для себя. В нем еще живы были сомнения. Господин Тормант будет, конечно, недоволен задержкой. Но никто и не говорит, что его поручение не будет выполнено - будет, но погодя. Голоса в голове были полны предвкушений, они подталкивали его к тому, чтобы начать подготовку.

  Филиб спустился к Неде и при свете факела с трудом отыскал свою лодку в зарослях камыша. Он греб с большим искусством, по-бершански, одним веслом, стоя на колене, направив узкую плоскодонку сначала к отмели, через которую река перескакивала, бурля и пенясь, а потом вдоль нее. Тайное убежище он выстроил на речной стрелке, замаскировав его под заброшенную рыбачью хижину. Здесь, прячась от людей иногда на три-четыре дня, он говорил с морч, когда была необходимость попросить духов о помощи или выслушать их совет. С зимы полусгнившая на вид постройка заросла мотками сухих водорослей и плавником, внутри же было чисто и сухо. Филиб разжег огонь в железной жаровне, осмотрелся. С собой он привез флягу с родниковой водой, а в тайнике нашлись сушеное мясо, бобы и рис, хватит на первое время. Нужно купить крепкую веревку (цепь была бы, конечно, вернее) и забить в стену пару крючьев. Крупные суда идут в десятках локтей от стрелки, по стрежне, опасаясь перекатов, рыбаки появляются только в начале осени, когда на отмелях начинает нереститься кумжа. Криков никто не услышит, а стены Убежища крепче, чем кажется.

  Из многочисленных скляночек, стоявших на полке, Филиб выбрал самую маленькую, прозрачную, с янтарной, медово-тягучей жидкостью. Все тинктуры он готовил сам, вспоминая добрым словом матушкину науку. Что-то было ядом, что-то лекарством, одни становились негой для уставшего ума, другие - лазейкой в мир мертвых. Вот эта будет в самый раз, в меру одурманит, заставит слушаться и притупит тревогу.

  Филиб выплыл на середину реки и только тогда почувствовал, что внутри него нарастает беспокойство. Что-то было не так. Филиб прислушался к себе и испугался: в голове была странная тишина. Голоса стихли, совсем. Такого с поклонником одной строки не случалось никогда, даже во сне. Филиб слегка запаниковал, в ушах у него шумело, ломило виски, мир казался непривычно громким. Он успел представить себе все ужасы потери своего умения, когда голоса вдруг ожили, но превратились в полуразборчивый шепот. Следуя его указке, Филиб облегченно выдохнул и поспешно направил нос лодки не в камыши, как обычно, а в сторону деревянного причала, туда, где обрывалась каменная набережная Патчала и покачивались на волнах пустые лодочки мелких торговцев свежей рыбой.