Читаем без скачивания Новочеркасск: Книга третья - Геннадий Семенихин

Сергей Тимофеевич грустно покачал головой:

— Лыков был отличным бойцом подпольного фронта. Вот увидишь, его после войны посмертно орденом наградят.

Дронов, не поднимая головы, усмехнулся:

— Ему жизнь была нужна, товарищ Волохов, которой он так умел радоваться. Жизнь, а не орден посмертно.

— На войне как на войне, — вздохнул гость. — Вы ведь тоже в тот день боевое крещение получили.

— Это в точности, — согласился Иван Мартынович. — Увозил я его с большим риском. В тот день впервые за всю войну нервишки свои испытал. Ведь когда мы на своей «кукушке» за южную стрелку вымахали, по Крещенскому спуску к вокзалу фрицы с автоматами уже бежали, чтобы все пути движения перекрыть, а у моего пассажира Лыкова, да и у кочегара Кости Веревкина, хотя бы один мускул на лице дрогнул. Теперь мой кочегар Костя Веревкин так фрицев поносит, что то и дело одергивать приходится.

— А он не подыгрывает?

— Нет, — замотал головой Дронов. — Если бы притворялся и был предателем, я бы с вами сейчас не разговаривал. За то, что геройского пария Лыкова тогда спас, немцы меня бы не помиловали.

— Это верно, — задумчиво подтвердил Волохов и сцедил в свой стакан из чайника оставшийся кипяток. — Извините, промерз я.

С улицы сквозь усилившийся ветер доносились голоса спешивших на станцию железнодорожников. Тусклый рассвет неохотно высвечивал склон крутого бугра, по которому спускались люди. Волохов беспокойно посмотрел на часы. Искоса Иван Мартынович тоже скользнул по циферблату.

— Старенькие… Павел Буре или Омега?

— Буре, — неодобрительно отозвался гость. — Ни к черту не годятся. Подводят на каждом шагу.

— Ничего, — оживился внезапно хозяин, и лицо его как-то по-доброму засветилось. — После войны мы свою мировую марку выпустим, такую, чтобы она на весь земной шар прогремела. И, знаете, как назовем? «Буря», «Звезда»… Нет, «Победа»…

— Вот вы какой, Ваня, — тихонько засмеялся Волохов. — Значит, верите в нее безоговорочно?

— Еще бы. Если не верить, тогда нечего и жить.

Гость покивал головой и вдруг коротко, уже другим, резким и повелительным, голосом спросил:

— Вот что мне скажите, Иван Мартынович. Своего помощника, кочегара, вы бы смогли привлечь к выполнению очень опасного задания, которое скоро получите?

— Константина? Да к любому! — пылко воскликнул Дронов. — Я в него теперь, как в себя, верю.

Сергей Тимофеевич о сдвинул брови, притронулся рукой к его коленке:

— Так вот послушайте, мой дорогой. Внимательно послушайте. Положение на Сталинградском фронте скоро решительно изменится в нашу пользу. Мы этого ждем, но и враг об этом также догадывается, потому что есть у него и шпионы и такое богопротивное дело, как аэрофотосъемка. Вероятно, вы заметили, что эшелонов через Новочеркасск на север идет теперь значительно больше, чем раньше. Подождите, я сейчас буду говорить более предметно. — Волохов достал из-за голенища забрызганного хлябкой грязью сапога полевую карту и развернул ее на сгибе. — Смотрите сюда, Дронов. Вот наш Новочеркасск. Совсем недавно железнодорожный путь в северном направлении обрывался вот здесь. — Острый ноготь его указательного пальца остановился под кружочком, над которым было написано название железнодорожной станции: «Шахтная». — А теперь движение они восстановили до Зверево и туда идут грузы, адресованные их фронту, стоящему под Сталинградом. Очевидно, вы и без карты все это знаете, Иван Мартынович?

— Еще бы! — подтвердил Дронов. — Тут и невооруженным глазом, что называется, все как есть видно. Безо всякого инженерного образования уяснить можно.

— Вот и хочу я сказать, дорогой Ваня, — с неожиданной мягкостью в голосе проговорил Волохов. — Вам и вашему помощнику Косте Веревкину надо постоянно следить за напряжением перевозок, подсчитывать, куда и в каком количестве идут эшелоны, с какими интервалами, с какими грузами, а я уж буду отстукивать по морзянке в штаб партизанского движения.

Сергей Тимофеевич жадно вздохнул, будто ему не хватало воздуха.

— А дальше что? — прервал паузу Дронов. Гость поднял руки и с шумом выдохнул:

— Это у меня иногда бывает после ранения в легкое, — промолвил он, словно извиняясь. — А дальше… Если когда-нибудь из-за большого напряжения в движении воинских эшелонов возникнет пробка и на путях нашей новочеркасской станции скопится несколько товарных составов с боеприпасами, их надо будет взорвать, Иван Мартынович. Да, да, взорвать, — закончил он резко, и длительное молчание наступило в комнате с низкими сыроватыми сводами и еле возвышающимися над столом оконцами, сквозь которые уже сочился сырой рассвет.

— Так вот оно что за задание, — задумчиво промолвил Дронов, и в голосе его ничего не расслышал Волохов, кроме усталости и напряжения. И он строговато спросил:

— А вы что же, не готовы для выполнения такого задания?

— Да нет, отчего же, — обиженно поджал губы Иван Мартынович. — Когда я давал согласие идти в диверсионную группу, был готов на все. Ведь сейчас на фронте жизни многие кладут за то, чтобы быстрее пришла победа…

— Ну, ладно, ладно, вот уже и насупился, — примирительно улыбнулся Волохов. — Голову выше, победа ближе.

— Эка, вы в рифму глаголите, — миролюбиво проговорил хозяин. — Словно в литературном кружке каком. Так говорите, как мне в ближайшее время быть? Сначала привлечь к делу своего помощника Костю Веревкина — раз. Давать постоянно информацию о движении фашистских эшелонов — два. Ну, а три?

— А три — это взрыв, — мягко заключил Сергей Тимофеевич, лицо которого стало грустным и строгим. — И доверить его никому другому, кроме вас, я не могу.

Подходя к своему К-13, Дронов услыхал за спиной шум скатывающейся под откос щебенки, которой щедро были обсыпаны железнодорожные шпалы. Не оборачиваясь, угадал человека, шаги которого породили этот шум.

— Опаздываешь, Константин, — укоризненно заметил он. — Нам же через четверть часа дадут зеленый, а маршрут до самой Кизитеринки.

— Прежде надо ответить на приветствие подчиненного, командир, а уж потом стружку снимать, — безоблачно улыбаясь, ответил Костя, который стал называть его командиром, подчеркивая тем самым свое уважение к нему и право на фамильярность в обращении.

Дронов обернулся к помощнику, всей своей плечистой фигурой, налитой силой и добротой. Веревкин не сразу прочел на его широком обветренном лице озабоченность.

— Ну, здравствуй, Веревкин, — пробасил Дронов, и узкая рука помощника потонула в его широкой лапище.

— Командир, — поморщился Веревкин, — сколько раз просил вас, не жмите так сильно руку, иначе на рентген бежать придется в нашу железнодорожную больницу, а немцы, ходят слухи, русских туда теперь не пускают.

— Не к кому туда бежать, — мрачно заметил машинист, — там давно уже всех пересажали.

— Те самые немцы, которые имеют обыкновение столь высоко отзываться о вашем добропорядочном отношении к делу? — съязвил Костя.

— Веревкин! — рявкнул Дронов. — Не выводи из терпения. Давно знаешь, что я подобных шуточек не люблю.

— Вы напугали меня, командир, — вновь осклабился Костя. — Так легко и заикой человека сделать.

— Ты у меня еще не человек, а полчеловека, — похлопал его по плечу Иван Мартынович. — Целого человека из тебя еще делать надо, потому как папа и мама не довели в свое время работу до конца. Маршрутный лист подписал?

— Так точно, командир.

— Значит, не будем задерживаться.

Костя поплевал на ладони, прежде чем ухватиться за поручни.

— Поехали, сказал попугай, когда кошка потащила его под кровать.

— Бывает и наоборот, что попугай тащит кошку под кровать, — ухмыльнулся Дронов, которому почему-то страшно хотелось шутить.

— Бывает, что и медведь летает, — не остался в долгу Веревкин и, пока еще не наполнилась шумом и грохотом паровозная будка, все тем же беззаботно-веселым голосом спросил: — Командир, а за каким это чертом мы в эту самую Кизитеринку с утра сегодня понесемся?

— Не знаю, — пожал плечами Дронов, — приказано какие-то десять вагонов на обратном пути прицепить.

— Ну десять так десять, — безразлично отозвался Веревкин. — Другой бы спорил, а я так нет.

Несколько минут спустя, простучав на выходных стрелках, К-13, набирая скорость, помчался на юг. Веревкин, уже успевший вымазать лицо угольной пылью, обнажил в улыбке ослепительно белые крепкие, один к одному, зубы.

— Командир! — задиристо выкрикнул он, перекрывая своим голосом грохот колес. — А помните, как фрицы по Крещенскому спуску бежали, когда мы на Большой Мишкин парня этого… отвозили? Ну и натянули мы им в тот раз нос. Как его фамилия, Лыков, что ли? Где он, интересно, теперь? Нашел своих родичей на Большом Мишкине или нет?

Дронов, глядевший в боковое окошко, поманил своего помощника пальцем и в самое ухо ему прокричал: