Читаем без скачивания Амулет на удачу (СИ) - Ярослав Маратович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зубастик, ты его видишь? — заорала я.
Дракон оборачиваться не стал, хотя пластинки вдоль хребта сразу за моей спиной встали дыбом, словно шипы. Корабль стремительно приближался к нам. Рёв грома и рёв двигателей смешались в единую какофонию. Вспышки молнии даже не пытались перекрыть мощные лучи прожекторов, которые цепко нас ухватили и не желали отпускать. Мы с драконом, ослеплённые и дезориентированные, наугад продирались сквозь густую пелену ливня. Мимо нас с противным свистом пронёсся мелкий предмет, и только потом я в ужасе сообразила: по нам стреляют. Хорошо пока из чего-то вроде винтовки и потому мимо, а если из пулемёта очередь дадут? Дракон, похоже, понял всё это и без моих пояснений. Сложив крылья, он камнем устремился вниз, да так, что я едва успела вцепиться покрепче в его шею. На том месте, где ещё мгновение назад мы находились, новая пуля внезапно раскрылась зонтиком во внушительную сеть и повисла в воздухе на манер парашюта.
Нас хотят захватить? Этого ещё не хватало! Что за произвол в небе? Свист! Новая сеть поймала лишь воздух да брызги дождя. Дракон сделал мёртвую петлю, вновь повторил манёвр «камень на шее». И тут дирижабль сделал рывок, оказавшись совсем рядом с нами. Сети густо усыпали воздух вокруг нас. Я успела подумать, что если они попадут, мы разобьёмся. Пускай Зубастик к этому моменту и сбросил на манёврах высоту, до земли оставалось метров тридцать. И тут что-то сдёрнуло меня со спины дракона и буквально понесло в сторону открытой галереи дирижабля, на которой уже ждали несколько бугаев. Одновременно мой милый Зубастик, запутавшись в сетях как муха в паутине, камнем полетел в чернеющую пустоту.
— Нет! — заорала я. — Он же разобьётся!
Я билась в сильных руках, но толку было никакого, этим мордоворотам я как кукла. Меня встряхнули как кутёнка и равнодушно приказали:
— Замолкни.
Меня чуть ли не волоком протащили по скользкому полу палубы к лестнице вниз. Пара минут спустя хлопнула дверь, непогода, рёв и порывы шквалистого ветра остались снаружи. С открытой галереи мы попали во внутренние помещения корабля. Ну а меня всю промокшую швырнули прямо под ноги к…
— Какая встреча, мадемуазель. Второй раз за вечер. Это судьба, не находите?
Передо мной стоял тот самый Онфруа. Разве что жилет был не на голое тело, а поверх белоснежной рубахи с широкими рукавами, да попугай отсутствовал. Всё остальное — штаны, сапоги и сабля на боку — как я и представляла. Чёрного флага с черепом и скрещёнными костями не хватало, а так я оказалась, судя по всему, на борту самого настоящего пиратского судна.
— Отпустите меня! Немедленно! — я пыталась протестовать, но больше от страха.
Понятно, что если меня так старательно ловили, то не станут отпускать по первому писку. Бандиты заволокли меня в каюту — голый алюминиевый куб с привинченной к полу койкой, ещё один незнакомый мне тип кинул на койку платье, трусы с бюстгальтером и полотенце и приказал:
— Переодевайся. Кэп сейчас зайдёт.
— Не буду.
— Как хочешь, у тебя пять минут. Мокрая запросто схватишь воспаление лёгких, а заказчику не понравится чахоточная наложница в гареме. Либо сейчас переодеваешься сама, либо платье и трусы с тебя обдерут, и с кэпом будешь разговаривать в полотенце, — он хохотнул. — А то и без него. Трахать тебя нельзя, но трогать никто не запрещал.
Я залилась краской смущения, но было понятно, что бандит не шутит, поэтому и в самом деле переоделась сразу как осталась одна. Новое платье было из шерстяной ткани, тёплое, и только тогда я поняла, насколько замёрзла, а сейчас начала отогреваться. Старые вещи тут же забрали, и сразу после этого вошёл капитан Онфруа.
— Век бы вас не видеть, — буркнула я.
Кокетничать или осторожничать не имело смысла.
— Ну здравствуйте ещё раз, мадемуазель. Строптивая, это хорошо. Заказчик, говорят, таких в гареме любит.
— Что?! Какой ещё гарем? Я замужем вообще-то! Верните меня немедленно, — на самом деле я просто хорохорилась, а так близка к припадку истерики. — Зубастик… вы убили его!
— На всё воля Божья. Там болото внизу, высота маленькая, а драконы — твари живучие. сети он порвёт. Я же говорил вам, что приглашаю вас. Не надо было упрямиться. Я там в шкафу приготовил вам небольшой гардероб. Нам дней пять лететь. Пригодится.
— Какой вы предусмотрительный! — не удерживаюсь я от замечания.
— Ну не оборванкой же мне вас в гарем к князю везти.
— К какому князю? Какой ещё в гарем к какому-то князю? Вы вообще знаете, кто мой муж? Он вас в порошок сотрёт.
— Не знаю и мне не интересно. У меня заказ, вы под него подходите. И вообще, вы сбежали сами. Напились в ресторане, — он ухмыльнулся, — встретили любовь всей своей жизни. Меня. Даже записку мужу оставили, а портье подтвердит. И вообще, там многие видели, как вы налакались до того, что ноги еле держали и сами на улицу вышли, ко мне на встречу. Я здесь из вежливости и предупредить, чтобы глупостей не делали. Я либо сдаю вас заказчику, он платит нужную сумму. Ну или вы чего с собой сделаете — заказчик откажется. Тогда убыток моей команде будете покрывать сами, на месте и натурой. Понятно?
Весь следующий день я молча просидела на кровати в своей тюрьме, и мысли были одна мрачнее другой. Меня за время плена поили и кормили, позволяли принимать душ, никакого физического воздействия не применяли. Мне же хотелось признать себя дурой. Не так я хотела встречать свой двадцатый день рождения. То есть до него ещё два месяца, но вряд ли меня выручат раньше, если вообще выручат. Сама виновата, идиотка. Полетать на драконе захотелось. В итоге украли меня непонятно кто, и что хуже, вместо сквера у гостиницы — непонятно где. Ладислас наверняка перетрясёт город и гостиницу, но с чего ему начинать? Я и в самом деле просто вышла сама и растворилась, никаких зацепок. И через Зубастика не найти… Едва размышления доходили до моего дракошки, я вспоминала, как он падал, зацепившись в сетке, и начинала реветь.
Один раз заглянул Онфруа, интересовался самочувствием и нет ли каких пожеланий. Видимо, и правда за меня ему пообещали много денег. Самого главного моего пожелания — вернуться к Ладисласу — он, естественно, удовлетворить не мог. Чего я ему только
