Читаем без скачивания Страна Семи Трав - Леонид Платов

Потом, склонившись к приемнику, я пустился в далекое плавание по радиоволнам заграничных станций.

То было тревожное плавание. Июль 1940 года громыхал в Западной Европе не летними грозами, а орудийной пальбой. Штурмовики со свастикой низко неслись над полями Франции, тень падала от них на тяжелые танки, ползущие следом.

Все чаще стали врываться в уши хвастливые голоса гитлеровских радиокомментаторов.

— Заткни им глотки! — приказала Лиза.

Я чуть повернул верньер, и крикливые голоса исчезли.

Мне удалось поймать Тарту.

Этим летом латышский, эстонский и литовский народы воссоединились с братским русским народом, от которого были оторваны буржуазными националистами двадцать три года назад.

Из Тарту передавали песни школьников. Тоненькие детские голоса зазвенели у нашего костра, как ломкие льдинки.

Лиза, Савчук и Бульчу заулыбались, подсели ближе к приемнику. Слышно было неважно: мешали шорохи, свист, прерывистое потрескивание. Где-то поблизости была зона молчания. Быть может, это влияло на работу приемника?

Осторожно поворачивая верньер, чтобы отрегулировать звук, я подумал, что так и голос Петра Ариановича пробивается к нам: издалека, сквозь шумы, свист, помехи. Иногда его «слышно» сравнительно хорошо, но затем голос пропадает опять, не отзывается, как ни ищи.

Наконец я поймал Москву. И почти сразу же наткнулся на сообщение о нашей экспедиции!

»…упорно продвигаясь вверх по реке в глубь Бырранги, — услышали мы. (Видимо, я «врезался» в середину передачи.) — Внимание советских этнографов приковано к экспедиции В.Савчука».

— Погромче! — заволновались Савчук и Лиза. — Еще громче!

Я впопыхах соскользнул с волны, снова взобрался на нее и обеими руками уцепился за гребень.

«Полагают, — размеренно читал диктор, — что научные результаты этой экспедиции — в случае ее благоприятного завершения — выйдут далеко за пределы этнографии. По всему побережью Сибири любители-краеведы, среди которых много школьников, настойчиво ищут меченый плавник. Наш корреспондент сообщает с острова Диксон, что там найден на днях ствол дерева, на котором осталась метка: три точки, три тире, три точки. К сожалению, дерево, судя по его внешнему виду, носилось по морю в течение долгого времени и было сильно помято льдинами. Если внутри ствола и находилось когда-то письмо, оно безвозвратно погибло. Более удачным был охотничий трофей спортсменов-охотников города Дудинки. Им удалось подбить закольцованного гуся. На снятом с его лапки куске бересты сумели разобрать только дату — „1929“ год и шесть слов: „нестерпимым“, „ожидая много лет“, „…земным пожаром“. Специалисты продолжают расшифровку текста».

Диктор замолчал. После короткой паузы женский голос стал рассказывать о новом способе обточки деталей на токарном станке.

По-видимому, это были «Новости науки и техники», передававшиеся раз в неделю.

— Земным пожаром? — повторил я, с изумлением глядя на Лизу, Савчука и Бульчу. — Что это могло бы значить?..

— Остальные слова понял? — спросила Лиза.

— Понять нетрудно, — поспешно ответил Савчук, смотря себе под ноги. Слушая передачу, он успел записать на земле прутиком: «нестерпимым», «ожидая много лет», «…земным пожаром».

— Товарищ Ветлугин сообщает, что положение его становится нестерпимым, — продолжал Савчук. — Затем жалуется на то, что ожидает помощи уже много лет. Но последние два слова, признаюсь, непонятны.

— Вы правильно записали их, — заметила Лиза, не отрывая взгляда от слов на земле. — С многоточием впереди. Так и должно быть. Первое слово — усеченное.

— Как это усеченное?

— Следует читать: «подземным пожаром».

— Подземным?.. Как это подземным?..

Лиза посмотрела на меня странным длинным взглядом.

— Но главное не это, — перебил меня Савчук. — Главное — дата! Понимаете ли, не семнадцатый, а двадцать девятый год! Петр Арианович был еще жив в 1929 году!..

— Да, это замечательно! Молодцы дудинцы! Как кстати попал под выстрел этот гусь!..

Мы долго еще возбужденно обсуждали новости у костра. Подумать только: Петр Арианович был жив в 1929 году, то есть одиннадцать лет назад! По сравнению с двадцатью тремя годами это казалось совеем маленьким сроком.

Получалось, что мы приближаемся к нему не только в пространстве, но и во времени.

— Спать будем только четыре часа, — объявила Лиза, перетирая посуду. — Непростительно много времени тратим на сон!..

Но после ужина она повалилась ничком на землю у костра и проспала в этом положении, не шевельнувшись, шесть часов. Она бы проспала и больше, если бы Савчук, который нес вахту, скрепя сердце не разбудил ее.

11. Рамка без картины

Утром резко изменилась погода.

Путь нам преградила пурга.

В свое время я наблюдал подобные снежные заряды в Баренцевом море. Внезапно — летом и при ярком солнце — налетало снежное облако, все вокруг затягивалось мутной пеленой, и ветер начинал яростно свистеть в реях. Несколько минут корабль находился внутри облака, где падал косой мокрый снег. Потом так же внезапно мгла рассеивалась, корабль выскакивал на свет, весь блестящий от воды, будто вымытый, а заряд, уносимый ветром, мчался дальше.

Ничто, по-моему, не предвещало снежного заряда в горах Бырранга. Солнце светило вовсю. Ветра не было.

Однако нашего проводника охватило беспокойство.

— Пурга идет, — сказал Бульчу. Потом значительно добавил: — Темная пурга…

Вскоре мы увидели росомаху, которая, горбясь больше обычного, быстро пересекла узкую тропинку вдоль берега и юркнула в расщелину между скалами. Я хотел было обратиться к Бульчу с вопросом, как вдруг охотник пригнулся — над нашими головами раздалось оглушительное хлопанье крыльев. Пролетело множество птиц, целая свистящая и щебечущая туча, на мгновение закрывшая солнце. Все население этой части Бырранги искало спасения от пурги в долине реки.

Бульчу указал на небо. Оно было по-прежнему серо-голубым, но какое-то темное пятнышко поднималось из-за гор.

Нельзя было мешкать.

— Скорей в пещеру! — крикнул Савчук, увидев большое углубление под нависшей скалой. — Туда — груз и лодку!

Мы кинулись к лодке. Она была разгружена с быстротой, которая возможна только во время аврала. Рацию, аккумуляторы, тюки, ружья мы внесли в пещеру, а затем туда же волоком втащили и лодку.

Я принялся развертывать на берегу брезент, чтобы укутать аккумуляторы, как вдруг он вырвался из рук, птицей взлетел на воздух, мелькнул и исчез.

Стало очень холодно.

Пурга налетела с северо-востока. Ветер дул вдоль реки и гнал снег над ней, но небо было еще чистым. Под ногами завертелась поземка, словно встали на хвосты злые змейки, раздраженные нашим появлением. Они росли на глазах, извиваясь, вертясь, и вот уже колыхались на берегу белые столбы, упираясь вершинами в самое небо.