Читаем без скачивания Дерианур - море света - Ольга Елисеева

-- Да что вы, дедушка, -- взмолилась Резль. - Мы думали, тут никого нет.

-- А раз нет, так и красть не грешно? Это виноградник моего сына Ганса, он воюет за нашу добрую королеву! Сейчас отведу вас к господину бургомистру. Уж вам суд присудит штраф за потраву.

-- Да мы вам и так заплатим, - Франц попытался повернуться к грозному виноградарю. Ему казалось, что одного кольца с его пальца хватит, чтоб кончить недоразумение.

Но старый правдолюбец, видимо, решил до конца стоять за свое имущество.

-- Ни с места! - Крикнул он. - Живо штаны продырявлю.

Несчастному Францу пришлось повиноваться.

-- Я отведу вас в амбар, - заявил старик. - Посидите, пока не приедет господин бургомистр. Там разберемся, что вы за птицы.

Опасаясь за здоровье мужа, королева решила не спорить. Кто его знает? Сумасшедший старик, вдруг и правда пальнет? В душе очень потешаясь над воинственным виноградарем, августейшие воришки прошествовали под конвоем до амбара и были посажены под замок.

-- Что скажешь? - грустно спросил Франц, садясь на ларь и качая в воздухе ногой.

-- Пить хочется, - королева смотрела на мужа с затаенным смехом в глазах. - Вон бутылки на верхней полке.

-- Ты... ты... ты!!! - взвился добряк Франц. - Из-за тебя мы попали в эту дыру. Почему ты не сказала ему, кто мы?

-- А ты почему не сказал? - парировала женщина.

Франц смешался.

-- Я думал, ты должна первая...

Он так привык на людях уступать ей во всем.

-- Я должна! Я должна! - Резль взобралась на другой ларь и сама достала бутыль мутноватого вина. - Хоть открыть-то сам сможешь? Или мне зубы портить?

-- Дай сюда! - оскорбленный до глубины души король отобрал у нее бутылку и одним ударом по донышку выбил пробку. - Зубы! Зубы!

-- Франц, а Франц, - она подвинулась к нему. - Я тебя люблю.

-- Я тебя тоже, - сердито бросил король, отхлебнув вино, но так и не вернув жене бутылку.

-- Франц, он все равно бы нам не поверил, - жалобно взмолилась Мария-Терезия. - Что тут дурного? Подождем бургомистра. Вот смеху-то будет!

-- Потом придется в оба глядеть, чтоб этот гнусный старикашка не застрелился со страху. - заявил король таким тоном, что сразу становилось ясно: он, Франц, будет счастлив, если виноградарь пустит себе пулю в лоб. Держи. - изрядно опустошенная бутылка перекочевала в руки Марии-Терезии.

-- Что-то тут жарко, - король снял камзол и перекинул его через одну из перекладин приставной лесенки. - Там сеновал.

Женщина сразу поняла мужа. Не даром они знали друг друга с детства. Франц потянул ее за руку, и по шаткой лестнице они взобрались наверх.

-- Надеюсь, бургомистр придет не скоро.

-- Сегодня как раз такой день, когда от волшебных ягод появляются волшебные дети.

-- У нее будут золотые волосы, как у тебя, - шептал Франц, закручивая на палец тугое колечко кудрей.

-- Мы назовем ее Туанон. - вздыхала Резль. -- Туанон Златовласка. Ее жизнь будет полна приключений...

-- Опасных приключений...

-- Но все кончится хорошо...

Замок в двери тягуче заскрипел и лязгнул.

-- Че-ерт! - выдохнули оба.

Бургомистра не потребовалось. В амбар тревожной гурьбой, восклицая: "Ваше Величество! Ваше Величество!" - ввалились придворные, недавние спутники Резль и Франца. Августейшим пленникам пришлось поторопиться, чтоб привести свою одежду в порядок и вытащить солому из волос. Насмерть перепуганный старик-виноградарь был затерт у дверей.

-- Не бойся, - королева смерила его долгим насмешливым взглядом. - Я прикажу поставить у твоей межи мраморный обелиск с надписью: "Здесь в лето 1762 января 2 дня Их Величества Мария-Терезия и Франц Лотарингский были посажены под замок за воровство винограда".

Не смотря на теплый день, на монархов накинули еще по одному плащу, полагая, что пребывание в крестьянском сарае уже само по себе большое испытание. Однако Резль была довольна, она обожала приключения, которые хорошо кончаются. Ванна с тонизирующей альпийской солью, чашечка горячего шоколада, мягкое полотенце из овечьей шерсти - все это грезилось императрице-королеве на пути домой.

Однако обершталмейстер сообщил ей, что канцлер уже протоптал под дверью ее кабинета борозду в паркете. Резль оценила шутку, Кауниц действительно напоминал упитанного кабанчика с воинственно торчащими клыками и в случае надобности мог рыть копытами землю.

-- Извини, Франц, но, кажется, граф Венцель Антон нашел мне дело.

-- Ничего, -- кивнул король. - Я пойду приму ванну, прикажу готовить шоколад и буду ждать тебя в диванной.

"Почему ему всегда можно то, чего нельзя мне? -- с тоской думала императрица. - счастливый бездельник!"

Король засвистел себе под нос. "А вот и до Кауница добежали вести!" Все опять сделалось без его участия. Он сунул руки в карманы и задрал полы прогулочного камзолы вверх. Ему под пальцы попалась маленькая неспелая виноградина, упавшая, вероятно, с кисти, которую он протягивал жене. "Милая Резль, кажется, в ближайшее время тебе придется сильно попотеть. Кое-кто на театре военных действий расхотел рвать для тебя виноград, подставляясь под пули прусских огородников!"

Вчера Франц получил шифровку от Кейзерлинга. Резидент всегда слуга двух господ. У него есть официальные и неофициальные начальники, и вторых он должен успеть обслужить раньше первых, но так, чтоб первые ничего не заметили. Кейзерлинг это умел, Эстергази нет. Поэтому Франц ценил одного и презирал другого. Он еще утром до прогулки знал об измене русских и хотел, чтоб у Резль хорошенько проветрилась голова, прежде чем на нее обрушится сокрушительная новость. Он хотел, чтоб ей было весело и просил у Бога одно короткое приключение, после которого императрице все опасности мира покажутся пустяками.

Солнце чертило пятнистые узоры на дубовом паркете, день был прекрасен, а Франц-простак с чувством исполненного долга направлялся пить кофе.

Глава 4. ИМПЕРАТОР

декабрь 1761 года. Санкт-Петербург.

Длинные, болезненно-белые пальцы Питера-Ульриха ласкали красноватый лак скрипки. Семнадцать лет. Огрубевшие, почти потерявшие музыкальность руки. Теперь он мог ими гордиться. "Main gooten... Main liben... Их так раздражал твой звук, что наставник Брюммер швырнул тебя на пол. Ничего, он и меня бил головой об стенку и отнимал башмаки, а из-под полу дуло... Но теперь мы им покажем!"

Узкая, вовсе не солдатская ладонь императора легла на короб. "У нас сегодня праздник. Мы будем петь и веселиться всю ночь. Пить старое рейнское и говорить по-немецки. Боже, по-немецки! Годами, Господи, я только к тебе мог обратиться на родном языке. Даже со своими соотечественниками, которые вовсе не обязаны... через переводчика. О, как унизительно!"

Уши. Всюду уши. И ни минуты, ни с кем из близких наедине. Только с женой, с этой в конец особачившейся стервой, готовой лизать толстую задницу тетки Эльзы, только потому что так делают русские.