Читаем без скачивания Крылья - Мария Валентиновна Герус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Широкая по меркам Бренны Мостовая улица быстро привела к крепостным воротам. Сами ворота, распахнутые настежь, вмерзли в городскую грязь и, как видно, никогда не закрывались. Илка думал, что теперь они повернут к башне, но они двинулись вниз, к горбатившемуся над рекой мосту. Однако на мост тоже не пошли. Свернули в одну из скверненьких вонючих улочек, тянувшихся вдоль реки. Здесь, как догадался Илка, селились нищие беженцы, стекавшиеся в Бренну из разоренной страны. Здесь было так грязно, что Ланка сразу же завязла. Господин Лунь галантно предложил ей руку, помог взобраться на тележку. Ланка уселась на мешках, оправила юбку, улыбнулась местному парню, который моментально расплылся в ответ, а потом, быстро обернувшись через плечо, показала Илке язык. Илка стиснул зубы и с силой налег на деревянную ручку тележки. Возможно, ему показалось, но из-под роскошного воротника донесся короткий сухой смешок. Как видно, господин Лунь развлекался вовсю.
Остановились они возле дома, скорее похожего на старый лодочный сарай. Впрочем, в отличие от прочих жалких хибарок на этой улице, стены у него были толстые, еще довоенной постройки.
Провизию сгрузили на крыльцо, и хозяин тележки благополучно отбыл, то и дело оглядываясь на Ланку. Через сени в сырую заплесневелую кухню мешки таскал господин Лунь самолично. Снизошел, так сказать. Вокруг суетилась Ланка и причитала, что ему нельзя напрягаться, ссылаясь при этом на великого травника Варку. Илка же под шумок постарался сделать так, чтобы его доля груза была поменьше.
Перетаскав все, присели отдохнуть.
– И чего теперь?
Крайн, нагнувшись, потянул за ввинченное в сырой деревянный пол ржавое кольцо. С глухим чавканьем открылся забухший вход в погреб. Отчетливо запахло тухлой водой.
– Колодец? – со знанием дела спросил Илка.
– Угу.
– А почему в таком мерзком месте?
– Раньше оно таким не было.
И тут в дверь постучали. Вернее, заколотили так, что с потолка посыпалась заплесневелая труха. Ланка пискнула. Илка молча смотрел на крайна. Тот встал, надел шапку, надвинул пониже.
– Так. Сейчас все скинете вниз. Потом сами прыгнете.
– А ключ?
– Я уже открыл. Даму столкнешь лично. Если с ней что случится – шкуру спущу.
Илка, оскорбленный до кончиков ногтей, хотел сказать в ответ какую-нибудь гадость, но крайн уже был в сенях.
– Чем обязан? – послышался оттуда его донельзя надменный голос.
– Бу-бу-бу, – донеслось в ответ с улицы, – городской старшина, бу-бу-бу, срочно требует… бу-бу-бу.
– На каком основании?
– Ничего не известно… бу-бу-бу… приказано доставить.
– Хорошо. Идемте.
Ланка ахнула и, кажется, собралась завизжать. Илка быстренько заткнул ей рот и для верности спихнул в погреб. Возиться с мешками опять пришлось самому. Потом Ланка утверждала, что они, все как один, сыпались ей на голову. Выход из колодца оказался еще более мерзким, чем вход. Крохотная площадка, покрытая липким глубоким снегом и со всех сторон окруженная скалами. Зрелище откровенно пугало, несмотря на то что медленно надвигающиеся сумерки милосердно скрыли многие неприглядные подробности. В довершение картины ужаса и запустения из ближайшей расселины вынырнул белый призрак. Седые волосы, встопорщенные ледяным ветром, стояли дыбом, саван бился на ветру, рвался с костлявых плеч.
– Ага, – заорал он Варкиным голосом, изо всех сил стараясь перекричать ветер и поплотнее кутаясь в белое покрывало, – вернулись! Я уже целый час жду… Замерз как собака. А где господин Лунь?
* * *
– Где он?
– Да кто ж его знает.
– А кто должен знать? Вас послали за ним. Так?
– Так.
– Приказано было обращаться вежливо. Так?
– Да мы чё… мы ж не били… пальцем не тронули… черных слов не говорили… Только и сказали: городской старшина, мол, требует к себе, приказано, мол, доставить.
– Великолепно! Молодцы! Значит, вы сказали ему, что я требую… И что я приказал доставить.
– А чё такого-то. Мы ж ему не угрожали… рук не крутили… Сам пошел. Спокойно так. Благородные господа, они обычно орут, за оружие хватаются… А этот – нет. Только вот…
– Ну-ну, договаривай…
– Возле моста он вроде хотел в другую сторону повернуть. Ну, я его попридержал маленько, за локоток, чтобы это… наверх… к воротам.
– И что же? Как здоровье?
– Думал, помру на месте. Очнулся в луже, руки не чувствую, в глазах муть зеленая, во рту как будто табун прошел.
– Тебе, друг мой, повезло, что ты все-таки очнулся. Ну, рука, может, и отсохнет. Так это тебе наука. Думать будешь, прежде чем к таким, как он, свои грязные лапы протягивать. Ну а ты что скажешь, милейший?
– Дык чё… я чё… я впереди шел, слышу, Парфен говорит, мол, давай направо… повернулся, чтоб того… ну… пособить… чтоб он… это… не убег.
– Пособил?
– Не… не успел… во… вся морда на сторону.
– М-да. Хорош.
– Чё ж вы не предупредили, что он опасный? Удар злой… и рука тяжелая… Благородные господа так не дерутся.
– Весьма возможно. Так куда он делся?
– Ну… он врезал, я с копыт, а он бегом на мост, я за ним, да где там, на самом горбу, на середке вскочил на перила и того… прыгнул! Только плащ мелькнул.
– И что?
– И все. Пропал. Мы потом ходили глядеть. На льду – никого. И следов никаких. Улетел он, что ли?
– Улетел… Умнейшая женщина госпожа Амелия, ее бы на мое место. Убирайтесь. Вон с глаз моих. Лечиться в «холодной» будете. Недельку отдохнете, а там посмотрим.
Городской старшина приречного города Бренны тяжело повернулся и, шаркая ногами в мягких разношенных сапогах, побрел к лестнице. Напрасно он не перенес кабинет вниз. Давно пора. Лестница казалась бесконечной. Раз пять отдыхал, пока поднялся, и все равно дышал как загнанная лошадь. В кабинете он тут же направился к любимому креслу, всегда стоявшему возле окна. Слабеющей рукой толкнул высокие створки и замер, жадно вдыхая ледяной ветер.
С ратушной башни была видна вся Бренна. Грязный, неразумный, бестолково построенный город, не желавший успокаиваться даже на ночь. Его дитя, его семья, его жизнь. Почти двадцать лет он несет этот город на руках как капризного ребенка. Худо ли, хорошо ли, но Бренна живет почти как при крайнах, несмотря на толпы беженцев, прибывающих с юга, на вконец обнаглевшее городское ворье, на погрязший во взятках городской совет. Однако сейчас за рекой ворочалась, нависала над городом угроза пострашнее беженцев.
Старый дурак. Как можно было отправлять на такое дело дуботолков из городской стражи? Не поверил… Если бы поверил,