Читаем без скачивания Семь недель до рассвета - Светозар Александрович Барченко

— Ты погляди, Комок, — волчьи! — авторитетно сказал Иван, и Славка сразу же ему поверил, хотя, по правде сказать, сначала он подумал, что такие следы вполне могла бы оставить и обыкновенная базарная дворняга. Ничего в них волчьего как будто бы не было, а просто — следы как следы.

Ребята пригнулись к земле, рассматривая, как теперь уже казалось им обоим, и в самом деле какие-то необычные, подозрительные какие-то отпечатки когтистых лап.

И тут издалека, с другого конца улицы, донесся к ним глуховатый рокот мотоцикла, который, впрочем, вскоре затих. Потом ребята услыхали поспешные, бухающие шаги, невнятные голоса и приближающееся металлическое цоканье подкованной обуви уже на выложенной кирпичами дорожке, ведущей к крыльцу дома.

Оскальзываясь на мокрых ступеньках, едва не съезжая по ним на задницах, Иван и Славка шустро скатились в погреб.

— Ось туточки!.. Ось тут!.. Я ж сама бачыла! — визгливо захлебывалась наверху какая-то тетка.

Из погребной темноты ребятам был виден торец дома, глухая серая его стена, и прислоненная к ней лестница, упершаяся в кирпичный карниз под чердачной дверью.

Славка решил сперва, что крикливая эта тетка заметила, должно быть, как они входили в дом. Ну, конечно, заметила! Она и потом украдкой подглядывала за ними, а сейчас приведет тех, металлически топавших людей к погребу — и тогда уже никуда от них не денешься, придется отсюда вылезать…

— Эгэй! Хто тут е? — громко выкрикнул невидимый мужчина и добавил с угрозой: — Выходьтэ, по-доброму вам кажу, бо зараз стрэляты буду!..

Но никто не вышел из дому и не откликнулся на предложение мужчины, который немного погодя матерно выругался и передернул винтовочный затвор.

Славка почувствовал, как неживой подземельный холод начинает накатывать на него, поднимается от омертвелых кончиков пальцев на ногах к самой макушке. Волосы на его голове жестко зашевелились, во рту пересохло, а все тело вдруг словно бы утратило вес и сделалось ватным.

Он взглянул сбоку на побледневшего Ивана, у которого, вроде бы в какой-то болезненной усмешечке, кривились дрожащие губы, и, трудно ворочая одеревенелым, непослушным своим языком, еле слышно проговорил:

— А может, выйдем наверх?.. Слышь, Иван?.. Может, нам лучше сразу выйти?.. А?..

— Да заткнись ты, гад!.. — тихо выдохнул Иван, все так же кривясь в болезненной той усмешечке, однако с такой мрачной злобою в голосе, что Славка невольно отшатнулся от него и оторопел. — Они же не за нами пришли, дурак!.. Еще разок пикнешь — задавлю, как собаку!..

И только после этих грубых и страшных Ивановых слов он как будто бы очнулся. Лишь теперь Славка наконец-то сообразил, что тетка действительно привела этих людей не за ними, а за кем-то другим. Должно быть, кто-то еще раньше их пришел сюда и сейчас прячется где-то в доме. Ведь и визгливая та тетка, и мужчина с винтовкой, и те, в подкованной обуви, покуда не подходили к погребу, а по-прежнему торчали за углом, у крыльца.

Потом ребята услыхали, как в доме хлопнула дверь, как ходили там, внутри, по скрипучим половицам, как громко переговаривались, с дребезгом открывали окна и, наверное, высовывались наружу какие-то люди. Затем в доме опять все стихло. Вероятно, люди выбрались на улицу и вновь столпились на дорожке.

— Ни, нэма там никого, — с явным сожалением протянул мужчина, который клацал винтовочным затвором. — Мабуть, вжэ дэсь втик. Ото ж така падлюка!..

— Та вин жэ на гори ховается! — услужливо подсказала визгливая тетка. — Вы щэ ж на гори нэ дывылыся… Вы його там пошукайтэ…

— А мы ось зараз и пошукаемо! — с угрожающей веселостью пообещал мужчина.

Грохнул выстрел, за ним — второй…

Славка подался ближе к Ивану, ухватился за его рукав. Ребята напряженно уставились вверх, со страхом ожидая, когда дойдет очередь до осмотра погреба, и все же надеясь, что эти люди не догадаются заглянуть в погреб, а перестанут стрелять и уйдут.

Но вдруг чердачная дверь дрогнула, приоткрылась, и в образовавшуюся щель высунулась всклокоченная седая старческая голова.

Седой этот человек, медленно ворочая головой, мутно огляделся по сторонам, потом на миг исчез за дверью, но тут же снова вылез на карачках, спиною вперед, нащупал драным ботинком первую перекладину и принялся спускаться по лестнице, неуклюже горбатясь и вяло переставляя подгибающиеся, нетвердые ноги.

Старик, по-видимому, был только что ранен, потому что одною рукой он зажимал бок, а из-под синеватых, скрюченных его пальцев, с черными дужками длинных ногтей, сочилась кровь. Не добравшись и до половины лестницы, он покачнулся, хватая рукой воздух, а затем сорвался с перекладины и без звука, мешком, свалился на землю.

Позабыв обо всем, ребята уже были готовы ринуться к нему на помощь, но из-за угла дома, хищно пригибаясь, выскочил мужчина с винтовкой. Он с ходу вскинул приклад к плечу, однако не выстрелил, а неспешно опустил оружие, сделал еще несколько шагов и остановился над стариком, опираясь на винтовку, как на палку.

Следом за мужчиной показались два немецких солдата с автоматами. Немцы подходили осторожно, плотно прижимая к животам согнутыми в локтях руками выставленные вперед черные свои автоматы. Подошедший первым солдат, поведя стволом автомата, молча отстранил мужчину, приблизился к скорчившемуся на земле старику, потолкал его носком сапога, затем, упершись посильнее, перевернул обмякшее тело на спину и утвердительно произнес:

— Алес, капут… Дас ист юде… партизанен…

Сказав еще что-то вполголоса мужчине с винтовкой, он достал пачку сигарет. Напарник его тоже потянулся за сигаретами. Чиркнув зажигалками, немцы закурили, изредка обмениваясь какими-то замечаниями, посматривая вниз, на распростертого человека, и чему-то посмеиваясь.

Докурив сигарету, подошедший первым немец щелчком отшвырнул брызнувший искрами окурок и с задумчивым видом лениво направился к погребу.

У Славки подкосились ноги, и, чтобы не упасть, он привалился плечами к сырой стене. А Иван лишь дернул вытянутой шеей, сглатывая набежавшую слюну, покрепче стиснул зубы и весь напрягся, задержав дыхание.

Солдат подступил к открытой двери вплотную, не заглядывая внутрь погреба, повернулся боком к ребятам, расстегнул штаны и спокойно зажурчал, блаженно жмурясь и негромко насвистывая. Немец журчал долго, и тоненький пенный ручеек, скатываясь со ступеньки на ступеньку, успел достичь босых ног затаившегося Славки. Под оледеневшими пальцами его стало тепло, но Славка не смел даже пошевельнуться, переступить с ноги на ногу, а не то чтобы отодвинуться в сторонку.

Наконец облегчившись, солдат сплюнул, поддернул застегнутые штаны и с такою же задумчивой ленцой, не торопясь, прошел мимо дома прямо к ведущей на улицу выложенной кирпичами дорожке.

Дожидавшийся солдата мужчина закинул винтовку за спину, крякнув, наклонился, подхватил мертвого старика под мышки и, пятясь и оглядываясь, поволок