Читаем без скачивания Дракон на краю света - Кристофер Раули

По реке в дальний конец города пошли лодки. Оттуда тоже идет подкрепление. Довольно скоро жителей соберется с сотню, а то и больше, вот тогда уж они перейдут в наступление.

Из переулка Лентяев донеслись новые крики – там жила мамаша Ханек с дочерями. Некоторые бросились было на помощь, но их отговорили. Лучше не отходить от главной группы. Они не должны разделяться, иначе их перебьют. Для них важно сейчас держаться вместе и присоединять новые силы. Мамаша Ханек – настоящая язва, а ее дочери слишком дорого обходятся жителям Язма. Кто-то пошутил, что ей стоит только позволить своим дочерям вцепиться в арду, и все будет в порядке: арду вымрут от сифилиса!

И никто не заметил, как Базил выскользнул из тени торгового дома рядом со складом Панглера. Дракон широко шагнул вперед и поднял Экатор.

Совсем неожиданно оказался он перед защитниками, башней нависнув над всеми ними. При его появлении мужчины закричали. Меч мелькнул, описав в воздухе багровую арку, и во мгновение ока из шести человек, стоявших впереди, осталось двое.

Вот это и вправду было невероятно: кошмар из кошмаров, гигантский кебболд из леса разгуливает по городу! Экатор снова и снова, рассекая со свистом воздух, опускался на головы людей.

Ясуб догадался нырнуть в склад. Остальные уцелевшие разбежались в беспорядке. Арду бросились за ними в погоню, резко вскрикивая что-то на своем языке, словно лая по-собачьи, и размахивая тяжелыми дубинами.

Разбитые на маленькие группки или поодиночке, мужчины были выловлены и перебиты. Дубинки опускались на головы, мечи вспарывали животы. Арду питали страшную ненависть к работорговцам. В руках арду никто не жил долго.

И вскоре Язм и его жителей поглотил огонь, а то, что гореть не могло, было разломано и брошено в реку.

Мясник Ясуб с парой корабельщиков спаслись в реке. Они столкнули бревно в воду и, придерживаясь за него, уплыли вдоль берега, гребя с такой скоростью, словно ад наступал им на пятки.

   Глава    

тридцать четвертая

елкин проснулся от ужаса. Голоса снова звали его, туманные голоса теперь приходили во сне все чаще и чаще, спать становилось опасно. Они чего-то хотели от юноши, но вот чего – понять он не мог. Их зов походил на удаленное жужжание металлического гнуса, летящего через туманный луг. Но он не мог разобрать слов.

Была еще глубокая ночь. Серебристый лунный свет падал сквозь дверной проем на изящные линии тела Ферлы. Дыхание ее было легким. Ее длинные волосы, перехваченные цветочным венком, разметались по подушке.

Дыхание ее было единственным звуком, нарушавшим тишину комнаты. Лоб и спина Релкина покрылись потом. Он откинулся на подушку и охнул. Нос его зачесался, и теперь нужно было пересиливать желание его почесать. Нос еще не зажил, и любое прикосновение к нему вызывало лишь большую чесотку да к тому же могло сильно навредить.

Обычно Релкин просто хотел Ферлу. Когда бы его взгляд ни падал на девушку, он желал ее. И так продолжалось день за днем. Время потеряло свою значимость. Он спал, ел, занимался любовью с Ферлой – и это все.

Но теперь, снова взволнованный этими тоненькими металлическими голосками, зовущими его сквозь туман, он остался холодным, не возбудившись немедленно при виде прекрасных рук и бедер Ферлы. Он ненавидел это неопределенное настойчивое давление на его разум. Голоса хотели, чтобы он выслушал их. Юноша раздраженно потряс головой. Зачем им нужно звать его? Почему они не оставят его в покое?

Релкин поднялся с постели и вышел на балкон, нависший над гротом. Луны уже клонились к горизонту, черты Мот Пулка размывались на их поверхностях. Релкин чувствовал себя сейчас таким же разбитым на части, как это лунное лицо.

Он уже не был уверен, что знает, кто он такой и чего хочет от жизни. Планы и мечты казались такими далекими. Да и кроме того, жизнь никогда не была еще такой райской. У него были пища, и вода, и Ферла. Что еще нужно? И все же изводящие вопросы поднялись откуда-то из глубин, где еще сохранялось его сознание.

Что он тут делает? Чего хочет от него эльфийский лорд? И где находится это место, этот сверхгедонический грот? Ответов не было, и чем дальше, тем меньше хотел он их получить. Он утратил нужду в знании чего-либо. Все, что имело смысл, – это Ферла и пища; или иногда – пища и Ферла. Для питья у них была кристально чистая вода родника. Пищей им служили фрукты и плоды, что Ферла приносила из леса и готовила затем самым примитивным образом.

Релкин гулял в основном по холмам над гротом. Иногда он упражнял мускулы, чтобы не потерять форму. А иногда, особенно после сытной трапезы, он просто сидел в павильоне, пока не приходила Ферла и не уводила его в постель.

Релкин не был новичком в искусстве любви. Еще с того лета в Урдхе, когда они были любовниками с Миренсвой Зудеина, принцессой Урдха. Они жили вдвоем весь этот сумасшедший период осады Урдха. Он многому научился у Миренсвы. А с его возлюбленной Эйлсой, дочерью Ранара, у них была совсем другая любовь – такая чистая и уравновешенная, что он не вынес бы мыслей о ней теперь.

Но с Ферлой он попадал в такой океан чувств! С Ферлой он как будто топил весь мир в гладких водах забвения.

В это время он не мог думать ни об Эйлсе, ни о некоем кожистоспинном драконе с легендарной репутацией и волшебным мечом. С Ферлой он вообще мог думать только о Ферле и о физическом удовольствии. Чувство вины и потери, растерянность и страх, даже таинственные далекие голоса – все таяло в жаре Ферлы.

Он хотел Ферлу всегда: когда она выходила из леса, когда она ела плоды и фрукты, когда она, смеясь, рвала на себе одежду, сплетенную из цветов, и прыгала в теплую воду.

В остальное время он сидел бездумно и просто смотрел, как она переплетает стебельки цветов или режет тонкими ломтиками плоды для завтрака. Ее движения, ее плечи, груди и ягодицы – все было полно легкой чувственной грации, настолько совершенной, что она лежала за пределами человеческого понимания. Она редко говорила, но когда все же открывала рот, голос ее всегда был легок и мягок, иногда исполнен страсти, иногда – звенящего смеха.

Больше они, однако, молчали. Слова были излишни.

Релкин оперся на перила балкона. Грот под ним лежал во тьме, но деревья на холме еще серебрились в лунном свете. Юноша больше ни о чем не думал. Страхи, принесенные сном, растаяли; пот остыл и высох. Он бездумно смотрел во тьму. Он был вычерпан, эмоционально пуст.

И в этот момент пришло чувство, как будто кто-то стучится в дверь в центре его сознания. Он сморгнул, но даже не попытался осмыслить происходящее. И тут словно расплавленный металл пробежал по его телу, даже запахло горелым. Образ бесформенного сияющего существа возник в его мозгу. Оно росло и обретало плотность.