Читаем без скачивания Стихотворения и поэмы - Михаил Луконин

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОЭМА В ПОЭМЕ

Шли в глубь степей                                    по цареву указулевобережьем,                              страдая без воды.Скучно тут                     зоркому русскому глазу,да надо!Селился заслон от Орды.Соляная дорога!                                Для всей России,для дома каждого и очагапо этой дороге соль возилиот Эльтона и Баскунчака.Давно отшумели года боевые,давно уж отхлынула темная тать.Но стали тут                      поколенья живыевсё глубже и глубжев землю врастать.Были когда-то указы именные,но давно уже землю                                  разодрали в клочкиДенисовы,                  Панечкины,                                           Степные,Баженов —                сперва еще так, кулачки.Для них оказалось,                                 что и голь — не обуза,иди по найму из года в год.Не было слаще быковских арбузов,нигде так земля не давала доход.Быковский арбуз —                                   полосатое чадо!Попробуй одною рукой удержи.Лопнет,               раскрыв заревую прохладу,издалека только                                 нож покажи!Денисовы и зерна в землю метали:поближе — арбузы,                                  пшеница — в глуби,на третью весну меняли местами,сушь ли,               голод —лопатой греби!Сами надрывались в страдную пору,голь нанимали,                          держали в горсти.Хищные, жадные лезли в гору.Рубль идет!Успевай грести!Только Баженов                           да Степной, пожалуй,могли помериться, шли в расчет.Да еще Ковылин —                              не камень лежалый!Любой норовит тебя слопать, черт!Панечкин —                     этот землей похлеще,но нету коммерции —                                         кишка тонка.Живет в Петербурге, степной помещик!Спохватится. Скупим.                                   Живи пока.А этот, Стрыгин, —                                 и откуда их носит? —тоже лезет, совсем старичок,скот пригнал, а выгоны просит.Со временем — к ногтю,                                           а пока — молчок!..Так и следят друг за другом, волки.Главный — Денисов:                                     «Эй, сторонись!..»Служат обедни матушке-Волге,баржи гонят и вверх и вниз.Один другому ребятишек крестит,целуются на свадьбах:                                         «Милый, кум!»Пьют, обнимаются — честь по чести…Ночью            пылают                             от жадных дум.

Январь               восемьсот девяносто шестого.За тюремной решеткой не спит человек.Он ходит по камере,                                   снова                                                 и сноваобдумывает подступающий век.«Тюрьма?! —                    он по стенке постукал лукаво.Да, есть неудобства…                                   Но время не ждет.Работать! Работать!                                    Нет у нас правана передышку.                          Схватка грядет!»Волна нарастает, не знавшая спячки,крепчает.                 Задача ясней и сложней.Гудят по стране забастовки, и стачкивсё яростней,                           определенней,                                                         дружней.Рабочим необходима учеба,склонились над книгой чубатые лбы.Объединились,                           как первая проба,кружки в Петербурге                                    «Союзом борьбы».«Работать!»                               Ну что там тюремные стены,он видит Россию,                              людские сердца.Видны ему, как никому, перемены,он видит,                     как крепнет начало конца.Он видел:                  орел пошатнулся двуглавый,и Зимний уже на себя-не похож,и коридор                 канцелярии главной —Невский —                   почувствовал нервную дрожь.Он видит:от фабрики Торнтона                                          ширеволна забастовок идет по стране.Союзы возникли                                в Москве и в Сибири,в Ростове,                       Киеве,                                        Костроме.Сквозь стены                             видна ему Волга родная,он мысленно видит с симбирской горы,как, землю и труд под себя подминая,идет капитал,                         молодой до поры.Поволжье —кулацкие цепкие пальцына горле бесправной, босой бедноты,пустые мешки безземельных скитальцев,детишек сведенные голодом рты.К Самаре,                 к Саратову —                                           ниже по Волге, —всё дальше,                       к Царицыну мысль повела.Всё ходити взглядом внимательным, долгимглядит он под крыши                                      Быкова села.Денисова видит под крышей амбара:Ефим не нахвалится                                       сметкой своей,пока что не знает,                                   слепой от угара,что кризис                    идет                               на степных королей!..Сквозь крыши,                           покрытые жгутником редким,он видит                     горящие гневом глаза.Он видит:                  в избе у Бабаева Федькив потемках                    потрескивает гроза.Присядь и молчи,                                  самокруткой согрейся.Листовка советует,                                   кличет,                                                  зовет!Всегда,               проходя из Царицына рейсом,механик Варламов                              их Федьке сдает.Он видит:                 склонились,                                         читают средь ночиМазуров,                  Бабаев,                                   Степан Дремлюга,волнует их                     верное слово рабочих.Он видит товарищей.Видит врага.На Невском                        уже фонари погасили,он вел карандашный отточенный клин:«Развитие                  капитализма                                        в России».Подумав, добавил:«Владимир Ильин».

На юге России к рассматриваемому виду торгового земледелия относится также промышленное бахчеводство… Возникло это производство в селе Быкове (Царевского уезда Астраханской губ.) в конце 60-х и начале 70-х годов… Лихорадочное расширение посевов повело; наконец, в 1896 году к перепроизводству и кризису, которые окончательно санкционировали капиталистический характер данной отрасли торгового земледелия. Цены на арбузы пали до того, что не окупали провоза по ж. д. Арбузы бросали на бахчах, не собирая их.

Он вышел на крыльцо,                                      Ефим Денисов,кленовую опору сжал в руке.Осенний ветер,налетая снизу,валы крутые                        гонит по реке.Шагнул Ефим.                         Сын юркнул под рукою,влетело шестилетнему Кузьме.Шел через двор,                             захваченный тоскою.Сороки дружно цокали — к зиме.Всё тут его —от домадо амбара,от крыши до соломинки —                                                   его.Из нищеты,из низа              лез недаром, —в наследство не давалось ничего.Прошел базы                        и стал над волжской кручей,любил он волн блескучую игру.Широкоплечий,                         хитрый                                          и могучий, —так он стоял                     без шапки                                         на ветру.Тугие брови сдвинуло тревогой,огонь плясал                       в косых его глазах,наверно,                 где-то в тьме годов далекойсроднился с ним татарин иль казах.Глядел, как Волга бурей забелела,опять подумал:                        «Волга подвела!Арбузы на плетях —                                    пропало дело, —передохнул,                     сжал пальцы добела.

Развелись, хапуги,сеют,            продают.Вон по всей округехамы гнезда вьют!Вот и цену сбили,каждый вроде туз!По двое плодилисьна один арбуз.Не прощу обиды,постоять могу.Подождите, гниды,всех           согну в дугу!К Петербургу двину,у других скуплю,сдам наполовину,но не уступлю.Погоню на бахчуголь и татарвуи своих              в придачув поте надорву!Выйду крупным риском,наверх поплыву — к Рыбинску,                    к Симбирскуа не то              в Москву.Всех скручу!Пойдетев чем жива душа…»

Белеют волны брызгами на взлете.Стоял Денисов,                            тяжело дыша.Рвал ветер космы,                                с головы сгребая,бросал песок в пучину кутерьмы,и, сам              в пучине Волги                                        погибая,назад,                к базарам,                                        зачесывал дымы,как будто он                        тянул село Быковоза волосы                      на гибель за собой.На берегу столпились бестолководома, домишки — плотною гурьбой,но их держала степь:                                          попробуй сдерни,уже им не страшны теперь ветра.На много верст,                               осев,пуская корни,шли в глубь степей                                  Быковы. Хутора.

В конце февраля отпустила погода,снег на Волге искрится,                                             аж режет глаза.Опять зарекрутнивают много-народа,через Волгу                     на Царицын                                             потянулись воза.Криком исходят                              быковские бабы,заламывая руки, пугают коней,падают бессильно в снеговые ухабы,ползут,             держась за копылы саней,А тут еще трахома                              на каждом человеке,у докторской избы                                   под конвоем ждут,когда,             им отвернув красномясые веки,ляписом и купоросом их обожгут.«Надо бы полегче:                               гольтепа что порох,огнем угрожает военный крах!..»Каждое движение,                                    каждый шорохв душе у Ефима рождает страх.Панечкин дождался:                                    прошлись по амбарам,разграбили что можно,                                        грозили огнем.Степной и Баженов выделили даром:«Прими, народ!..»(«А потом вернем!»)

А вчера на зорьке ахнуло Быково:стражники спешились на Столбовой.И стало непривычно тревожно и ново —и покатился по улицам стон и вой,И вслед за рекрутскими                                            ледовой тропкойсегодня двинулся в дальний путьвозок с Мазуровым                                     и Дремлюгой Степкой,так окровавлены, что страшно взглянуть.Долго Кузьма бежал за ним с обрыва,валенки в сугробах черпали снег,бежал, задыхался, дыша торопливо,домой повернул,                              ускоряя бег.Во двор,                на крыльцо                                       и в горницу с крикомвлетел               и чужого не заметил от слез.«Тятя,          скорей,                       догони,                                     верни-ка!Гаврилу куда-то солдат повез!..»— «Кого?» —                   остановил незнакомый голос.Кузьма столкнулся взглядом с мясистым лицом.Оперев на шашку ус, похожий на колос,урядник за столом                                   восседал с отцом.«Какой Гаврила, а? Не Мазуров ли это?»Ефим махнул рукой в бородавках колец:«Поденщиком работал у меня три лета,Кузьку к себе привязал,                                              подлец!»Плакал Кузьма, ни на кого не глядя.«Цыть, сопляк!Ума еще нет».Урядник рассмеялся:                                   «Вот тебе и дядя!Сколько мальчонке?»                                    — «Четырнадцать лет».Звякают стаканы.                               «Кузька, вот что:ну-ка быстро тулуп надень,сбегай моментом,                                     что она там, почта,газеты не приносят четвертый день!..»Лбами соткнулись, оборвали песни…«Где? —                рычит урядник. —                                        Быть не могёт!Читай!..»Кузьма прислушался.«Царицынский вестник».Февраль. Двадцать третье. Пятый год.

«Забастовка. Совершенно неожиданно 14 февраля на французском заводе рабочие в количестве 3000 человек объявили администрации забастовку. По требованию, рабочих были остановлены машины и выпущен из паровиков пар. 16 февраля забастовали рабочие на мукомольной мельнице Гергардт, на чугунолитейном заводе Гардиена и Валлос, в механической мастерской братьев Нобель, на механических заводах Грабилина и Серебрякова. 18 февраля к забастовщикам присоединились все лесопильные заводы, типографии и часть пекарен. Происходили большие сборища рабочих на улицах. В этот же день в царицынском затоне прекратили работу рабочие, имеющие отношение к ремонту судов.