Читаем без скачивания Потоп. Том 1 - Генрик Сенкевич

— Собирайся, пан, в дорогу! — крикнул маленький рыцарь. — Как только лошади отдохнут, мы тотчас тронемся в путь. Слишком близко отсюда Кейданы, а Радзивилл уже, наверно, туда вернулся.

— Ладно! — сказал шляхтич. И вышел из покоя.

Через минуту раздался его пронзительный крик. Рыцари бросились на его голос, не понимая, что могло случиться, прибежали слуги со свечами; все они увидели мечника с Оленькой на руках, которую он нашел лежащей без памяти на полу.

Володыёвский подбежал, чтобы помочь старику, и они вдвоем уложили девушку, не подававшую признаков жизни, на софу. Стали приводить в чувство. Прибежала старая ключница с сердечными каплями, и девушка открыла наконец глаза.

— Вам тут делать нечего, — сказала рыцарям старуха. — Ступайте в тот покой, а мы уж тут сами справимся.

Мечник увел гостей.

— Лучше бы этого не было, — говорил обеспокоенный хозяин. — Вы могли забрать с собой этого несчастного и пристрелить его не у меня, а где-нибудь по дороге. Как же теперь ехать, как бежать, когда девушка еле жива? Того и гляди совсем расхворается.

— Так уж оно сталось, — сказал Володыёвский. — Усадим панну в карету, потому что бежать вам надо непременно, ведь месть Радзивилла никого не щадит.

— Может статься, и панна скоро придет в себя? — заметил Ян Скшетуский.

— Удобная карета готова и уже запряжена, Кмициц ее привез с собою, — сказал Володыёвский. — Поди, пан мечник, скажи панне Александре, как обстоит дело, и про то скажи ей, что медлить нельзя, пусть соберется с силами. Нам непременно надо уехать, а то к утру сюда могут нагрянуть радзивилловцы.

— Это верно! — промолвил мечник. — Пойду скажу ей!

Он вышел и через некоторое время вернулся с Оленькой, которая не только успела оправиться, но была уже одета в дорогу. Только лицо ее пылало, и глаза лихорадочно блестели.

— Едем, едем! — повторила она, войдя в покой.

Володыёвский на минуту вышел в сени, чтобы послать людей за каретой, а когда он вернулся, все стали собираться в дорогу.

Спустя четверть часа за окнами раздался стук колес и конский топот по булыжникам, которыми был вымощен двор у крыльца.

— Едем! — сказала Оленька.

— В путь! — воскликнули офицеры.

Внезапно дверь распахнулась настежь, и Заглоба, как бомба, влетел в комнату.

— Я остановил расстрел! — крикнул он.

Оленька мгновенно побелела как стена, казалось, она снова упадет без чувств; однако никто этого не заметил, все взоры были обращены на Заглобу, который пыхтел, как кит, силясь перевести дух.

— Ты, пан, остановил казнь? — с удивлением спросил Володыёвский. — Это почему же?

— Почему?.. Дай дух перевести… А потому, что, не будь этого Кмицица, не будь этого достойного кавалера, все мы, присутствующие здесь, висели бы со вспоротым брюхом на кейданских деревьях! Уф!.. Мы хотели убить нашего благодетеля! Уф!..

— Как так? — крикнули все хором.

— Как так? А вот прочитайте это письмо, в нем вы найдете ответ.

С этими словами Заглоба протянул Володыёвскому письмо; тот стал читать, поминутно прерывая чтение и поглядывая на товарищей: это было то самое письмо, в котором Радзивилл с горечью упрекал Кмицица за то, что по настойчивому его заступничеству он не казнил их в Кейданах.

— Ну как? — всякий раз повторял в перерыве Заглоба.

В конце письма Радзивилл, как известно, приказывал привезти в Кейданы мечника и Оленьку. Пан Анджей, видно, потому и имел при себе это письмо, что хотел, если понадобится, показать его мечнику; однако дело до этого не дошло.

Не оставалось ни тени сомнения, что, не будь Кмицица, оба Скшетуские, Володыёвский и Заглоба были бы безо всякой пощады убиты в Кейданах сразу же после заключения известного договора с Понтусом де ла Гарди.

— Друзья, — сказал Заглоба, — если вы и теперь прикажете его расстрелять, клянусь богом, брошу вас, знать вас тогда не хочу!

— Об этом и разговору нет, — ответил Володыёвский.

— Ах! — воскликнул Скшетуский, хватаясь за голову. — Какое счастье, что отец не стал возвращаться к нам с письмом, а прочитал его тут же на месте.

— Ты, пан, видно, в темя не колочен! — воскликнул Мирский.

— Ну, каково! — воскликнул Заглоба. — Всяк на моем месте первым делом бросился бы к вам читать письмо, а молодцу тем временем набили бы голову свинцом. Но когда мне принесли бумагу, которую нашли при нем, меня будто осенило, да и очень я от природы любопытен. Двое солдат с фонарями шли впереди и уж были на лугу. Я им и говорю: «А ну-ка посветите мне, погляжу я, что тут написано…» И давай читать. Верите, в глазах у меня потемнело, будто кто по лысине кулаком меня ахнул. «Ради Христа, говорю, пан кавалер, да почему же ты не показал это письмо?» А он мне на это: «Не захотел!» Такой дьявол гордый даже в минуту смерти. Ну, бросился я к нему на шею и давай его обнимать! «Голубчик! — говорю. — Да когда бы не ты, давно бы нас воронье сглодало!» Велел его назад вести, а сам чуть коня не загнал, чтобы вам поскорее все рассказать! Уф!..

— Удивительный человек, видно, в нем одинаково что добра, что худа, — сказал Станислав Скшетуский. — Если бы такие не захотели…

Но не успел он кончить, как дверь распахнулась, и солдаты ввели Кмицица.

— Ты свободен, пан кавалер, — обратился к пану Анджею Володыёвский, — и покуда мы живы, ни один из нас не посягнет на твою жизнь. Какой же отчаянный ты человек, что сразу не показал нам это письмо! Мы бы тебя не стали трогать! — Затем он обратился к солдатам: — Ступайте, всем садиться на конь!

Солдаты ушли, и пан Анджей остался один посреди покоя. Лицо его было спокойно, но мрачно; не без кичливости смотрел он на стоявших перед ним офицеров.

— Ты свободен! — повторил Володыёвский. — Можешь идти куда хочешь, даже к Радзивиллу воротиться, хоть и больно нам смотреть на благородного рыцаря, который помогает изменнику против отчизны.

— Ты, пан, прежде хорошенько подумай, — ответил Кмициц, — заранее предупреждаю, что ворочусь я только к Радзивиллу!

— Чтоб его гром убил, этого кейданского тирана! — воскликнул Заглоба. — Присоединяйся ты лучше к нам. Будешь нам товарищем и любезным другом, а родина-мать простит тебе твои вины!

— Ни за что! — с силою сказал Кмициц. — Бог рассудит, кто вернее служит отчизне, вы ли, начиная на свой страх смуту, я ли, служа господину, который один только может спасти несчастную Речь Посполитую. Идите вы своей дорогой, я пойду своей! Не время наставлять вас на путь истинный, да и напрасный был бы это труд; но от всей души говорю вам: это вы губите отчизну, это вы преграждаете ей путь ко спасению. Я не назову вас изменниками, ибо знаю, что намерения у вас благородные, но что же получается: отчизна тонет, Радзивилл протягивает ей руку, а вы мечами колете эту руку и в ослеплении почитаете изменниками и его, и всех тех, кто становится на его сторону.

— Ей-богу! — воскликнул Заглоба. — Когда бы я не видел, как смело ты шел на смерть, я бы подумал, что ум у тебя от страха помутился. Кому ты присягал на верность: Радзивиллу или Яну Казимиру? Швеции или Речи Посполитой? Совсем ты ум потерял!

— Я знал, что напрасный это труд наставлять вас! Будьте здоровы!

— Погоди! — сказал Заглоба. — Дело ведь важное. Скажи мне, пан кавалер, не обещал ли тебе Радзивилл пощадить нас, когда ты просил его об этом в Кейданах?

— Обещал! — ответил Кмициц. — Вы на время войны должны были остаться в Биржах.

— Так погляди же, каков он, твой Радзивилл, который предает не только отчизну, не только короля, но и собственных слуг. Вот письмо к биржанскому коменданту, я нашел его у офицера, который командовал конвоем. Читай!

С этими словами Заглоба протянул Кмицицу письмо гетмана. Тот взял его и стал пробегать глазами: по мере того как он читал, краска стыда за своего вождя все сильнее бросалась ему в лицо. Внезапно он смял письмо и бросил наземь.

— Будьте здоровы! — сказал он. — Лучше было мне погибнуть от ваших рук!

И вышел вон.

— Трудное дело с ним, — заговорил после минутного молчания Скшетуский. — Как турок верит в своего Магомета, так он верит в своего Радзивилла. Я и сам думал, как вы, что он служит ему из корысти или из честолюбия. Нет! Человек он неплохой, но заблуждается.

— Если он и поклонялся доселе своему Магомету, — заметил Заглоба, — так я дьявольски подорвал у него эту веру. Видали, как его всего передернуло, когда он прочитал письмо. Много шуму будет у них, потому он не то что на Радзивилла, на самого сатану готов броситься. Клянусь богом, так я рад, что спас его от смерти, что, подари мне кто табун турецких скакунов, и то бы так не обрадовался.

— Это верно, — сказал мечник, — что тебе обязан он жизнью, тут и спорить нечего.

— Бог с ним! — сказал Володыёвский. — Давайте совет держать, что теперь делать.

— Что делать? Садиться на конь и трогаться в путь. Лошаденки тоже немного отдохнули, — ответил Заглоба.