Читаем без скачивания Похищение Муссолини - Богдан Сушинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Они уже давно у машин. Все, кроме вас и генерала Солетти. Люди ждут.
— Тогда объявите посадку. Пусть командиры групп лично проверят готовность каждого. Еще раз напомните: никаких удостоверений личности, сувениров, писем, ничего такого, что могло бы указывать на национальную принадлежность или на личность.
— Все будет выполнено, — возвышенно изрек Родль. Похоже, что наступившая наконец определенность помогла ему несколько раскрепоститься.
— Да, — остановил он адъютанта уже на пороге, — как чувствует себя, кинооператор военной хроники?
Родль глубокомысленно задумался. Вопрос застал его врасплох. Вот кем он совершенно не интересовался, так это никчемным, путавшимся с утра у всех под ногами, кинооператором.
— Во всяком случае он жив. Все еще.
— Где он в данное время?
— На взлетном поле.
— Трезв?
— Трезв.
— Хотя это и не обязательно. Напомните, что летит вместе со мной. Но пусть не спешит с посадкой в планер. Надо заснять старт первых машин. Это ведь и есть начало операции.
41
Скорцени видел, как перегруженный первый планер перевернулся и разлетелся на части, засевая бетон оружием и окрапляя его кровью парашютистов.
Стоявший рядом полковник люфтваффе ошарашенно посмотрел на гауптштурмфюрера. «Что будем делать?» — вопрошал его взгляд.
— В воздух, полковник! В воздух!
— Второй взлет! — тотчас же продублировал команду полковника фельдфебель аэродромной команды.
Но прошло всего несколько минут, и второй планер постигла почти та же участь.
Теперь лицо полковника напоминало уже лицо некстати ожившего и явившегося на собственные поминки мертвеца. Он ошалело развел руки… Нет, он не развел, он раскинул их, как старый петух отяжелевшие крылья, да так и застыл. Будто тоже хотел взлететь за очередным планером, но окаменел.
— Я сказал: «В воздух!» — буквально прорычал в ответ на его немой вопрос этот детина с исполосованной шрамами щекой.
— Но погибшие…
— Трупами займетесь потом!
— Но там и ранёные.
— Я сказал: трупы меня не интересуют! Снимать, корреспондент! Снимать! — рявкнул он на очумевшего от всего происходящего здесь кинооператора. — И не думайте, что ваша собственная гибель избавит вас от обязанности заснять все, что будет происходить там, на вершине Абруццо!
42
— Иисусе святой, где же остальные?! — первое, что услышал Штубер, выпрыгнув на покрытый невысокой, слегка увядшей травой луг. — Где они? Где еще два планера?!
Он оглянулся. Это причитал Родль.
— Похоже, они грохнулись, не дотянув до вершины.
— Тогда нас спасло только чудо небесное!
Пока на луг выгружали два пулемета и ящики с патронами, позади, чуть не срезав носом хвост их планера, уселся шестой аппарат. Высыпавшие из него диверсанты с молниеносной быстротой рассредоточивались, маневрируя между валунами, маскируясь в складках местности, постепенно приближаясь и охватывая высившееся посреди огромного луга массивное двухэтажное здание отеля. Только Скорцени и Солетти сразу же направились прямо к зданию.
— Эй, охрана! — еще издали крикнул генерал, видя, что карабинеры начали выбегать из отеля и занимать круговую оборону. — Здесь генерал Солетти. Не стрелять! Я требую к себе командира батальона или заменяющего его сейчас старшего офицера!
В разных уголках альпийской равнины приземлялись все новые и новые планеры. Карабинеры растерянно смотрели на эти странные машины и на вооруженных до зубов людей, ближе и ближе подтягивающих к отелю станковые пулеметы, ящики с гранатами, патронами и взрывчаткой, и никак не могли понять, что происходит.
Как потом выяснилось, никто из них даже не предполагал, что эти черт знает во что обмундированные десантники могут оказаться немцами. Решили: англичане или американцы, а может, те и другие вместе, давно добивающиеся выдачи им Муссолини. А если так, то, по существу, перед ними союзники. К тому же их возглавляет генерал Солетти.
Воспользовавшись замешательством, Скорцени, Штубер, Родль и еще с десяток вышколенных «коршунов Фриденталя» напористо приближались к отелю.
— Вместе со мной англо-американские десантники! — продолжал вводить охрану в заблуждение генерал. — Приказываю бросить оружие и построиться вон на том склоне, за грядой валунов!
Кто-то из карабинеров, не слыша команды своих растерявшихся командиров, уже покорно бросил карабин и поднял руки, кто-то, брея к гряде, все еще не расставшись с оружием. Но всем стало ясно, что сопротивление бесполезно. Планеры садились и садились, и никто не мог предугадать, сколько их еще приземлится на каменистых лужайках Абруццо. А здание уже окружено и отовсюду — из-за камней, из лощин, просто из россыпи альпийских цветов топорщатся стволы автоматов и пулеметов.
— Скорцени, смотрите: дуче! В окне второго этажа!
Гауптштурмфюрер так и не понял, кто это крикнул.
Возможно, Родль. Или Штубер. Но он отчетливо увидел в окне силуэт человека, прильнувшего к стеклу.
«Неужели действительно Муссолини? — усомнился Скорцени. — Если бы кто-то из охраны, то не любовался бы нами, а открыл огонь».
— Дуче! — крикнул он на всю мощь своей глотки, размахивая автоматом, чтобы привлечь внимание арестованного. — Отойдите от окна! От окна! Штубер!
— Я здесь.
— Рядом с окном — кабель громоотвода! Двоим десантникам взобраться по кабелю!
— Хольцер! Бенц! — скомандовал Штубер оказавшимся рядом с ним десантникам. — Подняться по кабелю! Взять дуче под защиту!
Возникший перед Скорцени и Штубером, уже на крыльце, итальянский офицер что-то пытался выяснить у них, очевидно, требовал предъявить документы. Но первый диверсант рейха горой навис над приземистым карабинером, вырвал у него пистолет и прорычал ту, одну-единственную фразу на итальянском, которую научился произносить без какого-либо акцента:
— Руки вверх!
Итальянец повиновался и почти присел от страха, словно пытался войти в пол, в землю и раствориться в ней, исчезнуть еще до того, как прозвучит выстрел. Однако Скорцени и не думал убирать его.
— Муссолини! — потребовал он. — Где Муссолини, черт возьми?! Веди к нему!
— На втором этаже, — пробормотал итальянец. На шум в коридоре из какой-то комнаты выбежал итальянский полковник. У него был откровенно полусонный, полупьяный вид. Френч измят, расстегнутая кобура пистолета болталась под округлившимся животом.
— Что здесь происходит?! — заорал он властным голосом. Скорцени молча выбил у него из руки пистолет и, захватив полковника за лацкан, затолкал его в комнату.
— Вы кто?! — прохрипел он по-французски, прижимая полковника к столу, на котором стояли бутылки с вином и несколько бокалов.
— Командир батальона. Полковник… — он произнес какую-то фамилию, но гауптштурмфюрер пропустил ее мимо ушей.
— Французским владеете?!
— Да, — винно выдохнул итальянец. — Немного.
— Тогда пусть до вас хотя бы по-французски дойдет, что сопротивление бесполезно! Немедленно прикажите своим воякам, где бы они ни находились на этой горе, сложить оружие!
— Но я не могу.
— Капитулировать! — рявкнул Скорцени, — Вы сейчас же прикажете всем капитулировать! С нами генерал Солетти. Он примет вашу капитуляцию.
— Но мне нужно подумать. Переговорить с генералом.
— На все это — ровно минута!
«Переговорить с генералом ему, видите ли, нужно! — презрительно клокотал диверсант. — Хватит, доболтались, макаронники!»
43
Ворвавшись через распахнутую дверь в вестибюль, Штубер сбил с ног одного карабинера, выбил оружие у другого и бросился к комнате, из которой доносилось попискивание рации. Очевидно, офицер, отвечавший за наружную охрану отеля «Кампо Императоре», потому и замешкался, что с помощью радиста пытался связаться с командованием, дабы выяснить, что, собственно, происходит и как ему вести себя.
У двери он задержался, выжидая, не покажется ли в коридоре командир батальона, однако Скорцени, передавший полковника кому-то из громил генерала Штудента, казалось, уже не принимал в расчет никакую возможную угрозу. Оттолкнув Штубера, он заскочил в радиорубку, буквально вышвырнул из кресла радиста, вывел из строя рацию и, ударом в сонную артерию повергнув наземь офицера, выскочил в коридор.
— Муссолини! Всем искать Муссолини!
— Господин гауптштурмфюрер, вас просит полковник, — выглянул из соседнего номера парашютист.
— Что, что вы хотите поведать мне?! — метнулся вслед за ним Скорцени и был несколько озадачен, увидев, что командир батальона стоит с бокалами в руках.
— Я решился, — произнес он на плохом немецком. — Гарнизон капитулирует. Ваш бокал, господин гауптштурмфюрер. Пью за победителя.
