Читаем без скачивания Жизненная сила - Роберт Рид

Глава двадцать восьмая

Памир родился в одном из захудалых колониальных миров. Отцу к моменту его рождения едва исполнилось тридцать, что по этим бессмертным временам считалось младенчеством. Мать же, известная пасторша и пророчица, была на целую тысячу лет старше своего повелителя. Она обладала живой красотой и удивительным здоровьем, и, обладая такими дарами, могла выбрать себе любого из местных мужчин. Это позволяло ей, к тому же, с пренебрежением смотреть на всех местных женщин вместе взятых. Но она была странным человеком и по каким-то таинственным причинам решила вскружить голову именно невинному мальчику, а потом и выйти за него замуж. И, несмотря на все столь явные различия, эти двое создали стабильную, даже счастливую семью.

У матери была большая склонность к божкам чужих. Кроме того, она свято верила, что универсум создан тремя Великими Духами - Смертью, Женщиной и Мужчиной.

Поэтому в детстве Памиру постоянно напоминали, что он есть воплощение Мужчины, а Женщина есть лишь его надежный партнер и союзник. Для Смерти как будто бы не оставалось и места. Будучи заодно, два божества временно подавляли третье, делая его слабым и беспомощным.

Однако никогда не следует забывать, что эта стабильность - иллюзия. Смерть притаилась в засаде и ждет, учила его мать. И когда-нибудь однажды каким-нибудь мудреным и невероятным образом она подомнет под себя и мужчину, и женщину - и баланс сил снова восстановится. Что, в общем-то, естественно и справедливо. Мать не уставала повторять, что каждое божество по-своему красиво и каждому отведено для торжества свое время… иначе мир рухнет под грузом великой несправедливости.

Многие годы Памир просыпался среди ночи, гадая, не придет ли Смерть к его постели сегодня, после того как он уснет? И не она ли нашептывает ему сладкие сны? И хватит ли у него сил, чтобы: сопротивляться ее ужасным чарам?

В конце концов, совсем измучившись, Памир рассказал о своих страхах отцу.

Тот, сам еще похожий на мальчика, расхохотался, взял сына под руку и предупредил:

- Не верь ничему, что говорит твоя мать. У нее больное воображение. Оно и у всех у нас, конечно, не совсем того… Но у нее особенно.

- Я не верю тебе, - пробормотал мальчик и попытался стряхнуть отцовскую руку. - Кто же здесь может быть здоровее мамы?

- Ты имеешь в виду, что у нее мозги безотказны, как модем? - Отец был большим, некрасивым человеком; где-то в его генах затаилась кавказская или ацтекская кровь. - Но ведь дело не в этом. Вся правда состоит в том, что мамка твоя настолько стара, что свою нормальную жизнь давно уже позабыла. А жила она тогда, когда еще не додумались до всего этого бессмертия, когда еще даже не представляли, что бессмертие так легко устроить. Она жила на древней Земле, и когда появились настоящие врачи, ей было уже около ста лет. Она стала одной из первых в этом начинании. Именно поэтому она и восприняла новую технологию несколько странно. Даже когда ее мозг заменили биокерамикой, кое-что из старых предрассудков просочилось туда. Память, конечно, пропала, но кой-какие ошибочки вползли. И мелкие, и большие. Но не вздумай повторить все это кому-нибудь еще. Ничего я тебе не говорил. А иначе я всем объявлю, что ты просто сумасшедший, и верить тебе нельзя.

Физически Памир был подлинным сыном своего отца, но темпераментом и чувствами походил на мать.

- Значит, и я сумасшедший, как мама? - задумчиво спросил он, обнимая себя за плечи.

- Нет. Ты унаследовал ее нрав и остроумие. И еще что-то, чему нет названия; Но те голоса, наслушавшись которых она поет тебе свои басни, принадлежат только ей. Ей одной. От них и все эти бредовые идеи.

- Но, может быть, ей можно как-то помочь? - спросил мальчик.

- Скорее всего, нет. Впрочем, если она захочет, чтобы ей помогли, тогда…

- А вдруг когда-нибудь?..

- Нет. Еще одна печальная правда заключается в том, что именно подобные штуки и делают нас молодыми, позволяя не изменяться. Это относится ко всем, почти без исключения. Больное воображение, равно как и здоровое, таит свои разгадки только в коре головного мозга. Только там. И ничто не может вытащить их на божий свет.

Памир кивнул. Без каких-либо протестов и переживаний он воспринял объяснение странностей своей матери, как любой другой жизненный груз. Теперь его больше беспокоило и точно так же заставляло просыпаться посреди ночи иное - настойчивая и опьяняющая идея бесконечно долгой человеческой жизни и таящиеся в этом возможности. Несмотря на новый опыт, он все же не мог сразу изменить своей натуры - и потому продолжал считать, что все вокруг осуждены. Так или иначе. Раньше или позже. Погибнуть.

И навсегда исчезнуть.

Мир юноши состоял из пустынь и бесплодных гор с воздухом, бедным кислородом, с маленькими морями, полными ядовитых литиевых солей. Двадцать миллионов лет назад жизнь процветала здесь; но злосчастный астероид убил все, что величиной превышало микроба. Со временем там, конечно, опять появилась бы многоклеточная жизнь, как это уже однажды произошло на древней Земле. Но люди не дали этому миру развиваться дальше по собственному его произволу. Спустя несколько десятилетий колонисты, эмигранты, их дети и внуки понастроили временных городов, в которых не было ничего, кроме соли и скал.

Моря были очищены от токсинов и населены бледными и скучными подобиями земной жизни. Большие синие тучи из аэрогеля втягивали в себя конденсированную воду. Затем эти тучи окружали силовыми полями, которые выпаривали их, и мягкие дожди проливались на новые фермы и молодые зеленые леса.

К тридцати годам Памир пришел к выводу, что его родина - весьма унылое место, с каждым днем становящееся все более и более унылым. Порой он лежал где-нибудь на гребне горы, над ним темнело с приходом ночи розоватое пыльное небо и открывались туманные россыпи холодных далеких звезд. И он поднимал руку к небесам, приветствуя эти пронзительные маленькие вспышки света.

- Вот где хочу я быть, - часто говорил он себе.

Там.

И как только появилась такая возможность, Памир пришел к матери, сгорая от желания рассказать ей, что эмигрирует, и они никогда больше не увидятся.

Дом матери был красив, но красив тоже на какой-то особенный лад, точно так же, как его владелица. Она жила в изолированном жерле давно потухшего вулкана. Подземный дом отличался какой-то противоречивой, почти сумасшедшей роскошью и находился в процессе постоянной переделки. Роботы и вымуштрованные обезьяны наполняли воздух тучами пыли и руганью. Все комнаты согласно причудам владелицы были вырезаны из мягкого камня, а переходы меж ними представляли собой пустые вулканические каналы, соединенные по своей магматической логике.