Читаем без скачивания ОАЗИС. Вторжение на Таймыр - Вадим Денисов

- Как же его летом покажешь? Да и зимой тоже. Это же пустыня. Лед был кругом, заструги, темнота. GPS-навигатор был другой, отметка не сохранилась. А! Вот напротив этого мыса мы и встали.

Облачка расступились для солнца и в салоне стало жарко. Сержант скинул куртку и остался в линялой тельняшке, которая привлекла внимание. Обнаружив общественный интерес к морской форме, Майер доверительно сообщил Рите:

- Была у моей бабушки одна любовь на всю жизнь - моряки.

Так за разговорами они скользили по прямой линии к реке Пясине. Воздушная подушка услужливо позволяла водителю гнать судно, не разбираясь, где мели, а где судоходные каналы. Шли к Сметаниной губе. Старинное, чудесное, но ныне начисто забытое название северо-восточного залива озера Пясино, из которого берет начало река Пясина.

Если и есть на принорильской территории подлинно исторические места, то почти все они - на этой реке. Огромной протяженности артерия, перерезающая полуостров почти целиком с севера на юг - самая большая река Таймыра. Это самый эффективный выход в интереснейший высокоширотный район полуострова. На север от реки высятся черные хребты мрачных гор Бырранга и арктические пустыни, голые глинистые пространства. На зиму даже дикие олени, а за ними и волки покидают тундру, расположенную за этой рекой. "Пясина самой природой огорожена от посягательств человека", - так говорили исследователи в 20-х годах прошлого века. Только в 1936 году в Пясину с океана вошел первый настоящий караван речных судов с… паровозами и вагонами для строителей заполярного металлургического центра Норильска. Привел его прославленный енисейский капитан Мецайк, тот самый, что привез в 1915 году из Красноярска на Диксон первую в этом краю радиостанцию.

До этого времени легендарная река первоосвоителей Таймыра просто не знала серьезных судов. Преобразило ее строительство Норильска.

Она и сейчас пустынна. Авиация почти убила речной флот. Реку опять забросили, забыли. Сейчас она живет своей жизнью и, похоже, вполне довольна этим обстоятельством. И, знаете, еще что… На реке Пясине сегодня загадок не меньше, если даже не больше, чем их было в прошлом веке. Что ни станок - легенда, что ни изба - интрига, что ни могила - детектив. Вот так.

Первую остановку для кратковременного отдыха искатели изрисованных плит сделали на полпути между заброшенным станком Введенским, которому было не менее трехсот лет и нежилым поселком Курья. У Введенского останавливаться не стали, заметив там моторную лодку. На берегу никого не было видно, ни дыма, ни движения. Если там обосновались браконьеры "промыслового типа", то работают ночами - цедят воду неводом, солят, набивают бочки. А днем отсыпаются. Не самая контактная компания.

Замеченная Игорем старая рыбацкая избушка, даже избушечка, подопревшая, срубленная много лет тому назад, терпеливо ожидала визитеров-ремонтников, но попадались ей все больше транзитники… Разделочный стол, вешала, надворный очаг - все было в запустении, кроме мусорной кучи за избой, - там серебрилась груда свежих пустых бутылок. Юха тут же "включил эколога", начал все это безобразие собирать и зарывать, пользуясь найденной лопатой. Лопата оказалась поганая и он не поленился, сбегал на судно за штыковой, "фискаровской".

- Что это, мистер Лапин? - заинтересованно спросила у русских Софи, опасаясь поднять с земли лежащий на боку продолговатый чугунок.

- А разве в Канаде такого уже нет? Вы не встречали в походах? Странно… Это форма для выпечки хлеба. Ого, смотри-ка, чугунная! - Лапин поднял и уважительно осмотрел утварь. - Вроде бы вполне целая.

- Экзотика, - поджав в удивлении губы трубочкой, бросил Юрген, уже успевший обойти ближние окрестности и налить в кружку горячий кофе. - Не скрою, и мне было бы интересно попробовать настоящий древний русский хлеб… Отличный кофе! Интересно, почему не получается сварить столь же вкусный, сидя в собственном доме, в тепле и уюте? На охоте получается… У русских так же?

- Хлеб - это можно, больших сложностей не будет, - неожиданно заявил подошедший Сержант. - Мука у нас есть, быстрые дрожжи тоже, так что, когда остановимся надолго, так и быть, испеку вам самый настоящий тундровый формовой хлеб.

- Вы действительно умеете печь крестьянский хлеб!? - чуть ли не хором воскликнули западные женщины и переглянулись. Все же русские до сей поры дикари…

Если бы он умел это делать, Сергей Майер покраснел бы от смущения.

Но почему "крестьянский"?

- Раньше в тундре все промысловики подовый или формовой хлеб пекли. Ну, это в формочках таких чугунных, их специально с материка завозили. Дефицит, то есть редкость. Так что, кто в ведрах, кто на листах железа, но некоторые и формы добывали… Да и сейчас многие отшельники-одиночки практикуют выпечку хлеба. И я ведь научился в свое время из рациональных соображений, чисто как стратегический холостяк, - признался он.

После обеда все немного посидели у обрыва, на дорожку. Словно не желая в очередной раз выслушивать колкости (хотя плевать ему было, на самом-то деле), Майер отошел в сторонку, пристроился на берегу и с наслаждением закурил. Сидя на береговой террасе он буквально захлебнулся от самобытной красоты древних земель. Граница! Далее к северу тундра стремительно дичает. И хорошеет… Сержант не был человеком искусства и не умел красноречиво расписывать красоты родного края. Иногда он вообще следовал установке: "Культурным быть не вежливо". А вот сейчас захотелось научиться.

Он дымил да смотрел на реку. На знакомую с детства Пясину, которая кардинально изменилась за последние лет двадцать. Она словно обрела какой-то интеллект! Не он один заметил… Раз в два-три года река внезапно и необъяснимо поднималась, многие мели и перекаты почти исчезали, каналы-протоки углублялись. Казалось, что огромной протяжённости река пытается самоочиститься, уже не надеясь на помощь материнского озера, из которого она вытекала. Само озеро с момента постройки комбината превратилось в гигантский фильтр-отстойник, по берегам которого оседали все ядовитые составляющие промышленных стоков. Несчастное озеро старалось, жертвуя собой, сберечь свою реку, отдать ей воду, настолько чистую, что бы проходная рыба в ней не дохла… Долго этот фокус удавался, рыба в реке не перевелась. А вот в систему Норильских озер она уже почти не входила - никто из ныне живущих рыбаков не застал того времени, когда в Путоранских озерах можно было выловить нельму и осетра, коими когда-то славилось озеро Лама.

Озеро Пясино тоже когда-то было рыбацким, промысловым; ныне же только сумасшедший будет есть рыбу, выловленную ниже по течению от Норильска. Рыбточки умерли, берега окончательно заилились - фильтр, он и есть фильтр. Его списывают.

Но настало время, и уже сама река решила, казалось, взять судьбу в свои руки - такой вот антропоморфизм. В спорах с друзьями Лапин на полном серьёзе утверждал, что пришел предел терпения среды. Налицо окончательная усталость принорильской природы от экологического бремени - стоков и сбросов, сернистого и хлористого газа, бесцеремонных вездеходных троп, инспекторских дорог вдоль газопроводов и линий ЛЭП. И рванул какой-то природный взрыв, качественный сдвиг, скачок - так думал и считал Игорь, и чем дальше, тем больше Сержант соглашался с ним. Река оказалась ему живым существом, весьма адаптивным, способным на жёсткий, если не жестокий ответ.

Майер подумал, что ничуть не удивится, если река сама образует запруду и превратит равнинные тундровые земли к северу от Норильска в сплошной катастрофический затон, призванный смыть все нечистоты, накопленные "обществом экскаваторщиков"… Это когда мы роем землю, добываем руду, льём металл, делаем из него экскаваторы для того, что бы завтра рыть глубже, а добывать больше. И порождаем из этого металла еще более чудовищные экскаваторы. И так до бесконечности. И никто не может внятно объяснить "экскаваторщикам", зачем вообще весь этот экстенсивный цикл нужен?

- Видать, самая реальная тема для Заполярья - превратиться в ноздреватый сыр, - потушив докуренную до фильтра сигарету, резюмировал Майер, как бы подводя черту. Но мысль не отпускала.

Всё, что касается влияния деятельности человека на природу тундры - сложный вопрос. Тут весьма показательны космоснимки. Если бы инопланетяне увидели только кусок Земли с полярной шапкой и тундрой, а не расположенные южнее квадраты вырубленного леса, то никогда бы не сделали однозначного вывода о наличии разумной жизни. Нас могли бы выдать исключительно расплывчатые пятна в районе Никеля, Воркуты и Норильска да неясная природа больших площадей развеваемых песков в районе Нарьян-Мара. Остальные воздействия локальны, хотя интенсивны.

Нефте- и газодобытчики буровыми вышками и нефтепроводами теснят оленеводов, что приводит к истощению оставшихся пастбищ… Сильнейшее разрушения ландшафтов в Норильске, последствия заполярных ядерных испытаний… Встроиться в жизнь тундры, по большому счету, не всегда могут даже современные оленеводы и охотники, нарушая хрупкое равновесие перевыпасом и повышенным убоем зверя. И все-таки можно сказать, что, за исключением районов действительно неуютных заполярных поселков и мест локального нарушения ландшафта добычей полезных ископаемых, природа тундры еще мало изменена человеком, а уменьшение населения в Арктике и удорожание вертолетов и вездеходов - лишь благоприятные факторы для нее. Влияние же глобальных изменений (загрязнение атмосферы, потепление климата, радиация) на российскую тундру по существу только начинает изучаться.