Читаем без скачивания Из Америки – с любовью - Владимир Серебряков

– И где же я, по-вашему? – осведомилась Кейт.

В ее тоне мне почудились какие-то тревожные нотки – так, дальние отзвуки набата, но к чему именно они относились, я определить не смог и продолжил:

– Ну как же. Вы-то уже офицер. Да еще и в таком, я бы сказал, перспективном для карьеры месте – отдел по связям с общественностью. – Я вздохнул. – Нам бы, кстати, такой отдел тоже не помешал. А то иной раз как почитаешь в газетах криминальную хронику, так враз мороз по коже продирает.

– Да я… – прямо-таки взвилась Кейт. – Если хотите знать, господин русский, я бы уже могла иметь собственное дело. Или по крайней мере быть младшим компаньоном в какой-нибудь солидной адвокатской конторе. Четыре проклятых года зубрила, получила диплом с отличием – а женщине, знаете ли, его дают куда как менее охотно, – и все псу под хвост! И, что самое обидное, не по собственной же дурости, а из-за одного… А-а, чего уж там!

– Ну все-таки, Кейт, – примирительно начал я. – Я, конечно, понимаю, что у вас государственная служба не пользуется таким почетом, но все же…

– Я в копы подалась, можно сказать, от отчаяния, – продолжала Кейт. – В адвокатуру мне дорога была перекрыта напрочь: корпоративная солидарность – вещь непрошибаемая. А тут как раз Форд начал проводить свои реформы, и департамент полиции объявил набор лиц с юридическим образованием. Двухмесячные курсы, значок детектива – и вперед. Да. Четыре года назад это было.

– Ну, я и говорю – карьера!.. – Я все еще не понимал, что именно пытается втолковать мне Кейт.

– Карьера?! Да меня запихали в этот bloody отдел по связям в качестве наказания! Дыры гнуснее не нашлось!

Я затравленно оглянулся по сторонам. С соседних кресел на нас уже оглядывались, но недоуменные выражения лиц явственно свидетельствовали, что враждебными языками добропорядочные американские граждане не обременены. Щербаков же старательно делал вид, что изучает ползущий за окном пейзаж.

– Впрочем, – добавила Кейт, остывая, – надо сознаться, в своем провале в полиции виновата целиком сама. Здесь меня никто под ногу не пихал, по крайней мере, не больше обычного.

– Если не секрет, что ж вы такого страшного сотворили?

Прежде чем ответить, Кейт достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку. Я поспешно встал и распахнул, точнее, выбил приржавевшую намертво створку.

– В общем, – Кейт сделала несколько судорожных – другого слова не подберу – затяжек, – ничего особенного. Пристрелила одного… козла, не имея достаточных на то оснований.

Я сглотнул.

– В… самом деле?

– Ну, – Кейт лихорадочно затянулась еще пару раз и удивленно уставилась на подбирающийся к фильтру огонек, – у меня лично основания были, но комиссия по внутренним расследованиям сочла их недостаточно вескими.

– Мгм.

Это было все, что сумел выдавить я в ответ. М-да, по части мин-сюрпризов Кейт, как, впрочем, и вся остальная Америка, была неистощима.

– Мадемуазель Тернер, – внезапно ожил затаившийся позади нас Щербаков. – Не просветите ли, что это за странная деталь местного пейзажа? – И, после небольшой паузы, добавил: – Если, конечно, это не военный секрет.

Я сунулся к окну и узрел ряды проволочных заграждений – не такая, кстати, большая здесь редкость – и смотровые вышки весьма специфического вида. Действительно, похоже на военную базу или, учитывая систему заграждения, направленную скорее для предотвращения побега изнутри, нежели проникновения снаружи, на каторжный урановый рудник. Хотя какие, к черту, рудники в четверти часа езды от города?!

– Ах, это! – Кейт скорчила презрительную гримасу. – Один из хайнлайновских лагерей. Похоже, заброшенный.

– Тогда понятно, – изрек Сергей, вдавливаясь обратно в сиденье.

Я покосился на него, потом перевел взгляд обратно на Кейт.

– Мне непонятно, – сообщил я ей. – Рассказывайте.

– А что, собственно, рассказывать? – искренне удивилась она.

– Что это за лагеря такие? – уточнил я. Кейт устало вздохнула.

– Вы когда-нибудь слышали такую фамилию – Хайнлайн? – ответила она вопросом на вопрос. – Эр-Эй Хайнлайн, адмирал морской авиации?

– Точнее, адмирал в отставке, – кивнул я. – И не надо, пожалуйста, произносить эту фамилию с таким пафосом. Может, как говорил унтер Кащенко, в вашем болоте он и фигура, но с нашей сопки – вовсе даже так себе. – На самом деле Кащенко выражался куда более затейливо, но воспроизвести эти эпитеты даме я не рискнул, даже будучи в раздражении. – Приходилось читывать пару его статей во французских журналах. Да и наши, кажется, переводили. Занятно. Хотя, по-моему, его иногда слишком уж… заносит.

Кейт скрипнула зубками.

– Так вот, – продолжила она, – после аргентинской войны, которую мы…

Я начал открывать рот, но натолкнулся на совершенно бешеный взгляд голубых глаз, и язык мой совершенно самостоятельно выкрутился в «не совсем удачно закончили».

– Продули вдрызг!.. Адмирал выдвинул идею, что разгром произошел по вине совершенно недостаточной подготовки военнослужащих.

– Что, в общем-то, верно…

– И что для устранения этого недостатка необходимо всячески усилить эту самую подготовку, а особенно допризывную.

– Что тоже логично, – осторожно заметил я.

Меня не покидало смутное чувство, что вот-вот прямо сейчас я услышу нечто ужасное. Все эти хорошие идеи… известно, куда ведет вымощенная ими дорога. У нас на Руси подобные мыслишки тоже сплошь и рядом выводят в жизнь через известное место, но последствия облегчает то, что приказ на выполнение доходит до последней инстанции, а та преспокойно идет спать.

– Логично, мать вашу?! – взорвалась Кейт. Я судорожно втянул голову в плечи, краем сознания удивившись отсутствию свиста разлетающихся осколков.

– В эти гребаные лагеря, – продолжала шепотом орать Кейт, – загребали всех, кто мог самостоятельно ползать от кровати к двери. На месяц в год, начиная с четырнадцати. И измывались над ними так, что и в страшном сне не привидится. Эти сумасшедшие кроссы по грязи, еда никакая – вечно полуголодный, сержанты-садисты – где они только набрали столько психов? – муштра с утра до вечера. Сколько ребят оттуда калеками повыходило. Мне знакомые мексиканцы рассказывали, что они лучше год в нормальной тюрьме отсидят, чем один месяц в этом аду.

Кейт нервно затянулась очередной сигаретой.

– Мне еще повезло, – добавила она, – что популяры тогда были не в чести, а о Форде с его идеями равноправия полов и вовсе почти никто слыхом не слыхивал. А то как пить дать загремела бы в какой-нибудь батальон по поднятию морального духа.

– Да уж, – совершенно искренне посочувствовал я. – Сущий кошмар.

Кейт с подозрением уставилась на меня.

– У нас-то все намного легче, – продолжал разглагольствовать я. – Всего-то три недели летом. Ну, правда, еще по неделе в квартал, так что за год как раз полтора месяца набегает.

– А?

Господи, как все-таки радостно услышать этот звук от кого-нибудь другого!

– И кроссы. Сколько они там бегали?

– По две-три мили каждый день, – автоматически ответила Кейт.

– Это пять-десять верст, – уточнил я. – Ну да, за неделю далеко убежать можно. А у нас всего-то раз в неделю. Верст пятнадцать… по лесу… в полной выкладке… за три часа.

Впрочем, на действительной лесные пробежки мы довольно быстро начали любить. После того как наше доблестное командование решило побаловать нас разнообразием. Воистину велика Россия, да и пустыня Гоби немаленькая. Сверху – 40 в тени, да поди ж ты найди эту тень. Снизу – песочек. А после первых ста метров этот песочек уже везде – в обуви, в глазах, в ушах, даже в… Короче, везде!

И тенистый лес после этого – райские кущи.

– А вот с едой – это они, конечно, зря. Я понимаю, что стандартный армейский рацион – это конина с крольчатиной, пятьдесят на пятьдесят, но все же…

– Как-как? – Кейт все-таки купилась на эту апокрифическую армейскую шутку, чем я не замедлил воспользоваться.

– Ну, как же, стандартная пропорция – пятьдесят на пятьдесят. Одна лошадь, один кролик. Вот нас кормили баранами.

– Похоже, – процедила Кейт, – ваши повара переборщили… слегка.

– Переборщили? – возмутился я. – Это еще очень слабо сказано. Мы эту баранину во всех видах… ели. Просто удивительно, чего с ней выделывал наш полковой кашевар Круль, пытаясь добиться только одного – чтобы она не была похожа на баранину. Мы тогда живо поняли матросов печально известного первого «Потемкина». До бунта, правда, дело не дошло – начались занятия по индивидуальному выживанию, и всем резко стало не до меню. Поймал лягушку – скажи спасибо, что в желудке не хлюпает. Лягушки, между прочим, у наших союзников деликатесом считаются, а вы, дурни, их за так трескаете. И слизни тоже. Где слизней взять? Найдете!

– Бедный мальтшик, – с совершенно непередаваемой интонацией, что-то вроде полувсхлипа-полувзвыва, произнесла Кейт. – Как же над вами измывались.