Читаем без скачивания Анубис - Вольфганг Хольбайн

Она не пришла. Дикая боль, которую он ожидал, не последовала. Рычание повторилось, даже с большей интенсивностью, а следующее, что воспринял слух Могенса, был треск сучьев и тяжелые удаляющиеся шаги. Когда он вновь открыл глаза, тень исчезла.

А дальше произошло совершенно и полностью невероятное.

Могенс почувствовал, как его пальцы сами собой разжались и выронили трупик кошки. Сердце бешено колотилось, а через секунду все его тело сотрясла сильнейшая дрожь, словно ужас, которого он до сих пор не чувствовал, набросился на него с удвоенной силой. Его пробил холодный пот, и все внутренности вдруг скрутило в комок сплошной боли, которая скрючила его.

И тем не менее он оставался хладнокровен.

Всю свою жизнь он не был героем — трусом, правда, тоже не был, но и приключений на свою голову не искал, и не бросался очертя голову в рисковые ситуации. А теперь все выглядело так, будто страх, леденящий все его жилы, вроде бы как и не его касался. Более того, будто в этот момент одновременно существовали два Могенса Ван Андта, делящие одно тело. Один — тот, что корчился от страха и не бежал в панике прочь только потому, что эта же паника его и парализовала. И другой, совершенно новый Ван Андт, который отрешил всякую боязнь. Без тени сомнения он сознавал, что смотрел в глаза той же самой твари, которая девять лет назад утащила Дженис и опустошила его собственную жизнь, но в нем больше не было и тени страха. Как будто неумолимое и достоверное осознание близкой смерти, которое он только что пережил, позволило ему перешагнуть границу. Ту границу, за которой уже не надо было бояться смерти, бояться тварей, подстерегающих на грани реальности. Больше не имело никакого значения, жив он или уже умер. Никому он был не нужен. Никто не будет скорбеть о нем. Его жизнь кончилась девять лет назад, а с тех пор он только влачил жалкое существование. И теперь он больше не будет обращаться в бегство. Никогда.

Он поднялся, вышел из зарослей кустарника и отправился в путь навстречу своей судьбе.

Несмотря на тьму, обступавшую его, Могенсу было нетрудно идти по следу твари. Ее лапищи оставили глубокие отпечатки в раскисшей земле, в которых уже потихоньку начала собираться вода. Но Могенс и тогда не потерял бы след, если бы этого не было. Он ориентировался скорее по следу, который оставило одно лишь присутствие бестии, как будто само ее существование нанесло реальности такую рваную рану, которая не скоро залечится.

Вскоре след повернул к западу от лагеря, и вновь обретенная решимость Могенса снова была поколеблена — он понял, что след ведет прямиком к кладбищу. Он не был уверен, хватит ли у него мужества последовать за монстром туда, потому что преодолеть кладбищенскую стену значило не только предстать перед чудищем лицом к лицу, но и сделать это на его исконной территории, территории, где он властвовал и где жили все страхи Могенса из его прошлого. Но судьба избавила его от тяжкого выбора. Прямо возле кладбищенской стены, которая в этом месте была проломлена, след резко брал влево, и, пройдя по нему несколько шагов, Могенс оказался на дороге, шедшей вдоль кладбища. Здесь глубокие отпечатки с лужицами воды кончались, но другой, невидимый след бестии все еще витал над землей. И вел он дальше по дороге, прочь от лагеря.

Могенс опять заколебался. Страх, граничащий с паникой, напавший было на него, не вернулся, но его место заняло иное, имеющее чисто интеллектуальное обоснование опасение: не может ли быть так, что тварь сознательно заманивает его туда, где легче напасть? И тут же он понял, насколько смехотворна сама эта мысль. Монстр мог бы его убить, если бы хотел, а главное, где бы захотел. Если бы твари нужна была его смерть, его уже не было бы в живых.

Но возможно, есть вещи и пострашнее смерти…

Могенс отогнал эту мысль и зашагал дальше. Он нарочно не задавался вопросом, что он станет делать, если ему и впрямь удастся настигнуть бестию. У него с собой не было ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия, не говоря уж о том, что и сама мысль напасть на монстра была смешна. И все-таки он продолжал идти и даже ускорил шаг, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться. Слышно ничего не было, но он, как прежде, чуял, что жуткое существо где-то впереди, и не так уж далеко. Его бросило в холодную дрожь, когда он представил себе, что и оно временами останавливается, чтобы вперить во тьму свои горящие злобой глаза и убедиться, что расстояние между ними не слишком велико и Могенс не потерял след. И все-таки он шел дальше. Он уже не был уверен, что сможет вернуться назад, даже если захочет. Он чувствовал себя человеком, который легкомысленно взялся за штурм все набирающей крутизну вершины и никак не может остановиться.

Сейчас укрытая теменью и стужей — каждая из которых на свой лад действовала Могенсу на нервы — дорога казалась ему намного длиннее, чем в тот день, когда они проезжали здесь с Томом. Он потерял счет времени, но ему казалось, что уже многие часы он марширует вдоль стены. Но если здраво рассудить, он и впрямь прошел уже с полмили, если не больше. Никогда он не думал, что кладбище так велико, слишком велико для городка, которому принадлежало!

Могенс остановился, услышав какой-то шорох. Это не было рыком бестии, нет, какой-то другой звук, который он не мог определить, но который задевал в нем какую-то струну и беспокоил. Со всем вниманием, на какое только был способен, он вгляделся во тьму. Узкая асфальтированная дорога перед ним круто поднималась на склон и переходила в едва ли более широкую главную. Где-то на середине этого отрезка она резко виляла, и Могенс заново ощутил то нехорошее чувство, которое подступило к горлу именно на этом месте, когда он ехал сюда. Не сразу он осознал, что не одно лишь это воспоминание покрыло его лоб испариной. Это, кроме всего прочего, было то самое место, о котором говорил Грейвс. Место, где «форд» потерпел аварию.

Однако Могенс медлил совсем по другой причине. Он никогда не относился к зевакам, которые сбегались к месту аварии или на пожар, чтобы только поглазеть. А это конкретное место он тем более не хотел видеть. Потому что, если и не было к этому ни малейшего повода, он все-таки чувствовал себя сопричастным тому, что постигло Хьямс и двух других. Он даже спрашивал себя, не само ли страшное событие привлекло его на это место, и не его ли фантазия создала образ чудища с лисьими ушами и горящими красными глазами, чтобы заманить его сюда. Одно только представление, что его подсознание могло быть способно на такое болезненное состояние, повергло его в такой ужас, что он на месте повернул бы назад, если бы как раз в этот момент снова не услышал тот же стонущий звук, и теперь он был уверен, что на самом деле слышал его, а не воображал себе. Это был стон, что-то вроде дуновения ветерка, только много жалобнее. И это однозначно был человеческий голос.