Читаем без скачивания Дураков нет - Ричард Руссо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клайв-младший понимал: ему повезло, что ни один из двух его противников не пойдет против него; более того, оба удивились бы, узнай они, что он числит их своими противниками. Особенно мать, которую он всеми силами старался привлечь на свою сторону. Что он только не делал, стараясь заслужить ее доверие. Занимал у нее крупные суммы денег – он не нуждался в деньгах – и возвращал день в день, даже предлагал проценты. Давал ей отличные советы по поводу инвестиций, эти советы принесли бы ей целое состояние, но, насколько он знал, мать никогда им не следовала, ни единого раза. И ни разу за последние двадцать лет не спросила его совета ни по одному вопросу. Обычно Клайв-младший утешался тем, что его мать самая независимая и свободомыслящая женщина во всем округе Шуйлер. И не нуждается не только в его советах, а вообще ни в чьих. Мать шутила, что ей хватает советов Клайва-старшего, давно покойного, и африканской маски на стене гостиной (это утверждение пугало Клайва-младшего еще больше). Он смирился бы с ситуацией, однако иногда, вот как сегодня утром, вдруг выяснялось, что материна самостоятельность все же небезгранична, но обращалась мисс Берил не к сыну, а к Салли – пожалуй, самому ненадежному человеку в Бате. Что само по себе плохо, но все же не худшее. Как только мать обратилась к Салли, тот сразу же отвел Клайву-младшему роль подчиненного. Это не просто смешно, это гораздо хуже. Наиболее важный человек в Бате выполняет приказания наименее важного, Дональда Салливана, – человека, преданного забвению еще при жизни, человека, чей расцвет пришелся на восемнадцать лет, а с тех пор о нем понемногу забывали.
Салли и Клайв-младший были знакомы давно. По правде говоря – хотя Салли и удивился бы, узнай он об этом, – Клайв-младший считал его неотъемлемой частью своего мучительного и затянувшегося полового созревания. Мальчиком Клайв-младший опасался за свою мужественность. О, у него, как и у всех ровесников, вставал при виде голых девиц в журналах, которые он воровал из аптеки и прятал на верхних полках своего шкафа, там, где крохотная его мать случайно на них не наткнется. Но этим эрекциям Клайв-младший не слишком радовался, он не сомневался, что настанет день (через год? через месяц? завтра?), когда он проснется и обнаружит, что голые женщины его больше не возбуждают. Некоторые из них его уже не возбуждали, и он стянул очередные журналы – в надежде, что новая подборка голых девиц отсрочит его неизбежное гомовство.
Опасения Клайва-младшего основывались на том, что к мальчикам он явно питал более глубокие и пылкие чувства, чем к девочкам, равно как и в любви и привязанности отца нуждался сильнее, чем в материнской, чья крошечная фигурка, по его мнению, олицетворяла ее незначительность. Клайв-младший понятия не имел, что побудило отца жениться на ней и что он вообще в ней нашел. Во всей школе ни над одним учителем средних классов не потешались так зло, как над Берил Пиплз, ее – сутулого гномика с правильной речью – уморительно передразнивали, особенно в присутствии Клайва-младшего. О том, как ему жилось бы, не будь его отец тренером по футболу, Клайв-младший боялся и думать.
В детстве Клайв-младший любил и отца, и всех мальчишек, которых любил отец. Сам Клайв-младший спортсменом был никудышным. От отца он унаследовал рост и телосложение (мисс Берил едва не умерла при родах), но ни скорости, ни чувства равновесия, ни координации ему не досталось. Клайв-старший по своей доброте ни разу не выразил разочарования неспособностью сына ловить, бросать или вести мяч любого размера и вида, но Клайв-младший отчасти догадывался об этом разочаровании по тому, с каким восторгом отец отзывался о других мальчиках, которых тренировал. Нередко за ужином Клайв-старший, не удержавшись, рассказывал об их спортивных успехах. Спортсменом он был равнодушным, но искренне любил спорт и пошел в тренеры, поскольку считал спорт лучшей и самой точной метафорой жизни. И в этой своей уверенности Клайв-старший был непоколебим, хоть мисс Берил и посмеивалась с нежностью над стереотипами, столь глубоко укоренившимися в его душе.
Из всех мальчиков, которых тренировал Клайв-старший, больше всего ему нравился Салли, и именно Салли он громче всего пел хвалу за ужином. В десятом классе Салли входил в стартовый состав школьной футбольной команды, и Клайв-старший твердил: будь у него дюжина таких Салли, он каждый год возил бы команду на соревнования штата, и это при том, что Салли не отличался ни ростом, ни скоростью. И не слушался тренера. На тренировках ленился, обижался на конструктивную критику и, как ни втолковывали, не понимал, в чем суть командной игры. Порой казалось, ему безразлично, выиграла команда или проиграла. Курить не бросал даже под угрозой временного исключения и был наихудшим примером для остальных, поскольку большинство игроков от рождения тяготели к дурным примерам.
Но в день игры Салли было не удержать. Он догонял противников, которые бегали быстрее него, сбивал с ног тех, кто был в два раза крупнее. Порой он подводил команду, бросив свою позицию на поле, но чаще это оказывалось к лучшему. После того как Салли срывал очередную комбинацию, взбешенный Клайв-старший вызывал его к боковой линии, чтобы дать нагоняй. Иногда Салли подходил, иногда нет. Зачастую Клайв-старший не успевал заменить его, как Салли уже ловил упущенный мяч или перехватывал пас и шел с мячом к тренеру, чтобы тот осознал: Салли поступил умно. “Будь у меня дюжина таких, как он, – качал головой Клайв-старший, – какая бы получилась команда”. И разумеется, ошибался. Будь у него дюжина таких, как Салли, от команды попросту ничего не осталось бы.
Клайву-младшему, как сыну тренера, дозволялось околачиваться возле скамьи при условии, что он не будет путаться под ногами. Там-то, у боковой линии, он и влюбился в Салли, и усомнился в собственной мужественности. Даже в десятом классе Салли был для восьмиклассника Клайва-младшего идеалом: находчивый, безрассудный, презиравший авторитеты и, что самое главное, нечувствительный к боли. Салли словно и не интересовало состязание – до той минуты, пока кто-нибудь из команды соперника не делал меткий бросок или выкрикивал оскорбление,
