Читаем без скачивания Духовенство в Древней Вселенской Церкви - А. П. Лебедев

Случалось — и случалось нередко, — что пастыри этого времени мало следовали тем образцам святой ревности, какая отличала пастырей II и начала III века. Уже Киприан, писатель середины III века, в нерадужных красках рисует пастырей Африканской церкви своего времени. «Весьма многие епископы, — жалуется Киприан, — перестав заботиться о божественном, стали заботиться о мирском; оставив кафедру, покинув народ, они скитаются по чужим областям, стараясь не пропускать торговых дней для корыстной прибыли, и когда братья в церкви алчут (речь идет о бедных) они, увлекаемые любостяжанием, коварно завладевают братскими, т. е. церковными, доходами, и давая чаще взаймы, увеличивают свои барыши». Укоряя их за корыстолюбие, Киприан вместе с тем обличает современных ему африканских священнослужителей и в других пороках, нетерпимых в предстоятеле церкви. «Незаметно стало, — говорит он, — в священниках искреннего благочестия, в служителях чистой веры, в делах милосердия, в нравах благочиния».[649] Из сочинений того же Киприана видно, что для иных самое принятие сана духовного было не более, как средством проводить жизнь в довольстве и веселии. Киприан говорит: «Они (речь идет о некоторых из числа епископов) ищут прибыли, приношений и корысти, за которыми и ранее (до принятия сана) ненасытно гонялись; они жаждут и ныне пресыщении и пиршеств, этим весьма ясно показывают, что они служат не благочестию, а своему чреву и любостяжанию с постыдною жадостию».[650] Примеры пастырей, не отличавшихся нравственными достоинствами, можно находить в это время и в других местах. Ориген, житель по преимуществу Александрии, без сомнения, имея в виду некоторых египетских епископов и прочий клир, говорит много непохвального о духовенстве своего времени. Он находит, что церковь была осквернена, как осквернен был Храм Иерусалимский во времена Христа, — куплей и продажей. Ориген усматривает в духовенстве влечение к мирским интересам и любовь к наживе. Этот писатель говорит: «Если Христос справедливо оплакивал Иерусалим, то тем понятнее, что Он плачет о церкви, которая, вместо дома молитвы, превратилась в разбойничью пещеру вследствие жадности и роскоши некоторых христиан, к числу которых, к сожалению, принадлежат и главы народа Божия». Ориген призывает Христа снова прийти и бичом своего гнева очистить христианскую церковь от торговцев.[651] Он жалуется на развитие деспотизма в церкви, ибо епископы перестали быть рабами Христовыми, а сделались в церкви как бы господами. Они забыли заповеди Христа о снисхождении ко всем, о кротости, с какою они должны научать противляющихся, о том, что они должны поддерживать и ободрять слабых. Далее, припоминая изречение: «ест и пьет с пьяницами», он пользуется этим, чтобы обличить духовенство его времени. Он говорит, что те, кому поручены попечения о насыщении алчущих — пастыри, — сами пиршествуют с пьяницами и позволяют себе другое подобное. Ориген угрожает таким лицам Страшным Судом и геенной.[652] Тот же Ориген обличает дьяконов своего времени за то, что они, принимая участие в управлении церковными сокровищами, пользуются этими последними для личной выгоды: в целях собственного обогащения, они отдавали церковные деньги под проценты, превращаясь в ростовщиков.[653] Историк Евсевий (VIII, 1—2) со своей стороны делает самый нелестный отзыв о всех епископах конца III века. Характеризуя это время, он говорит: «Мнимые наши пастыри, презрев закон христианский, воспламенились взаимными распрями, умножали только одно — раздоры и угрозы, зависть, вражду один против другого и ненависть, и сильно домогались первенства, желая обладать безграничною властью. Впрочем, не наше дело, — замечает он, — передавать потомству память о несогласии пастырей между собою и о постыдных их поступках». Теперь вопрос: отчего зависела такая порча нравов в духовенстве III века? Оставляя до времени более обстоятельные разъяснения (об этом будет речь ниже), в настоящий раз лишь заметим, что главной причиной было то, что в третьем веке пастырское служение уже перестает быть призванием, а до известной степени делается выгодной профессией...

Частный, но замечательный пример испорченности духовенства III века представляет известный Павел Самосатский, епископ богатой Антиохии, судимый и осужденный собором епископов около 270 года. Окружное послание этого собора, сохраненное Евсевием (XII, 20), не находит достаточно слов, чтобы описать все его продерзости. Так, окружное послание в резких выражениях описывает гордость, кичливость и пышность Павла. «Он высокомудрствовал, — говорит послание, — и превозносился, облекаясь в мирские отличия; с такою гордостью, окруженный спереди и сзади множеством копьеносцев, ходил он по общественным площадям». Известно, что Павел принял на себя в Антиохии светскую должность «дуценария прокуратора»; как видно, эта должность в сильной степени надмевала Павла, и он вовсе забыл, что, будучи епископом, он должен быть украшен достоинствами скромности и кротости. Послание указывает, что самые церковные собрания Павел превращал во что-то вроде театра. Он, по словам послания, устроил себе в церкви кафедру и высокий престол, ударял себя рукою по бедру, когда говорил проповедь, и топал ногами на кафедре, порицал тех, кто не махал ему платками, как на зрелищах, не вскрикивал и не вскакивал. Как открывается из этих слов, Павел на богослужебных собраниях держал себя не соответственно своему назначению, хотя есть основания полагать, что он был искусным проповедником. В послании есть также указания на такие преступления Павла, которые с первого взгляда представляются непонятными; и только вглядываясь в тогдашнее состояние церкви, мы можем уяснить себе, в чем тут дело. Так, здесь говорится: «быв сперва бедным, не получив никакого имения от предков и не приобретши его каким-либо ремеслом или занятием, ныне он сделался чрезмерно богат посредством противозаконных действий, святотатства и того, что вынуждал от братии насилием и угрозами; изгонял, — говорится далее, — с бесчестием обиженных или, обещая помощь им, потом обманывал их, так что истцы оставались без выгоды, следовательно, — замечает послание, — он считал веру за промысел». Ясно, что здесь идет речь о каком-то суде, которым злоупотреблял Павел, делая из него источник корыстолюбивых приобретений; видно, что суд, о котором говорит послание, имел характер религиозный, потому что в документе замечается: Павел «веру обратил в промысел». Какой же это суд разумеется здесь? Для разъяснения этого вопроса мы должны войти в некоторые подробности касательно прав, какими в эпоху гонений епископы пользовались в отношении к верующим; говорим о правах епископов судить мирян в случае взаимных тяжб между последними. Христиане, следуя заповеди апостола Павла (1 Кор. 6, 1—6) избегать судов языческих, действительно избегали их, тем более, что в этих судах преобладало насилие над совестью христиан: их заставляли здесь приносить языческие жертвы, требуемые римской юрисдикцией. Вследствие этого епископы сделались естественными судьями христиан по их делам тяжебным. Апостольские Постановления (II, 44—45) в подробности знакомят нас с этим третейским или мировым судом древней церкви. Отсюда узнаем, что между христианами утвердился обычай обращаться к своим епископам как к старейшинам и представителям в известном месте — обращаться для разрешения своих споров, исков и тяжб, так что суд епископский являлся обыкновенным для всех более важных случаев; дела менее важные решались пресвитерами и дьяконами. Днем судебных заседаний назначен был второй день недели (понедельник) (II, 47), чтобы в случае безуспешности примирения тяжущихся сторон в этот день оставалось достаточно времени для окончания тяжбы до наступления воскресного дня, в который должен царствовать мир и не должно быть места несогласию. В дикастерии, или судебном помещении, заседал епископ, а также пресвитеры и дьяконы, в качестве его помощников. Тяжущиеся стороны являлись перед судом лично, согласно предписанию древнего иудейского закона; процесс был состязательный и устный. Судья, епископ, обязан был выслушать обе стороны, без чего приговор не мог состояться. При обвинениях исследовалась степень доверия и доброе имя обвинителя в обществе христиан. Но одни нравственные качества истца, как бы они высоки ни были, не принимались за достаточное доказательство жалобы; нужно было представить двух или трех достоверных свидетелей. От этих свидетелей требовалось, чтобы они исполняли свой долг без гнева, скромно и прилично, со страхом ответственности пред Богом. Ложные обвинители и клеветники сейчас же подвергались наказанию. Язычники не допускались быть свидетелями на суде епископом. Заметим еще, что прежде осуждения исследовалась жизнь и репутация обвиняемого. После всех этих предварительных действий на суде, еще до произнесения приговора, употреблялось посредничество для примирения сторон. Эти обязанности исполняли обыкновенно пресвитеры и дьяконы. В случае безуспешности этого посредничества епископ постановлял приговор, который был произносим во имя Христа, как Верховного Судьи.[654] Таким-то судом епископы судили мирян во II и III веке. Этому суду подлежало почти решительно все: и прежде всего гражданские иски, затем публичные и общественные проступки, как, например, убийство, святотатство и пр. Правила Апостольские знакомят нас с теми наказаниями, какие налагались на виновных в том или другом преступлении.[655] Этим-то судом, о котором мы говорили, и злоупотреблял Павел Самосатский. Он выгонял с позором из дикастерия того, кто не давал ему денег, взятки; за деньги оправдывал виновных и не оказывал справедливости потерпевшим и невинным.