Читаем без скачивания Детство 45-53: а завтра будет счастье - Людмила Улицкая

Вера Суржикова

Сбитый летчик

После освобождения города жить стало легче – бояться было некого. Но трудности с питанием были. Самое любимое лакомство того времени у нас – малюсенькие плоды сахарной свеклы. Их мы находили на большом убранном поле даже зимой, раскапывая из-под снега. Ходили туда и наши мамы: ведь надо же давать детям какие-то сладости.

Однажды утром я проснулась и услышала в соседней комнате причитания: «Ах ты, такой-сякой, может, ты моего сына убил, а я тут тебе ноги оттираю!.. От мужа уже месяц писем нет, может, его уже в живых нет, может, ты виноват в его смерти?..» и т. п… Я вышла в комнату и вижу: на полу лежит молодой солдат в немецкой форме. Брюки подняты выше колен, а ноги – все синие-синие… Мама и две соседки приносят со двора ведро снега и снегом растирают ноги… Я подошла и посмотрела на него. В глазах – слезы; превозмогая боль, он плотно закрыл рот и лишь время от времени вздрагивал всем телом… Мне стало его очень жалко. Оказалось, мама с соседками пошли за свеклой и нашли его в поле еле дышащим. Быстро сбегали домой, взяли санки и привезли домой. Ночью, вероятно, был сбит самолет, и он из него выпрыгнул. После долгого оттирания ноги у него начали краснеть, и он даже пошевелил пальцами, и слезы полились из его глаз…

Мама и соседки были рады, что спасли ему жизнь…

Зоя Шушарина

А у нас были румыны…

В годы войны я училась в седьмом классе. Жили мы с мамой и всей нашей большой семьей в городе Алапаевске Свердловской области. Муж маминой сестры работал комендантом в зоне, где содержались пленные немцы и румыны.

Он узнал от пленных их довоенные специальности, и их привлекали к работе по этому делу. Я запомнила, что один немец-портной перешил из маминого пальто красивое пальто для моей сестры Маргариты. Другой немец-плотник сделал дяде из дерева сундук-чемодан: очень гладко полированный, он блестел. С этим сундуком дядя не расставался много лет, переезжая по службе с одного места на другое. Так, после закрытия зоны, когда пленных отпустили на родину, дядя был назначен на работу в деревню Верхняя Синячиха, а через год или два – в село Коптелово, и везде вещи возил в этом сундуке.

Были среди пленных маляры и строители. Их привлекали к ремонту помещений и в зоне, и в служебных домах обслуживающего персонала. Сама я немцев не видела, а на вокзале в Алапаевске видела пленных румын перед их посадкой в теплушки, когда их отпустили на их родину в 1956 году.

Брат мой (старше меня) был подростком в годы войны, жил, как и вся наша семья, в Алапаевске, и работал на заводе. Помнит военнопленных, которые тоже работали на заводе. Подростки жалели пленных, в обед угощали своими припасами из дома.

Лилия Мельникова

«В прен сама пошра»

Напротив нашего дома через дорогу шло строительство трехэтажного общежития для рабочих. Там трудились военнопленные японцы, которых каждое утро под конвоем приводили охранники. Вечером, когда работа кончалась, их строили в колонну и уводили в лагерь.

Эти необычные люди вызывали постоянный интерес у всех ребятишек. Одни их дразнили, показывая кулаки и выкрикивая «банзай!», а другие жалели и приносили им кусочки хлеба. Пленные выглядели очень измученными. Униформа цвета хаки висела на них, как на вешалках. И все они были так малы ростом, что казались нам, детям, ровесниками.

Военнопленные часто подзывали нас, и, отдавая свои гроши, просили купить для них что-нибудь съестное или папиросы. Сами они не могли отлучаться со стройки. Мы охотно выполняли их просьбы, хотя в то время в магазинах ничего нельзя было купить, кроме черного хлеба, ржавой селедки и консервов.

Я и моя подружка Зина часто беседовали с японцами, несмотря на то что это было строго запрещено. Бдительные охранники, наводящие ужас не только на пленных, но и на нас, постоянно отгоняли всех от японцев, грозя тюрьмой за предательство Родины и шпионаж. Да мы и сами побаивались пленных, несмотря на их солнечные улыбки, ведь они были нашими врагами.

Среди всех японцев мы с подружкой выделяли двоих, самых молодых, которые постоянно нас приветствовали и пытались шутить на ломаном русском языке.

– Дети сан, смотри! – говорил один из них и показывал, как он «отрывает» себе палец, и при этом закатывал глаза и издавал мучительные стоны. Мы понимали, что парень шутит, и весело смеялись. Нам, маленьким девчонкам, льстило, что взрослые люди разговаривают с нами на равных.

Как-то раз один из японцев с таинственными видом подозвал меня и вручил спичечный коробок, в котором что-то тихонько шуршало. Я осторожно его приоткрыла и, о чудо, увидела красивую бабочку – черного махаона, которого даже в те далекие времена было очень трудно встретить. Потрясенная красотой и размерами бабочки, спросила:

– Где ты взял ее?

Он гордо ответил, что поймал махаона специально для меня. Затем, смущаясь, робко попросил принести ему кусочек хлеба.

– Да, да, конечно! – сказала я и помчалась домой, бережно прижимая к себе коробочку с крылатой красавицей. Дома схватила кусок хлеба и собралась бежать обратно. Мама остановила меня и сказала:

– Зачем ты берешь хлеб? Лучше мой руки и садись обедать. Сегодня я приготовила очень вкусный борщ с мясом.

Я показала маме черную бабочку и ответила, что хлеб я несу пленному японцу, который подарил ее мне.

Мама вздохнула, немного подумала и сказала:

– Бедный малый! Он, наверное, очень голоден. Там, в лагере, их держат на хлебе и воде. Приведи его к нам. Пусть поест горяченького.

Я радостно побежала звать своего знакомого на обед. С ним рядом стоял его друг. И я пригласила их обоих.

Японцы переглянулись, о чем-то поговорили между собой и, воровато оглядываясь, пошли вместе со мной. Было как раз обеденное время. Охранники сидели в стороне на пустых ящиках. С увлечением ели селедку, чем-то запивая ее. Можно было отлучиться незаметно.

Мама, увидев двоих гостей вместо одного, погрозила мне пальцем, но ничего не сказала. Усадила обоих за стол. Налила им по полной глиняной миске вкусного дымящегося борща и крупными ломтями нарезала буханку черного хлеба. Японцы замерли от восхищения при виде роскошного угощения. Затем молча принялись за еду.

Если бы вы могли только видеть, как они ели! Я никогда не забуду этого зрелища. Быстро загребая ложками, почти не жуя, они глотали этот живительный борщ, закатывая от блаженства свои маленькие узкие глазки. Чтобы не уронить ни одной капельки, они подставляли под ложку кусочек хлеба, неся ее ко рту.

Когда миски опустели, гости хлебным мякишем вытерли их до блеска и отправили сочные кусочки в рот. Затем собрали со стола все хлебные крошки и съели их. Действовали одинаково и очень слаженно. Покончив с едой, японцы улыбнулись нам, встали из-за стола и, сложив руки ладошками вместе, долго кланялись, благодаря нас. Мама растрогалась и даже заплакала. Ей было очень жалко этих изголодавшихся молодых ребят.