Читаем без скачивания Тайный коридор - Андрей Венедиктович Воронцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей нажал кнопку отбоя – с таким выражением лица, как будто раздавил гадкое насекомое.
– Немировский?! – прошептал Алексей.
– Он, – кивнул Кузовков. – Провели мы его, Алеха! Только сейчас, видимо, узнал, гад, что журнал в Москве. Это – звонок отчаяния.
– Отчаяния? – с сомнением покачал головой Звонарев. – Он, с его возможностями, еще может уничтожить тираж. И нас, кстати, тоже.
– Тираж уже развозится – по торговым агентствам и «Роспечати». Все не уничтожит. А про газету он просто не знает, а то уже редактор мне бы звонил. Что же касается нас… Ствол при тебе?
Кузовков имел в виду один из пистолетов, отобранных Павлом и Платонычем у людей Немировского; пистолет Поросенка уже вернули «братве».
– При мне, – Алексей, морщась, пошевелил левым плечом – тяжелый ствол в новенькой жесткой кобуре, подаренной Кузовковым, уже натер ему с непривычки подмышку.
– Ну вот. Ты и без пистолета «быка» урыл, а с пистолетом тебе вообще никто не страшен. К тому же и Димыч здесь, в полной боевой готовности. А Павлик сидит внизу, в машине, обозревает подступы к зданию. Пусть только сунутся! Ты же знаешь, каждый из них десяти стоит. А ведь еще есть ты, я и Платоныч. Прорвемся! Сколько лет я мечтал, что буду не просто колотиться, чтобы вышибить горстку долларов из сильных мира сего, а держать за горло таких падл, как Немировский! И вот моя мечта близка к исполнению.
Открылась дверь, и быстро вошел Платоныч.
– Позвонил снизу Павел, – сказал он. – В здание вошли трое в камуфляже с автоматами, с нашивками МВД. Не к нам ли они по наводке Немировского? А у вас оружие, права на ношение которого вы не имеете. Быстренько отдайте «стволы» мне и Павлу.
– Вот тебе и пистолеты, – сказал Звонарев Кузовкову, отстегивая проклятую кобуру. – Были и нету. А они – с автоматами. А если они вовсе не из МВД, а из службы безопасности Немировского?
– Прорвемся! – упрямо твердил озабоченный Андрей и скомандовал: – Заприте-ка двери. Впускать их не станем. Алексей, оставь пока оружие при себе. Если начнут стрелять, будем отвечать.
Но тревога оказалась ложной – во всяком случае, на их этаже люди в сером камуфляже не появились. Павел незаметно последовал за ними, подождал, когда они сядут в лифт, и выяснил с помощью лифтового табло, что они поднялись на последний этаж. Очевидно, направлялись в одну из многочисленных полукриминальных посреднических фирм, которых в здании было множество.
В течение всего дня Кузовков принимал сообщения об экспедировании журнала. От этого зависело, когда ему делать звонок редактору газеты. По всем раскладам получалось, что завтра.
Ближе к вечеру усталый Андрей предложил Звонареву и Платонычу поехать поужинать к нему на дачу.
– Соорудим что-нибудь по-холостяцки, к примеру, шашлычок. Харчеваться все равно где-то надо, а жен нету. Выпьем маленько. Да и держаться сейчас лучше вместе. Место у меня там открытое, хорошо просматривается. Возьмем Пашу и Диму для надежности. Там и переночуем.
– Малэнько – цэ як? – осведомился Платоныч. – Грамм по семьсот-восемьсот на брата – и шабаш?
– Нет, семьсот-восемьсот – это по окончании дела, – засмеялся Кузов. – Тогда банкет закатим. А сейчас налегайте больше на пиво. Враг не дремлет!
Ехать решили двумя машинами, как и на генеральскую дачу в прошлую пятницу: метод доказал эффективность. Спустились всей компанией вниз. Паша, завидев их, вышел из «Волги» и по привычке, приобретенной им, когда он после Чечни работал у банкира охранником, бросил взгляд по сторонам и наверх. На лице его вдруг отразился ужас.
– Ложись! – закричал он, выхватывая пистолет.
Сверху раздалась автоматная очередь – негромкая, как из Пашиного АКСУ с глушителем.
Паша с опозданием на полсекунды вскинул свою скорострельную «беретту». «Бабах-бах-бах-бабах!», – шарахнуло по ушам, огонь вылетел из ствола, как из бензиновой горелки, прогнав на миг легкие летние сумерки. С крыши ответили: «бу-бу-бу-бу!», – но уже с другого конца. Павел отлетел на капот «Волги», автоматная очередь разорвала его куртку наискось – от плеча до пояса. На карнизе мелькнул парень в сером камуфляже, меняющий огневую позицию. Кузовков, шедший вслед за Димой, удивленно повернулся, посмотрел наверх, и вдруг изо рта у него двумя обильными струями потекла алая кровь.
– Андрюха! – закричал в отчаянии Звонарев.
С крыши – теперь с середины – снова забубнила очередь, над трубой вентиляции взвился легкий дымок. Голова у Кузовкова дернулась, и он упал навзничь – нехорошо упал, как сноп.
«Бах-бабах-бах!» – это опять стрелял по крыше Павел, спасенный бронежилетом.
– Левого! Бери левого! – кричал он Диме.
Дима, в первый момент растерявшийся, прицелился с колена и гулко, словно палкой по железной бочке, ударил несколько раз из своего «ТТ». Отстрелянные гильзы с меланхоличным звоном летели на асфальт. Сверху сыпались штукатурка и куски кровли. Кисло воняло порохом. Алексей и Платоныч схватили Кузовкова под мышки, чтобы утащить в безопасную зону, под козырек, и тут увидели, что вместо правого глаза у него – зияющая багровая дыра. Захлебываясь кровью, Андрей попытался сказать что-то.
– Что? Что ты говоришь? – упав перед ним на колени, спрашивал еще не верящий непоправимой беде Звонарев.
Кузовков снова разлепил окровавленные губы и странным, булькающим голосом повторил:
– Возмездие… неотвратимо. Возмездие неотвратимо.
Обезображенное лицо его посерело. Он грозно захрипел, вытянулся во весь рост, как солдат, и умер как солдат – в пороховом дыму и грохоте боя.
* * *
Позже Звонарев не раз вспоминал это странное выражение на лице Кузовкова в тот страшный день. Оно было таким же, как всегда, когда ему в руки шла удача, и другим. Он улыбался не так широко, как обычно, отвечал с заминкой в доли секунды, а в насмешливых серых глазах его вдруг проплывало что-то рассеянное, меланхоличное, задумчивое, словно набегала на него, неуклонно идущего к своей цели, тень смерти. И эта бетховенская мелодия на мобильнике… Судьба стучится в дверь… Откуда она взялась у него? «Скачал» накануне смерти? Всегда, сколько помнил Алексей, была другая – свиридовский вальс…
Снова и снова видел Звонарев загадочную улыбку Андрея, когда он говорил с ним об отпусках, а глаза его были далеко, словно он слушал какую-то лишь ему доступную музыку… Он был весь еще в земных заботах, но, видимо, душу, знающую то, чего не может знать тело, уже охватила высокая тревога…
В этом русском человеке, несгибаемом, отчаянном, смелом, было заложено так много, а умер он, сражаясь за аферу, о которой
