Читаем без скачивания Каньон Тираннозавра - Дуглас Престон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Согласно моим данным, Бродбент приезжал сюда четыре дня назад. За сутки до того, как ваш монах, Форд, отправился в пустыню для своих «молитв».
— Похоже, вы правы, — мягко согласился настоятель.
Уиллер достал блокнот, набросал заголовок и что-то черкнул под ним.
— Разрешите спросить, лейтенант, что случилось? — поинтересовался настоятель. — Нечасто к нам среди ночи наведывается полиция.
Уиллер захлопнул блокнот.
— У меня ордер на арест Бродбента.
Несколько секунд настоятель смотрел на Уиллера, и его взгляд неожиданно привел детектива в замешательство.
— Ордер на арест?
— Да, я же говорю.
— Позвольте узнать, на каком основании?
— При всем к вам уважении, святой отец, я не могу сейчас об этом распространяться.
Наступило молчание.
— Мы можем где-нибудь побеседовать? — спросил Уиллер.
— Да, конечно. В принципе в стенах монастыря мы соблюдаем обет молчания, но нам можно поговорить в Палате Прений. Прошу, следуйте за мной.
— Ведите, — сказал Уиллер и глянул на Эрнандеса.
Они пошли за монахом вверх по извилистой дорожке и приблизились к небольшому глинобитному строению с жестяной крышей. Оно располагалось позади церкви. Настоятель остановился у двери, вопросительно глядя на Уиллера. Тот, в свою очередь, воззрился на монаха.
— Простите, лейтенант, ваша сигарета…
— А, да, конечно.
Уиллер бросил ее и затоптал каблуком, чувствуя, как монах неодобрительно смотрит на него, и досадуя на то, что ему уже начинают навязывать какие-то условности. Настоятель повернулся, и полицейские вслед за ним вошли внутрь. Маленькое строение разделялось на две скромные беленые комнаты. В комнате побольше у стен стояли скамьи, а в дальнем конце ее висело распятие. В другой комнате не было ничего, кроме грубого деревянного стола, лампы, ноутбука и принтера.
Монах включил свет, и они опустились на жесткие скамьи. Уиллер поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, достал блокнот и ручку. С каждой минутой он все больше раздражался, думая о невесть куда запропастившихся Форде и Бродбенте и о том времени, которое было угроблено на поездку сюда. Черт подери, почему монахам нельзя иметь какой-то несчастный телефон?
— Должен сказать вам, аббат, у меня есть причины считать, что Уайман Форд замешан в этом деле.
Настоятель успел снять капюшон, и теперь было видно, как его брови удивленно изогнулись.
— В каком деле?
— Мы еще не знаем всех деталей, но оно напрямую связано с убийством, совершенным на прошлой неделе в Лабиринте. В районе Высоких Плоскогорий творятся какие-то темные делишки явно преступного характера.
— Я никак не могу верить в то, что брат Уайман замешан в преступных делах, не говоря уже об убийстве. В нравственном плане он безупречен.
— В последнее время Форд часто уходил в горы?
— Не чаще, чем обычно.
— Но ведь он подолгу там бывает?
— Он всегда подолгу бывал там, с тех самых пор, как пришел сюда три года назад.
— Вам известно, что он бывший агент ЦРУ?
— Лейтенант, мне «известно» многое, но в данном случае это все. Мы не выспрашиваем у братьев об их былой жизни больше того, о чем потребно говорить в исповедальне.
— Вы заметили какую бы то ни было перемену в поведении Форда, какие-то изменения в его привычках?
Настоятель помедлил.
— В последнее время он довольно много работал за компьютером. Что-то связанное с цифрами… Но, как уже было сказано, я уверен, что он ни в коем случае не может быть замешан…
Уиллер перебил его.
— Форд работал за тем компьютером? — Он кивнул в сторону другой комнаты.
— У нас нет других компьютеров.
Лейтенант еще что-то черкнул в блокноте.
— Брат Форд — божий человек, и я могу вас заверить…
Уиллер прервал его нетерпеливым жестом.
— Вы не представляете себе, куда именно Форд отправился «для молитв»?
— Нет.
— А то, что он не вернулся в срок, вас не тревожит?
— Я жду его возвращения в любой момент. Он обещал быть здесь еще вчера. Обычно он держит слово.
Уиллер мысленно выругался.
— Еще что-нибудь?
— Пока нет.
— В таком случае я хотел бы удалиться. Мы поднимаемся в четыре утра.
— Ладно, идите.
Монах ушел.
Уиллер кивнул Эрнандесу.
— Пойдем, подышим.
Только они оказались на улице, как лейтенант сразу же закурил.
— Что скажете? — спросил Эрнандес.
— Тут дело нечисто. Я намерен допросить так называемого монаха Форда, чего бы мне это ни стоило. «Уединился для молитв»! С трудом верится…
Уиллер глянул на часы. Почти два. Детектив все сильнее ощущал, что они бьются напрасно и попросту теряют время.
— Спустись к машине и вызови вертолет из Санта-Фе, а заодно запроси ордер на конфискацию ноутбука, который мы только что видели.
— Вызвать вертолет?
— Да. Чтобы он был здесь на рассвете. Мы разыщем этих сволочей. Тут федеральная земля, поэтому пусть наше полицейское управление обязательно поддерживает связь с Бюро по управлению землями и вообще со всеми, кому вздумается ныть и плакаться, что все, мол, решается без них.
— Будет сделано, лейтенант.
Уиллер смотрел, как покачивается фонарь в руке у Эрнандеса, спускающегося к стоянке. Через минуту полицейская машина словно ожила, послышались треск и шипение приемника. Разговор, в котором не удавалось разобрать ни слова, длился долго. Уиллер успел выкурить одну сигарету и уже принялся за другую, когда Эрнандес, наконец, к нему вернулся.
Он остановился, его пухлые бока ходили ходуном после подъема в гору.
— Ну?
— Они только что закрыли воздушное пространство от Эспаколы до границы с Колорадо.
— Кто это — «они»?
— Федеральное авиационное агентство. Почему — никому не известно, приказ поступил с самых верхов. Запрещено летать и гражданской авиации, и частным самолетам, — всем.
— Надолго?
— На неопределенный срок.
— С ума сойти… А что насчет ордера?
— Все без толку. Разбудили судью, тот злой как черт, — он, видите ли, католик, и ему нужны более веские основания для конфискации компьютера, принадлежащего монастырю.
— Я тоже католик, ну и что с того, черт возьми?
Уиллер сердито докурил сигарету, бросил окурок наземь, придавил его ногой и принялся растирать — вперед-назад, вперед-назад, пока не осталась лишь одна щепотка от фильтра. Потом кивнул в сторону каньонов и скал, темной массой громоздившихся позади монастыря.
— Большие дела творятся там, в Высоких Плоскогорьях. А мы ни черта не знаем. Мы вот ни на столечко не представляем себе, что же именно происходит.