Читаем без скачивания Обольсти меня на рассвете - Лиза Клейпас

Амелия. Он хотел произнести ее имя и не мог. Какая жестокая несправедливость. Он не мог покинуть этот мир с ее драгоценным именем на устах.

После часа прибивания реек и подбора оптимальной пропорции компонентов смеси из извести, гипса, щетины и сырой глины, путем многочисленных экспериментов, Кев, Лео и рабочие нашли искомый идеал.

Лео проявил к процессу неожиданный интерес и даже внес предложение по улучшению качества трехслойной лепнины путем усовершенствования базового слоя или обрызга [3].

— Надо добавить больше щетины в этот слой, — предложил он, — и заровнять его. Тогда сцепление со следующим слоем будет лучше.

Кеву было ясно, что, хотя Лео не слишком интересовался финансовым аспектом управления поместьем, его любовь к архитектуре и всему, что связано со строительством, сейчас проявляла себя особенно зримо.

Когда Лео слезал с козел, в дверях возникла экономка, миссис Барнстабл. За спиной у нее стоял мальчик. Кев посмотрел на него с интересом. Мальчику на вид было лет одиннадцать-двенадцать, и хотя он не был одет в цветастую рубаху, черты лица и цвет кожи выдавали в нем цыгана.

— Сэр, — виновато сказала экономка Кеву, — прошу прощения, что помешала вашей работе, но этот паренек прибежал сюда, бормоча что-то невразумительное, и отказывается уходить. Мы подумали, что, может, вы сумеете его понять.

Бормотание оказалось вполне внятной речью. На цыганском.

— Дробой тьюм, ромале, — вежливо сказал мальчик.

Кев ответил на приветствие кивком.

— Мишто авилан, — продолжил он разговор на цыганском. — Ты из табора за рекой?

— Да, како. Меня послал ром фуро, чтобы сказать, что мы нашли цыгана, лежащего среди поля. Он одет как гаджо, и мы подумали, что, может, он отсюда.

— Лежит посреди поля? — повторил Кев, холодея от страха. Он тут же понял, что случилось что-то очень плохое. Сделав над собой усилие, он продолжал терпеливо расспрашивать мальчишку:

— Он отдыхал?

Мальчик покачал головой:

— Он болен, и он не в себе. И он дрожит вот так. — Мальчик руками показал, как он дрожит.

— Он назван тебе свое имя? — спросил Кев. — Он сказал что-нибудь? — Несмотря на то что они продолжали говорить на своем языке, Лео и миссис Барнстабл внимательно прислушивались к разговору. Они поняли, что случилась беда.

— В чем дело? — нахмурившись, спросил Лео.

Мальчик ответил Кеву:

— Нет, како, он ничего не может сказать. И его сердце… — Мальчик довольно сильно ударил себя кулаком в грудь несколько раз.

— Отведи меня к нему.

Кев не сомневался, что произошло несчастье. Кэм Рохан никогда не болел и был в превосходной физической форме. Что бы с ним ни произошло, это было не обычное безобидное недомогание.

Перейдя на английский, Кев обратился к Лео и экономке:

— Рохан заболел… Он в таборе. Милорд, я предлагаю вам направить слугу в Стоуни-Кросс, чтобы привезти сюда Амелию. Миссис Барнстабл, пошлите за доктором. Я привезу Рохана. Постараюсь сделать это как можно быстрее.

— Сэр, — изумленно спросила экономка, — вы имели в виду доктора Харроу?

— Нет, — тут же сказал Кев. Всем своим нутром он чуял, что Харроу ничего не должен об этом знать. — Кстати, не говорите ему о том, что произошло. Какое-то время об этом никто не должен знать.

— Слушаюсь, сэр. — Миссис Барнстабл не понимала, какие у Кева резоны так поступать, но была научена не оспаривать приказы господ. — Мистер Рохан казался абсолютно здоровым сегодня утром, — сказала она. — Что могло с ним случиться?

— Это мы скоро выясним. — Не дожидаясь дальнейших вопросов, Кев взял мальчика за плечо и повел к двери: — Пошли.

Табор был небольшим, богатым и состоял из одной большой семьи. Лошади выглядели здоровыми и упитанными, мулы — тоже. Глава клана, которого мальчик называл ром фуро, был привлекательным мужчиной с длинными черными волосами и теплым взглядом темных глаз. Не будучи высоким, он был худощав и подтянут, и в нем чувствовалась уверенная основательность человека, умеющего управлять людьми. Кев был удивлен тем, что лидер клана оказался сравнительно молод. Словом «фуро» обычно называют мужчин преклонных лет, наделенных мудростью опыта. Если так называли мужчину, которому еще не исполнилось и сорока, он действительно сумел проявить себя как выдающийся лидер.

Кев и глава клана обменялись приветствиями, после чего ром фуро проводил Кева к своей кибитке.

— Он твой друг? — с явным сочувствием спросил хозяин кибитки.

— Брат. — Отчего-то этот ответ Кева заставил мужчину из табора пристально на него посмотреть.

— Хорошо, что ты здесь. Может, это твоя последняя возможность увидеть его живым.

Кев был поражен собственной реакцией на эти слова. Сердце его болезненно сжалось. В груди теснились возмущение и скорбь.

— Он не умрет, — хрипло проговорил Кев и едва не запрыгнул в кибитку.

Кибитка была примерно двенадцать футов длиной и шесть — шириной. Там стояла плита с железной трубой, выведенной в сторону двери. Две складные койки в два яруса стояли у противоположной стены. Кэм лежал, вытянувшись, на нижней койке, и ноги его, обутые в туфли, свешивались с нее. Его били судороги, и голова металась по подушке.

— Вот черт, — хрипло пробормотал Кев, не в силах поверить, что за такое короткое время с Кэмом могли произойти такие перемены. Лицо у него было белым как бумага, губы посерели и потрескались. Он стонал от боли и дышал как загнанный пес.

Кев присел на край койки и положил руку на ледяной лоб Кэма.

— Кэм, — сказал он с нажимом в голосе, — Кэм, это Меррипен. Открой глаза. Скажи мне, что случилось.

Рохан пытался сдержать дрожь, сфокусировать взгляд, но безуспешно. Он пытался произнести слово, но с губ срывались лишь нечленораздельные звуки.

Положив руку Рохану на грудь, Кев почувствовал резкое и аритмичное сердцебиение. Он выругался, понимая, что ни одно сердце, каким бы сильным оно ни было, не может долго протянуть в таком безумном темпе.

— Должно быть, он съел какое-нибудь растение, не зная, что оно ядовито, — сказал ром фуро. Взгляд у него был озабоченный.

Кев покачал головой.

— Брат хорошо знаком с лекарственными растениями, он бы никогда не допустил такой ошибки. — Глядя на осунувшееся лицо Кэма, Кев испытывал одновременно сочувствие и гнев. Если бы только он мог отдать брату свое сердце. — Кто-то его отравил.

— Что я могу для него сделать? — тихо спросил глава клана.

— Вначале надо избавиться от яда, насколько это возможно.

— Его стошнило еще до того, как мы занесли его в кибитку.