Читаем без скачивания Изоляция - Дмитрий Матяш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свалившись с той стороны телеги, я даже не ощутил, как обожгло бок, — привык. Валерьич еще зашьет, когда узнает, ради чего я его предписания нарушил. Приземлившись в сухие коровьи лепешки, я включился в работу. К небольшому моему изумлению, мужики не вели себя как мишени в тире. Знать, точно готовились к такому раскладу: трое, отстреливаясь на ходу, метнулись к дверям в казарму, один за вырытый в углу базы колодец прыгнул, еще двое к дровнице у бетонной стены шмыгнули, оттуда разрядили в сторону Бакуна сразу два ствола. А вот седьмой — мой клиент — за «уазик» ржавый, пригорюнившийся у крыльца казармы, забежал. Мне, лежащему на земле, ничего не стоило стрельнуть ему по ногам. Из трех пуль в цель попала одна, но и того хватило. Взвыв, ополченец упал целиком, и тогда я отправил в него сразу десяток. Это был первый раз за последние три года, когда я не испытал облегчения, пришив противника.
— Вали лысого, за телегой! — прокричали от казармы.
Один длинный ствол высунулся из проема дверей казармы. Я шмальнул туда еще до того, как кудрявый, чернобурый, усатый мужик по мне прицелился. Вскакиваю на ноги, добавляю еще. Пули дырявят дверь, со стены отваливаются куски штукатурки. Но, отчаянный, он и не думает сдаваться. Дождавшись короткого тайм-аута, тут же палит в меня. Наугад, особо не прицеливаясь. Дробь откусила от телеги пристойный кусок щепок в том месте, где я прятался.
Я бросил взгляд ко входу в бункер. Переместиться бы туда. Но лучше подождать, чтоб не прихватить с собой пригоршню дроби в задницу. Тем более Трофимов, затащив краснощекого вглубь коридора, ввязался с ним в драку. Но краснощекий из-за своих габаритов и деревенской закалки оказался нечувствителен к кулачным ударам, а потому старлею придется попотеть, чтобы завалить верзилу.
Улучив момент, я метнулся в противоположную от бункера сторону, к накрытому куском брезентины потемневшему стогу сена. Сухая трава особо дробь не задерживает, но выбора у меня не было: кудрявый как раз вытянул в дверной проем ствол. Пришлось принять позу эмбриона и выждать, пока рой дробинок после двух выстрелов не прочешет стог и с цокотом не разобьется о поросшую мхом плиту ангара. Затем выглянул на секунду. Как раз встретился с кудрявым взглядами. Выстрелил в ответ от бедра, почти не целясь.
— Аа-а-ать… сука… — из казармы. — Гниль, сука…
Выглядываю, став на колено. Попал, кажись. Ствол все еще торчит, но рука вымазана кровью, тяжелый сгусток потянулся с цевья.
— Киньте пушки — будете ж-жить! — крикнул Бакун, пустив короткую очередь по крышке колодца и не дав прячущемуся там молодому селянину поднять головы.
— А х*й тебе! — ответили из-за угла сарая.
Тик-так…
Два ствола оттуда бабахнули. Бакун, который особо и не прятался, двигаясь как разудалый морской пехотинец — на полусогнутых и приложившись щекой к прикладу «калаша», — дал очередью в ответ.
Следующий заряд из ружья вместо сержанта достал сразу двух собак, что рвались с привязи. Одну подбросило вверх, словно током ударило, другая свалилась замертво. Захлебный лай сменился жалким скулежом.
Бакун, решив не играться в морского пехотинца, воспользовался укрытием: переместился за горку кирпичей, предназначенных для достройки этого самого сарая, присел там.
В это же время усатый парень с прыщавым лицом, прятавшийся за колодцем, выстрелил в перебегающего двор Чирика. Промахнулся, но решил убедиться: высунулся над крышкой колодца больше необходимого, чтоб посмотреть — а вдруг хоть ранил?
«Критическая ошибка!» — мог бы выдать его процессор, если б он у него был.
Тут же бахнул одиночный из-за кирпичей. Бакун отправил. В одночасье с виска парня тяжелым бордовым фонтаном брызнула кровь.
— Васька! — со стороны дровни.
Я добавил по тому, что засел в казарме. В этот раз до упора. Пока в рожке не стало пусто. Сменил. Спасибо старлею, обеспечил запасом. Готов, охотник. Вывалился на порог целиком, ружье бросил, повис с крыльца головой вниз. Правда, их туда вбежало трое, где-то два голубка еще засели.
Из-за дров выбежал мужик. Одного взгляда хватило — отец застреленного Бакуном пацана. В очах столько непростительной боли, столько желания не верить в произошедшее. Лицо скосило от слепой ненависти. Стрелял из помповика как от нечистой силы отбивался — пять выстрелов и все куда ни попадя. Не целился, он этими выстрелами просто выпросил у нас возможность добраться к телу сына. Я держал его на прицеле, но стрелять не спешил. Не спешил и Бакун, хоть цель ему была видна так же четко, как квадрат на картине Малевича.
В коридоре бункера грянул ружейный выстрел.
Трофим?!!
— Трофим?! — кричу.
— Нормально, — донеслось оттуда, правда тяжело, с задышкой, неуверенно. — Все нормально.
Чирик с Бухтой тем временем сыграли в штурмовиков — каталовец высадил окно в казарме и, не подыскав ничего более подходящего, подставил спину в качестве ступени.
— Рафат, прикрой! — оглянулся Бухта на выбравшегося, наконец, из курятника, однополчанина. Он был весь в крови, на голове куриные перья, но кровь, скорее всего, была не его.
— Крою, — ответил он. — Давай.
У меня на глазах снимался настоящий боевик: «натуральный блондин» выпрыгнул на импровизированную ступень, сунул дуло автомата в выбитую оконницу. Загромыхал автомат у него в руках. Голова мечется туда-сюда, будто целится он в шмыгающих по полу мышей.
— Да сдохни ты уже!
Ответили оттуда дробью — наклонился «дог» вовремя, лишь боковое стекло вылетело, осыпалось мелкими осколками.
Из-за угла сарая выбежал младший краснощекий. Растерялся, увидев лежащего у колодца парня и склонившегося над ним отца. И вспомнил о своем — ведь тот до начала перепалки стоял у входа в бункер. Но, оказавшись посредине двора, не прикрытый абсолютно ничем, лишь с тяжеловесным ТОЗ-87 в руках, он все понял по лицу Трофимова. Перспективы для продолжения пути у него не было, а отбегать назад — поздно.
— Кинь ствол, — посоветовал ему старлей, держа на прицеле.
Молодой краснощекий в нерешительности открыл рот, но сказать ничего так и не смог. Он не направлял ствол на Трофимова, но и выполнять приказ, похоже, не собирался. Впрочем, времени на раздумье у него совсем не было. Стоявший на живой «ступеньке» Бухта снова открыл огонь по тем, что баррикадировались в казарме. И внезапный, отчаянный крик оттуда вынудил младшего краснощекого дернуться…
Тик-так…
Очередь раздалась у него за спиной. Стоявший на прикрытии Рафат не церемонился: человек с оружием, пусть и пацан, все равно излучал опасность. Каждое сокращение его мускулов могло стоить чьей-то жизни. Пули прошли навылет, окрасили вязаную жилетку красными пятнами. Парень как-то по-смешному открыл рот, сморщил лицо, рефлекторно выстрелил. Дробь раздробила асфальт, и этим он словно смягчил себе место для падения. Сложился на колени, упал ничком.
Я это почувствовал: Трофим тоже не желал парню смерти. Просто он, как и тот, что обрел свою смерть за колодцем, сел не в тот автобус. Они могли бы залечь и не высовываться и, возможно, заслужили бы самый ценный подарок — жизнь. Но решили принимать участие и сказали «решка».
А им выпал «орел».
Тем временем горюющий отец бережно отложил бездыханное тело сына, зарядил, доставая из-за пазухи патроны, свой помповик. Я взял его на прицел, пока он тихо проговаривал под нос что-то похожее на молитву. Или проклятие. Наконец он поднялся во весь рост, готовый отправить на тот свет как можно больше супостатов, повернулся в сторону Бакуна… Но не успел сделать совершенно ничего: его приговорили одновременно четверо. Трофимов, Бакун, Рафат и я. Его изрешеченное тело подняло на воздух, отбросило назад, на каменную кладку колодца. Судьба уготовала ему место рядом с сыном, будь мы прокляты.
Бакун, выпрыгнув как черт из коробочки из-за кучи кирпича, забежал за сарай.
— Сдаюсь! — завопил оттуда мужик. — Я без оружия. Сдаюсь!
— Чисто, — доложил оттуда Бакун. — У меня один бесствольный. Руки поднял! Шагай.
— Чисто, — дополнил рапорт Бухта, спрыгнув со спины Чирика. — Два двухсотых. Шмырота, ля. Сдались бы, суки, — жили.
— Все целы, раненых нет? — Трофимов бегло оглянул нас на предмет нежелательных дырок в одежде.
— Все в порядке, старлей, — отвечаю. Мой ответ дополнили остальные.
— Тогда, Рафат, Салман — таможня, — скомандовал нам Трофим. — Бухта, собери стволы, проверь каждого. — Сам же схватил подведенного Бакуном «языка» за грудки, встряхнул им. — Где остальные? Ваши бабы?
— В-в-в подвале… Внутри казармы, — ответил тот.
Небритый, тощий, щеки запавшие. Мало что общего с тучноватыми крестьянами, что уже отдали Богу душу. Наемный пахарь какой, что ли?
— Оружие еще есть? Патроны?
— Там же, в казарме, — нервно, будто бы в эпилептическом припадке закивал тот. — Но только патроны, ружей больше нет.