Читаем без скачивания Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс

Бегунок отчаянно пискнул — но Рун уже похолодел, едва осознал, кто прятался за личиной выдранка.

Чудище было несуразным.

Текучим.

Переливающимся. Словно сейчас лошадь и бык, и змея, и курица…

Всё как расписывал Бек.

Несчастный теперь был окровавленным, разодранным в клочья куском мяса в вытянутой, шипастой пасти. Сквозь прореху в щеке выглядывал длинный, похожий на плеть язык. Разноцветная россыпь глаз была повсюду — с туловища на Руна взирал бисер паучьих очей. Большое, словно арбуз, полное слизи глазное яблоко, распахнувшее веки на булькающем, то сжимающимся, то вытягивающемся тулове не выпускала Мика из виду. Читль и Ска приглянулись ногам — соседствуя с десятком крупных пышущих вонью сала пор расположились чёрные, ничего не выражающие точки.

Хвост чудовища мотало из стороны в сторону, словно он жил своей собственной жизнью. Из спины и передних лап росло ещё по хвосту — с мерзким хлюпаньем и оставляя после себя маслянистый след, они втягивались в тело. Брюхо исторгало из себя наружу плеяду ребёр, тут же пряча её под кожу.

Дух, исходящий от твари был тяжел и омерзителен. При каждом выдохе отовсюду, откуда только можно и нельзя валил горячий пар.

— Ар-ро, что это за тварь? — Мик выронил из своих рук нож и даже не подумал подбирать его. Словно Рун парой мгновений назад он пятился. Не от липкого ужаса, а от вдруг проснувшейся где-то в глубине души неуверенности. Юному чародею почти казалось, будто ещё мгновение — и он сможет увидеть отчаяние, притаившиеся у головореза за спиной. — Мажий потрох, что… это… за тварь?

Безумка. У Руна пересохло в горле, язык онемел, сделался непослушным. Следовало догадаться, что расплескавший содержимое своего брюха разбившийся о воду ночежар привлечёт внимание какой-нибудь твари вроде неё. Следовало вдуматься в то, как описывал этого "выдранка" тогда ещё живой мальчишка. Следовало…

Мик быстро устал от бездействия. Разбойник смахнул с себя оцепенение, отринул его прочь. Качнул головой, будто прогоняя весь наскочивший на него ужас. Первый его шаг был осторожным, второй — полным мужества. Великан метнулся на чудовище.

Бежать?

Бегство было незнакомо Мику с самого рождения. Сейчас Рун готов был отдать голову на отсечение, что головорез не просто сбежал с саффиритовых шахт, а пробил себе кровавый путь к свободе.

Бежать, спросил самого себя Рун?

От безумки не убежать — она догонит их, словно мелких крысят. Она поймает его за хвост, что останется следом от заклинаний. Нет хуже твари для любого чародея, чем явившаяся из ниоткуда безумка.

Мик врезался в чудовище, будто кузнечный молот. Натруженные, огромные руки великана месили податливую плоть, словно тесто.

Тщетно. Руки головореза тотчас же увязли, поросли кожой бестии — тварь затягивала его в себя, собираясь пожрать не разевая пасти. Мик отчаянно и зло заревел, что задрожали верхушки деревьев.

Один из хвостов плетью ударил по рукам Ска, выбивая готовый к выстрелу малурит. Выдранок запрокинул голову, лязгнул пастью, заглотив жалкие останки Бека; лапой поддел метнувшуюся в сторону Читль. Мохнатая, изгибающаяся и не ведающая покоя конечность порастала шерстью и когтями.

Виранка отчаянно взвизгнула, закрываясь руками.

Молния метнулась к безумке, очертила полосу прямо у нее перед носом, врезалась в ближайшее дерево. То треснуло с чудовищным хрустом, мгновенно обуглилось, пылью посыпалась наземь тлеющая прямо в воздухе листва.

Запах маны заставил "выдранка" взбеситься. Монстр тот же час обратил внимание на заклинателя, потеряв всякий интерес к беспомощной рабыне. Мика он тащил за собой — увязший руками в чреве разбойник зло сверкал глазищами и работал ногами, упирался в тщетных попытках высвободиться.

На его плечи то и дело опускались полные шипов отростки. Язык, едва показавшись из дырявой пасти хлестнул разбойника по спине. Каскад кривых клыков, что выросли из языка, прочертил багровые, рваные полосы — Мик дёрнулся от боли и закатил глаза, пал на колени.

— Ну, давай, сюда! Ты же хочешь! — Рун разве что не плясал у безумки перед носом. Тварь внюхивалась — острый запах свежей маны заставил её тотчас же забыть обо всём другом. Из-за застрявшего в ней великана, безумка из ловкой бестии обратилась в несуразного, неповоротливого бегемота. Морда вытягивалась и сокращалась, принимая причудливые формы, отращивая на месте носа клюв и тотчас же вновь превращая его в излишне плоскую пасть.

Рун сотворил ещё одно заклинание, швырнул его прямо под нос противнику — и вот тогда-то безумка сошла с ума окончательно.

Она выплюнула мешающегося ей разбойника — руки несчастного теперь больше походили на окровавленные культи. Устрашающе и жутко торчали в разные стороны скрюченные кости пальцев — тварь успела обглодать головореза.

Топча, словно слон, безумка бросилась к чародею. Он отскочил в сторону, ударил под собой магическим импульсом — тварь получила лишь обидный щелчок по носу, но не самого чародея. Словно птица он заскочил на ближайшее дерево, с него спланировал на торчащий из под травы пологий булыжник — безумка следовала за ним по пятам. Будто разом лишившись костей, она змеёй обвилась вокруг дерева, бросила всю себя следом за Двадцатым.

Заклинаниями её не победить. Только болью, только изнутри, только несварением. Оказаться настолько мерзкой пищей, чтобы отравилась, отрыгнула прочь, издохла от яда.

Мастер Рубера явился ученику на помощь. Вопреки старому Мяхару не стал являться призраком и читать нотации у костра. Рун вдруг ощутил, как старые, полузабытые уроки всплывают в его памяти вновь.

Словно пух, он приземлился наземь за спиной чудовища, опрокинул в траву разбойника, спас от очередного удара. Лий, вдруг пришедший в себя и осознавший скорую незавидную участь не успел сделать и шага — заклинание окружило его со всех сторон, заключило в кокон — будто подкошенный, он завалился и громко зарыдал.

Не в силах справиться с своими ногами, так и не встав, сидя пятилась Читль. Ска успела прикрыть её собой — пресловутый клыкастый язык скользнул по телу механической куклы, утащил с собой кусок кожимита. На солнце сверкнуло стальное нутро автоматона.

Рун схватил растущую траву в охапку, зачерпнул свободной рукой песок под ногами. Тварь взвизгнула, отскочила прочь, когда по её шкуре прошлись огненные цепи, попятилась, чтобы тотчас же попасть в пылевое облако. Песчаная пыль легко забивалась чудищу в лёгкие, глаза, в жирные поры кожи — где тотчас же взрывалась. Несуразное тело бестии выгнулось и содрогнулось — его разве что не разрывало изнутри.

Они любят ману, говорил мастер Рубера: единственный чародей, что за свой немалый век встречался с добрым десятком этих тварей. Ману, волшбу, иногда даже едят направленные напрямую на них заклинания. Но вот меньше всего эти паршивцы любят боль во всех её проявлениях. Её, пояснял он, они тоже "едят".

Безумка была несуразна, изменчива и непостоянна, как сами чародеи. Плюхнувшийся в озеро ночежар превратил его для бестии в вкусное подслащённое молоко. А раздавивший по утру ком сухой маны Рун этим разве что не крикнул ей в ухо, что на стол накрыто.

Чудище дурело от одного только запаха высвобожденной, обращённой в заклинания маны. Многочисленные, всех форм и размеров глаза, то открывающиеся, то исчезающие по всему телу, теперь были целиком и полностью прикованы к тому, кто провонял ей с головы до пят.

Тварь вдыхала чудесный аромат прекрасного жорева. Внутри бурлил постоянный, не исчезающий, неутолимый голод. Словно обозлённый на весь мир хозяин он терзал её изнутри.

Добычи было немало. Маленькие, проворные, злые — делали больно. От самого большого пахло дрянью. Первый, кто не испугался, кого не удалось заставить бежать. Теперь же он валялся всей своей мерзкой тушей на земле. Его следовало поглотить — даже если не вкусно, нельзя не поглощать. Но было тут ведь и другое…

Ча-ро-дей…

Она метнулась к нему, словно молния. Пасть вытягивалась, тая тщетные надежды ухватить до безобразного юркую добычу. Вкусный менял облики, словно она сама, но если образ безумки рисовал голод, то вкусный менялся как хотел. Он уходил прочь, едва ей стоило прижать его лапами. Когда клыки зудяще прорезались сквозь кожу, когда очередная опухоль раскрывалась слюнявой пастью на хвосте, языке, отростке конечности — он успевал извернуться.