Читаем без скачивания Таинственный спаситель - Элизабет Хойт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Их добыла моя камеристка Пинкни. Не знаю точно где, но знаю, что она была в восторге от цены.
Он угрюмо сжал губы.
— Ты не могла бы позвать ее сюда?
— Конечно, — ответила она, сохраняя спокойствие, прошла к двери и дала указание стоящему снаружи лакею.
Уинтер был ужасно зол, она видела. «Глупые дамочки». Причисляет ли он и ее к этим глупым дамочкам, о которых говорил? Которым нет дела до того, кто изготовил их чулки, если те сделаны по последней моде? Ну что ж, она и есть одна из этих дамочек, не так ли?
Она опустилась на стул, дожидаясь горничной. Уинтер больше ничего не говорил, устремив хмурый взгляд на стол.
Дверь в комнату для завтраков открылась, и вошла Пинкни.
— Вы хотели видеть меня, миледи?
— Да. — Изабель сложила руки на коленях. — Я хочу знать о кружевных чулках, которые ты покупала для меня.
Пинкни наморщила свой хорошенький лоб.
— О чулках, миледи?
— Где ты брала их? — спросил Уинтер сурово.
Голубые глаза камеристки широко раскрылись, в них читалась смесь замешательства и страха. Уинтер в эту минуту выглядел довольно устрашающе.
— Я… я… в общем, на Бейкер-стрит есть маленький магазинчик, миледи. Владелец магазина торгует кружевными чулками из-под прилавка. Достаточно только спросить, а для этого надо знать.
— А ты как узнала? — задала вопрос Изабель.
Пинкни неопределенно пожала плечами.
— Слухи о таких вещах разносятся в свете, миледи. Где найти лайковые перчатки последнего фасона, какой башмачник делает самые изящные бальные туфельки и у кого есть кружевные чулки по французской моде за полцены. Это моя работа, миледи.
Пинкни посмотрела на них со своего рода гордостью, ибо была совершенно права: это ее работа, и она выполняет ее хорошо.
— Спасибо, Пинкни, можешь быть свободна, — тихо сказала Изабель.
Камеристка сделала книксен.
— Да, миледи. — Она повернулась, чтобы идти.
— Постой. — Изабель снова быстро подняла юбки, стащила оба чулка вниз и сняла их. Потом протянула скомканное шелковое кружево служанке. — Сожги их вместе с остальными, пожалуйста.
Пинкни разинула рот, когда хозяйка подняла юбки перед Уинтером. И поспешно захлопнула его.
— Конечно, миледи.
Она взяла чулки и унеслась.
— Зачем ты отпустила ее? — резко спросил Уинтер. — Возможно, она вспомнила бы что-то еще, если бы мы расспросили.
— Сомневаюсь. — Изабель покачала головой. — Она превосходная дамская горничная, но ее голову целиком и полностью занимают все мелочи ее положения — все то, что она только что перечислила. — Изабель, извиняясь, пожала плечами. — Ее не интересует ничего, кроме моды.
Уинтер оттолкнулся от стола.
— Тогда я пойду, навещу этот магазин на Бейкер-стрит. Возможно, его владелец сможет рассказать мне больше.
— А как же Кристофер? — спросила Изабель. — Разве у вас с ним нет сегодня уроков?
Уинтер повернулся и от двери взглянул на нее.
— Действительно есть, но у его матери, похоже, другие планы. Мне сказали, что она забрала его для чего-то сегодня рано утром.
— Что?.. — начала Изабель, но он уже ушел.
Это было странно. Луиза навещает Кристофера лишь раз в месяц, если не реже, и только днем. Она редко просыпается раньше полудня, не говоря уж о том, чтобы встать с постели.
Вздохнув, Изабель продолжила ленч. Стоит ли ей пересмотреть всю одежду, которую Пинкни приносила ей? Убедиться, что вся она была сшита в легальных мастерских? Или просто надо отказаться от затейливых кружевных чулок, туфелек из золотой парчи на каблуках, платьев, на вышивку которых уходят месяцы?
Она могла бы одеваться как монашка, изгнать из своей жизни все цвета… и тихо сойти с ума через неделю. Она любит роскошные платья, красивое тонкое белье, вышитые чулки и всю остальную мишуру, на которую Уинтер, без сомнения, смотрит крайне неодобрительно. Она не может перестать носить их, точно так же как павлин не может сбросить свои перья.
Что ж, стало быть, вот еще одна причина, почему они не могут пожениться. Даже если Уинтер и вправду любит ее, то не может не питать отвращения к ее любви к нарядам и украшениям. Это еще один гвоздь в гроб их отношений. Они просто не подходят друг другу ни в чем.
Изабель сморщила нос и раздавила вилкой остатки сыра на тарелке. Ей следовало бы радоваться, что она нашла еще одну причину, почему они не должны, не могут пожениться, и все же ощущала лишь нарастающий ком отчаяния в груди. Умом она это понимала, но сердце восставало.
Дверь отворилась, и Изабель обернулась, радуясь возможности отвлечься от своих мрачных размышлений.
Впорхнула Луиза: на щеках нежный румянец, глаза искрятся, золото белокурых полос подчеркнуто розочкой из розовой ленты, и если Изабель не ошибается, на ней новое платье.
— Ах, Изабель, случилось нечто чудесное! Я нашла покровителя, и он снял для меня дом. К концу недели я смогу забрать Кристофера к себе.
Изабель открыла рот, но слова не шли. Луиза продолжала щебетать о новом покровителе, который готов ее содержать, но она слышала все как будто сквозь пелену.
Изабель весьма неохотно приняла ответственность за Кристофера, и то лишь потому, что больше некому было о нем позаботиться. Мальчик был обузой, невольным напоминанием о неверности Эдмунда и ее бесплодии. Ей следовало бы радоваться, что Луиза наконец нашла способ заботиться о нем сама. Ребенку нужна мать, а Луиза, какой бы ни была, все же мать ему.
И если она и испытывала небольшое разочарование из-за того, что Кристофер уезжает, то этого следовало ожидать. Она… прониклась к мальчику нежными чувствами.
— Я приеду за ним завтра, хорошо? — сказала Луиза.
Изабель заморгала.
— Да. Да, конечно, хорошо.
И это действительно хорошо, не так ли?
Поздним вечером Уинтер толкнул дверь в свою комнату в доме Изабель, уставший телом и душой, однако представшее ему зрелище заставило его встрепенуться: Изабель лежала в его постели, и, судя по тому, что он увидел, на ней ничего не было.
Уинтер закрыл за собой дверь. Комната, которую она предоставила ему, была гораздо симпатичнее его комнатушки в приюте. На том же этаже, что и ее спальня, это была, как он заподозрил, скорее гостевая комната, чем та, что обычно отводят слуге. Кровать была большой и удобной, а мебели ровно столько, чтобы сделать комнату уютной: кресло перед камином, комод и туалетный столик с тазиком и кувшином для умывания. Он был уверен, что она позаботилась отвести ему комнату, которую он нашел бы уютной, но без нарочитой роскоши.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
Ресницы ее опустились, и в уголках сочных губ заиграла улыбка.