Читаем без скачивания Фактор холода - Сандра Браун

Он тяжело поднялся с колен и распрямился. Двигался он так, словно вдруг состарился лет на сорок. Он не чувствовал ног внутри башмаков, не чувствовал пола под ними, пока шел к камину и подкладывал в него поленья. Пришлось наклониться и подуть на угасающие угли, чтобы они разгорелись. Наконец они вспыхнули, и вскоре жадные языки огня начали лизать поленья.

Тирни спустил с плеч лямки рюкзака, поставил его на пол и носком башмака задвинул под столик. Он размотал шарф, снял с головы плед и шапочку. Все это вместе с курткой он повесил сушиться на спинку стула. Потом он осторожно ощупал затылок и осмотрел пальцы, проверяя, нет ли свежей крови. То ли его рана перестала кровоточить, то ли кровь замерзла.

Он сел на диване напротив Лилли и расшнуровал ботинки. Снимать правый было страшно: лодыжка могла так опухнуть, что его потом невозможно будет надеть. Но если он не восстановит кровообращение в ступне, не исключено, что ему придется попрощаться с обмороженными пальцами.

Стискивая зубы от боли, Тирни высвободил ногу из башмака и стянул носок. Лодыжка слегка опухла и выглядела не так плохо, как можно было предположить, судя по адской боли. Признаков обморожения он не увидел, но принялся безжалостно массировать пальцы. Когда к ним прилила кровь, боль стала нестерпимой, но это означало, что капилляры не отморожены безвозвратно.

Пока Тирни проделывал все эти операции, Лилли продолжала сидеть с широко раскрытыми глазами, лишившись дара речи и глядя на него, как на привидение. Было ясно, что она по-прежнему боится его.

Двигаясь медленно, чтобы не испугать ее еще больше, Тирни поднялся, подошел и опять опустился на колени перед диваном рядом с ней. Когда он попытался заговорить, его голос прозвучал хрипло.

– Теперь тебе лучше?

У нее еле хватило сил наклонить голову.

– О боже, я забыл про твои таблетки.

Тирни нашел на полу коричневый пластиковый пузырек, закатившийся под одно из кресел. Он принес ей воду из кухни. Лилли воспользовалась вторым ингалятором, потом проглотила таблетку. Пока она пила, Тирни заметил, что ее губы розовеют. Значит, в легкие поступает достаточно кислорода, хотя ее дыхание по-прежнему напоминало по звуку расстроенную волынку.

– Этот ингалятор отлично работает, – заметил Тирни. – Я не знал, который из них пустить в ход в первую очередь. Вроде бы выбрал тот, что надо.

Лилли опять чуть заметно кивнула.

Тирни пытливо вглядывался в ее лицо. Она двигалась и дышала, краска возвращалась, но он опасался, что у него начинается новая галлюцинация вроде тех, что мучили его на обратном пути от машины. В центре каждой из них была Лилли. В одних он, вернувшись, находил ее посиневшей от холода и нехватки кислорода, неподвижной, мертвой. В других она была сияющей и полной жизни, сексуально изголодавшейся, страстно втягивающей его в себя.

В действительности она оказалась не безжизненной и не страстной, скорее заторможенной.

– Должно быть, ты потеряла сознание как раз перед моим приходом, – объяснил Тирни. – Я несколько раз окликал тебя по имени, но ты не отвечала, даже не двигалась. Твоя грудь была совершенно неподвижна. Перепугала меня до полусмерти, – признался он. – Я подумал, что пришел слишком поздно.

– Я тоже так думала, – еле слышно прошелестела Лилли.

И тут гримаса плача исказила ее лицо, эмоции прорвали ненадежную плотину самообладания и выплеснулись наружу безудержным потоком слез.

Тирни отреагировал чисто по-мужски. В миг, равный биению сердца, он был уже рядом с ней на диване, обхватил ее вздрагивающие от рыданий плечи.

– Все хорошо, все в порядке. Я вернулся, и ты жива.

Лилли рухнула ему на грудь. Он усадил ее к себе на колени и начал укачивать как ребенка, обнимая обеими руками и склонившись к ней головой. Он чувствовал, как ее руки комкают его свитер.

– Тихо, тихо, – шептал Тирни, проводя губами по ее волосам. – Не плачь, Лилли. Тебе же нельзя плакать, разве ты забыла? Ты же не хочешь вызвать новый приступ? – Он запрокинул ее голову, откинул назад спутанные волосы. Слава богу, ее лицо больше не было мертвенно-серым. Обхватив ее голову ладонями, он провел большими пальцами по щекам, чтобы вытереть слезы. – Ничто не могло помешать мне вернуться, разве что смерть там, в лесу.

Его взгляд скользнул к ее губам. Эти полные мягкие губы теперь порозовели, они были полураскрыты и влажны после того, как она пила воду, а может быть, от слез. У основания горла под нежной кожей билась жилка в такт биению сердца.

Сдерживая обуревающие его страсти, Тирни встал и перенес ее на матрац, опустился на него рядом с ней. Он сел, опираясь спиной на валик дивана, вытянув ноги к огню и держа Лилли на коленях.

Он положил ее голову к себе на грудь, она прижалась щекой к его свитеру. Он укрыл ее и себя одним из одеял, обнял ее крепче и прижался подбородком к ее макушке.

Всему этому она не воспротивилась. Тирни не питал иллюзий, будто Лилли ведет себя, как кроткая овечка, потому что доверяет ему. Он видел послание, выцарапанное на дверце шкафа. Она позволила ему обнять себя только потому, что пережитая травма истощила ее силы.

Долгое время после того, как она уснула, он сидел, глядя на огонь, и наслаждался ощущением ее близости, нежной тяжестью ее груди, прижимавшейся к его животу. Ему было и больно, и сладко. Иногда ее пальцы зарывались в шерсть его трикотажного свитера. Ему хотелось верить, что таким образом она хочет удостовериться в его присутствии. Но это мог быть чисто рефлекторный жест, выдающий подсознательное беспокойство.

Тирни старался не вспоминать, каким неуловимым движением ее язык скользнул ему навстречу, когда он целовал ее вчера на ночь, как восхитительно выглядели ее груди, обтянутые мокрым черным эластиком, в тот день на реке, как страстно ему хотелось обладать ею безраздельно.

Разумеется, его старания не думать обо всех этих вещах дали обратный результат: только о них он и думал. Он так жаждал прикоснуться к ее коже, что, поддавшись соблазну, просунул руку ей под свитер.

А потом он уснул.

Она проснулась в кольце его рук и сразу почувствовала, что он не спит. Она села, но в смущении отвернулась от него.

– Надо подбросить дров в огонь. – Вот и все, что он сказал.

Стараясь по возможности сохранить достоинство, Лилли слезла с его колен и села на матраце.

Ему пришлось опереться на валик, чтобы встать. Она заметила гримасу боли и сказала об этом вслух.

– Я чувствую себя разбитым.

– Не надо было позволять мне спать так долго, – сказала Лилли. – Тебе же было неудобно.

– Я тоже спал. Я проснулся всего несколько минут назад.

– Сколько же мы проспали?

Тирни взглянул на часы.