Читаем без скачивания «Теория заговора». Историко-философский очерк - М. Хлебников

Подобное усиление позиций «теории заговора» проявлялось в двух планах. С одной стороны, возникает желание использовать потенциал «теории заговора», но уже в борьбе с большевиками. Внешняя лёгкость крушения монархии, а затем и государства, интерпретируемая с конспирологических позиций, толкает политически активный слой эмиграции на практическое применение «теории заговора». Зачастую обращение к заговорщицкой тактике далёких от подобного рода деятельности лиц, имеющих абстрактно-книжное представление о природе, специфике функционирования «тайных обществ», приводит к трагикомическим последствиям.

Так, известный русский философ И. А. Ильин, при всей «правизне» декларируемых им политических взглядов, внешне весьма скептически относился к конспирологическим построениям. Следует заметить, что «правый поворот» философа происходит лишь в годы эмиграции, до этого он был весьма близок к кругам либеральной интеллигенции, для которой «теория заговора» однозначно отождествлялась с «реакцией» и «мракобесием». Поэтому известная двойственность идеологической позиции даёт о себе знать и в постреволюционный период. Не случайно, давая негативную характеристику Н. Е. Маркову, своему оппоненту и противнику в монархическом лагере, Ильин особо подчеркивает его «юдофобство» и «масонофобство». Но в то же время, говоря о «Протоколах сионских мудрецов», философ признаёт, с известными оговорками, их подлинность. «Какой-то резолютивный документ революционного злоумышления, может быть, и лежит в основе всего. Это документ концентрированного ума и чудовищно-злой воли»{502}.

Последующая эволюция приводит Ильина к мысли о необходимости обращения к «конспирации» в борьбе с советской властью. Обращают на себя внимание отчётливые черты «теории заговора» в этом понятии. «Слово “конспирация” означает заговор. Искусство конспирации состоит в умении проводить заговоры “тайно” и доводить их до успешного конца»{503}. Подчёркивается, что эффективность действий разведывательных органов СССР против русской эмиграции основывается как раз на использовании конспирологических методов. «В наше время, в эпоху изощрённых физических и психических пыток, применения нового оружия подкожных и интравенозных впрыскиваний, а также гипноза, конспиративная работа требует особой подготовки, особой школы и сильной воли»{504}. Философ, учитывая значение «впрыскиваний» и «гипноза», пытается сформулировать основные принципы подобного противоборства, создавая своего рода методологическое руководство для заговорщика. Часть представленных советов отвечает критериям «здравого рассудка», хотя и не несёт в себе ничего принципиально нового. «Во всякой организации необходима известная постепенность оказываемого доверия, как бы лестница приобщения. Малознаемому человеку поручают сначала только ясные, маленькие и безвредные дела; и притом всегда с последующей проверкой. В лишнее же не посвящают никогда никого»{505}.

К числу основных качеств успешного заговорщика Ильин относит следующие: искусство маскировки, умение хранить тайну и умение распознавать людей. Даются следующие практические советы: «Тот, кто конспирирует, не должен экспонироваться, т. е. открыто фигурировать, рекламировать свою работу в газетах, опубликовывать своё имя, болтать о своей работе»{506}. В деле распознавания людей особо рекомендуется обращать внимание на глаза. «Глаза откровенного человека смотрят совсем иначе, чем глаза скрытного. Кто не уловит хитрости и злобы в глазах Ленина? Кто не уловит беспредельной самоуверенности и тупой жестокости в глазах Джугашвили?»{507} Особый изыск челоковедческим построениям Ильина придают рекомендации использовать хирологию, которая аттестуется как «научное изучение руки», необходимое в священной борьбе с большевизмом.

Понятно, что дилетантские упражнения в конспирологической практике не приносят философу ожидаемого признания. Тем не менее Ильин сумел оставить свой след в «теории заговора». Как уже отмечалось выше, для него характерен скепсис в отношении классического наследия: «масонофобства» и «юдофобства», поэтому, разрабатывая собственную конспирологическую концепцию, он был вынужден создавать оригинальный категориальный аппарат. Одно из его изобретений — понятие «мировая закулиса», оказывается весьма удачным и востребованным до сих пор. Говоря о «мировой закулисе», Ильин предпочитает не персонифицировать её состав, указывая на её главное отличительное качество — страх перед Россией. Основой страха является коренное социокультурное отличие русских от западных европейцев, включающее такие стандартные моменты, как православие, первенство свободы духа над свободой права, «дар вчувствования и перевоплощения». К этому следует добавить ряд факторов прагматического свойства: наличие огромных природных богатств, многочисленность русского этноса. Закономерно перерастание неприятия России в настойчивое желание её гибели, или, по крайней мере, максимального ослабления. В ход идут различные средства: от втягивания в ненужные, изматывающие войны и организации революции до диверсий идеологического свойства. Последние характеризуются «внедрением в Россию международной “закулисы”, упорным навязыванием русскому народу непосильных для него западноевропейских форм республики, демократии и федерализма»{508}. Таким образом, «мировая закулиса», хотя и лишённая конкретности определения, локализуется в сфере политической, что следует из поставленных ею целей и методов действия. «В мире есть народы, государства, правительства, церковные центры, закулисные организации и отдельные люди — враждебные России»{509}.

Повышенный интерес к конспирологическим вопросам имел и некоторое практическое следствие для людей, подобно Ильину, традиционно далёких от политической деятельности. Как мы уже заметили, уверенность в конспирологической природе революции порождает стремление к борьбе с коммунистическим режимом с использованием инструментария «теории заговора». Наиболее ярким примером тому служит «Братство Русской Правды» — квазиконспирологическая организация, созданная в 1921 году. Задачей «Братства» было свержение «режима еврейских большевиков» с помощью конспиративных операций, террористических актов, пропагандистской работы. Хотя среди организаторов и участников организации были достаточно известные в политической жизни лица: генерал П. Н. Краснов, герцог Г. Н. Лейхтенбергский, ведущую роль в «Братстве» играет С. А. Соколов-Кречетов. В отличие от своих соратников, Соколов-Кречетов не был профессиональным политиком или военным, но был второстепенным поэтом и достаточно успешным издателем. Принадлежавшее ему издательство «Гриф» и одноименный альманах занимали видное место в культурной жизни России: здесь публиковались И. Анненский, К. Д. Бальмонт, А. Белый, А. А. Блок, Ф. К. Сологуб.

Недостаток военного и политического опыта у Соколова-Кречетова компенсировался его литературными и издательскими навыками. Для большей части русской эмиграции «Братство Русской Правды» представлялось как максимально законспирированная организация, ведущая отчаянную борьбу с большевизмом на территории СССР. Подчёркнуто романтический антураж придавал «Братству» особый колорит: члены организации именовались братьями, вместо фамилий использовались порядковые номера, место пребывания и состав Верховного Круга держался в строжайшем секрете. Подтверждением же борьбы служили «отчёты», помещаемые в газете «Русская Правда», рисовавшие впечатляющую картину полномасштабной партизанской войны. Согласно этим отчётам, братские дружины, обозначаемые номерами, убивали представителей советской и партийной власти, уничтожали крупные отряды ГПУ, захватывали отдельные населённые пункты. В издании постоянно публиковались призывы, в псевдонародном стиле, к актам индивидуального террора, что также должно было ослабить советскую власть: «Бей комиссаров и комиссарчиков. Чем крупнее красная птица, тем лучше. Помни братский завет: “Бей змею в голову”. Но помни и другой братский завет: “Бей змею, да не пропускай и змеёнышей”»{510}. Явно недюжинный литературный темперамент и неплохое знание приключенческой литературы толкают Соколова-Кречетова на такой «практический» совет по борьбе с коммунистами: «Сделай лук потуже, а к нему стрелы с наконечниками из разогнутого рыболовного крючка. Смажь наконечник стрихнином либо салом с тараканьим ядом. Подстреливай в сумерках из-за угла коммунистов»{511}.

Несмотря на подобные «индейские» приёмы борьбы и явную фантастичность «отчётов», деятельность «Братства» привлекает внимание истеблишмента русской эмиграции. Митрополит Антоний, генералы П. Н. Врангель и Д. Л. Хорват, известный общественный деятель В. Л. Бурцев в том или ином виде оказывают помощь организации. Не остаётся в стороне и А. В. Амфитеатров, разочаровавшийся в смутных тайнах масонства, он становится членом «Братства», осуществляя мощную, со свойственным ему недюжинным темпераментом, пропагандистскую кампанию в эмигрантской прессе. Сетуя на невнимание к нуждам бойцов за свободную Россию, он не без пафоса пишет: «Хорошо известная мне боевая деятельность БРП, третий год делающая мне честь своею доверенностью, испещрена осечками по безденежью, которого не в состоянии преодолеть жертвенный героизм братьев, с беспредельным мужеством полагающих душу свою за други своя»{512}. Увы, в недалёком будущем А. В. Амфитеатрову придётся пережить очередное разочарование в «тайной организации», когда окажется, что все славные боевые эпизоды «Братства», совершаемые с «беспредельным мужеством», имеют единственный источник — неутомимую фантазию Брата № 1: С. А. Соколова-Кречетова.