Читаем без скачивания Разоблаченная Изида. Том II - Елена Блаватская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Адан Низший распределен по своим собственным путям на тридцать две стороны путей, все же он никому неизвестен, кроме Сеира. Но никто не знает ни ВЫСОЧАЙШЕГО АДАНА, ни Его путей, за исключением Великого Лика» — Верховного Бога.[294] Сеир есть «гений» назареев, которого называли Эбел-Зиво; и Гавриил Посланец — также «апостол Гавриил» [257, т. I, с. 23]. Назареи вместе с каббалистами верили, что даже грядущий Мессия не знал «Высочайшего Адана», сокрытого божества; никто, кроме Верховного Бога, показывая таким образом, что выше верховного постигаемого божества есть один еще более сокровенный и непроявленный. Сеир-Анпин является третьим богом, тогда как «Логос» согласно Филону Иудею, является вторым.[295] Это ясно изложено в «Кодексе».
«Ложный Мессия скажет: Я Дэус, сын Дэуса; мой Отец послал меня сюда… Я — первый Посланец, я — Эбел Зиво, я пришел с выси! Но не верьте ему: ибо он не будет Эбел Зиво. Эбел Зиво не позволит увидеть себя в этом веке».[296]
Отсюда верование некоторых гностиков, что тот, кто «осенил» Марию, не был Эбел-Зиво (архангел Гавриил), а Ильда-Баоф, сформировавший материальное тело Иисуса; тогда как Христос соединился с ним только в момент крещения в Иордане.
Можем ли мы подвергать сомнению утверждение Норка, что «Берешит Рабба, самая старая часть из Мидраш Раббот, была известна отцам церкви в греческом переводе?»[297]
Но если, с одной стороны, они были достаточно ознакомлены с различными религиозными системами своих соседей, чтобы быть способными построить новую религию, якобы отличающуюся от всех других, то их невежество по части самого Ветхого Завета, уже не говоря о более сложных вопросах греческой Метафизики, как теперь найдено, было прискорбным. «Так, например, в „Евангелии от Матфея“, XXVII, 9, отрывок из „Захария“, XI, 12-13, приписан Иеремии», — говорит автор «Сверхъестественной религии». «У Марка, I, 2, цитата из «Малахии», III, 1, приписана Исайе. В 1 Коринф., II, 9, приводится абзац, якобы взятый из Священного писания, которого вовсе не имеется в Ветхом Завете, но который взят, как установили Ориген и Иеремия, из апокрифического сочинения «Откровение Илии» (Ориген, Tract, XXXV), и этот абзац подобным же образом приводится в так называемом «Послании Климента Коринфянам», XXXIV.
Насколько можно положиться на набожных отцов в их объяснениях различных ересей — это видно из случая с Епифанием, который ошибочно принял пифагорейскую священную Тетраду, названную в «Гнозисе» Валентина Кол-Арбас, — за вождя еретиков.[298] Что же касается невольных ошибок и умышленных фальсификаций учений, не совпадающих с их взглядами, — канонизации мифологической Aura Placida в пару христианских мучениц — Св. Ауру и Св. Плациду;[299] обожествления копья и покрова под именами святых Лонгима и Амфибола [424, c. 84] и приводимых отцами цитат из пророков, которых в самом деле у этих пророков никогда не было, — то в немом изумлении можно задать вопрос, была ли когда-нибудь так называемая религия Христа после смерти этого Великого Учителя чем-либо иным, как не бессвязным сном?
Настолько злобными мы находим святых отцов в своем безжалостном преследовании мнимых «ересей»,[300] что видим, как они, не колеблясь, рассказывают наиболее нелепые выдумки и изобретают целые повествования, чтобы лучше запечатлевать свои собственные, иначе необоснованные, аргументы на невежестве. Если ошибка в отношении тетрады сначала возникла как простое следствие невольного заблуждения Ипполита, то объяснения Епифания и других, впавших в ту же самую абсурдную ошибку,[301] выглядят менее безвинными. Когда Ипполит серьезно разоблачает великую ересь Тетрады, Кол-Арбас, и сообщает, что воображаемым вождем гностиков является «Колорбас, который пытается объяснить религию при помощи мер и чисел» [520, IV, § 13], — тогда мы можем просто улыбнуться. Но когда Епифаний с большим негодованием разглагольствует по этой теме, «которая является Ересью XV», и, притворяясь тщательно ознакомившимся с этим предметом, добавляет: «Некий Гераклеон является последователем Колорбаса, что представляет собою Ересь XVI»,[302] — то здесь он не может уйти от обвинения в умышленной фальсификации.
Если этот ревностный христианин может так, не краснея, хвастать тем, что он «своими доносами послужил причиной ссылки семидесяти женщин, даже знатных — путем соблазнения некоторых, в число которых он сам был включен при вступлении в их секту», — то этим он нам оставил хороший пример, по которому судить о нем. К. У. Кинг весьма подходяще сказал по этому поводу, что «имеются все основания подозревать, что этот достойный ренегат в этом случае спасал себя от участи своих единоверцев тем, что в начале преследования свидетельствовал против них» [410, с. 182 f., прим. 3].
И таким образом один за другим погибали гностики, единственные наследники, на чью долю выпало несколько случайных крох от неизвращенной истины первоначального христианства. Все было в смятении и бурлении в течение этих первых веков до того момента, когда все эти противоречивые догмы были наконец силой навязаны христианскому миру, и их обсуждение — запрещено. В течение долгих веков стремление к пониманию того, что церковь с таким удобством возвысила в степень божественной тайны, считалось святотатством, сурово наказуемым, очень часто смертной казнью. Но с тех пор как критики Библии взялись «приводить дом в порядок», дела приняли другой оборот. Языческие кредиторы теперь являются со всех уголков планеты, чтобы потребовать обратно свое, и христианское богословие начинают подозревать в полном банкротстве. Таков грустный результат фанатизма «правоверных» сект, которые, по выражению автора «Заката и падения Римской империи», никогда не были подобны гностикам — «самым любезным, самым ученым и наиболее заслуживающим имя христианина». И если не от всех их «несло чесноком», по выражению Ренана, то, с другой стороны, ни один из этих христианских святых никогда не стеснялся пролить кровь соседа, если взгляды его не совпадали с его собственными.
Таким образом все наши философы были сметены невежественными и суеверными массами. Филалетяне, любители истины, и их эклектическая школа — погибли; и там, где юная Ипатия преподавала высочайшие философские доктрины, и где Аммоний Саккас пояснял, что «все, что Христос имел в виду — это по-новому изложить и восстановить в первичной целостности мудрость древних — сузить границы везде преобладающего царства суеверия… и удалить различные ошибки, прокравшиеся в различные народные религии» [364], — там, мы говорим, свободно неистовствовала οι πολλοι христианства. Не исходили более поучения из уст «Богом наученного философа», но другие заповеди проповедовались воплощением самого жестокого зверского суеверия.
«Если твой отец», — писал Св. Иероним, — «ляжет на твоем пороге, если твоя мать обнажит перед тобою ту грудь, которая вскормила тебя, — растопчи безжизненное тело своего отца и грудь твоей матери и с глазами неувлажненными и сухими мчись к Господу, который тебя призывает!!»
Эта сентенция равноценна, если не превзойдена, другой сентенции, произнесенной в подобном же духе. Она исходит из другого отца ранней церкви — красноречивого Тертуллиана, который надеется увидеть всех «философов» в огненной геенне Ада.
«Какое это будет величественное зрелище!.. Как я буду хохотать! Как я возрадуюсь! Как я восторжествую, когда увижу такое множество прославленных царей, про которых говорили, что они вознеслись на небо, — стонущими во тьме в Аду вместе со своим богом Юпитером! Затем солдаты, преследовавшие Христово имя, будут гореть в более жарком пламени, чем то, которое они возжигали для святых» [486, гл. XXX].
Эти кровожадные выражения иллюстрируют дух христианства до нашего времени. Но являются ли они иллюстрациями к учению Христа? Никоим образом. Как говорит Элифас Леви:
«Бога, во имя которого не следует растаптывать грудь нашей матери, мы должны увидеть в грядущем с широко зияющим у его ног Адом и с мечом истребляющим в руке… Молох сжигал детей всего в несколько секунд; ученики же Бога, про которого говорят, что он умер на кресте для того, чтобы искупить человечество, — приберегли пример этого Молоха, чтобы создать нового Молоха, чья сжигающая геенна вечна?» [364, с. v., § 5]
Что этот дух истинно христианской любви сохранился и целым перешел в девятнадцатый век, где он теперь свирепствует в Америке, — видно из примера неистового Муди, возрожденца, который восклицает:
