Читаем без скачивания Жернова истории 3 - Андрей Колганов

Глава 24

Осень

На прошедшем после XVI партконференции Пленуме ЦК ВКП(б) мне удалось решить один серьезный вопрос — протащить решение о повышении на 1929 год конвенционных закупочных цен на зерно. Естественно, "левые" выступили против, да и большинству это предложение не очень-то понравилось. Сработала другая половинка моего предложения — одновременно поднять размер сельхозналога на зажиточную часть села и ставки налога с оборота при продаже хлебопекарных изделий, не относящихся к предметам массового спроса. Против этого высказались уже "правые", и в целом предложенное мною решение стало выглядеть как компромиссное — и нашим, и вашим, — чем большинство, после бурных дебатов, и удовлетворилось. Под эту сурдинку прошло решение и о повышении регулируемых оптовых и розничных цен на наиболее дефицитные товары массового спроса. Раз уж мы больше платим крестьянам за зерно и увеличиваем их денежный спрос на предметы потребления, то придется и цены на эти товары приподнять. Иначе расцветут черный рынок, перекупщики, спекуляция и все прочие прелести. Нехотя, но и на это Пленум дал согласие. Итак, появление карточек и огромных "хвостов" в магазины удалось отодвинуть еще на один год… Ход хлебозаготовок не радовал, но и поводов для паники не давал. Созданный, в том числе и за счет закупок у частника, добавочный товарообменный фонд для хлебозаготовок позволил главные наши нужды по зерну обеспечить. Стимулирование посевов технических культур (что обеспечило частичное импортозамещение), позволило заметно сократить потребность в хлебном экспорте. Хлеба хватало. В обрез, — закрома Госрезерва так и остались почти пустыми, — но хватало. Однако оборотной стороной этого успеха были добавочные бюджетные ассигнования на все меры по расширению посевов, подъему урожайности, поощрению хлебосдатчиков, и по росту производства технических культур. Если присовокупить еще и немалый рост финансирования капитальных вложений, то чуть ли не истерика, случившаяся с Сокольниковым на партийной конференции, понятна. Сбалансировать бюджет удалось только за счет увеличения эмиссии. И на Пленуме ЦК Сокольников сам потребовал своей отставки. А вот то, что она была принята, было скорее не к добру… На работе, от сотрудников Всероссийского текстильного синдиката, узнал любопытную новость. Сразу несколько частных швейных предприятий обратились к ВТС с предложением авансировать закупки синдикатом хлопкового, льняного, шелкового и шерстяного сырья в будущем году под гарантированное расширение поставки тканей из этого сырья. Глава финансового отдела ВТС не поленился зайти и поделиться этой новостью, чтобы задать сакраментальный вопрос: — И как на это ответить? — Вам что, деньги не нужны? — отвечаю вопросом на вопрос. — Сумеете через Льноцентр и прочие кооперативные объединения увеличить контрактацию посевов на будущий год? — Наверное… — пожимает плечами мой собеседник. — Тогда соглашайтесь! И для вас расширение сырьевой базы лишним не будет при нынешней-то недогрузке мощностей, и для нашей экономики лучше, если частник контрабандой хотя бы часть ткани из-за границы тащить не будет, а купит у вас. Но сразу после конференции, не скрою, меня на какое-то время больше волновали не эти вопросы, а отношения с сослуживцами. Оказалось, что и мои сотрудники в ВСНХ, и коллеги Лиды в ОГПУ обижаются. И озвучила эти обиды пожилая, из "бывших", настоящий виртуоз пишущей машинки из нашей канцелярии: — Виктор Валентинович, примите во внимание — по вашему поводу многие служащие выражают немалое недовольство. — Что еще случилось? — поневоле всполошишься. Дел невпроворот, а тут еще среди собственных подчиненных какая-то буза назревает. — Обижаются, что вы уже второй раз крестины младенца зажимаете, — пояснила пишбарышня (впрочем, в обиход уже все шире входило слово машинистка). Меня улыбнуло это простонародное "зажимаете" в устах дамы, воспитанной старой гимназией и пансионом благородных девиц. Явно с чужого голоса транслировала. Рождение дочки мы с Михаилом Евграфовичем отметили, как полагается. Я притащил бутылочку "Абрау-Дюрсо", хлопнули пробкой в потолок, поздравили Лиду, выпили-закусили. Тесть потом на радостях приберегаемый коньячок раскупорил. — Для какого случая еще хранить, как не для такого? — пояснил он, разливая янтарную жидкость по маленьким хрустальным рюмочкам. Вот тогда и обговорили, как дочку-то назвать. Так и оказалась она у нас Наденькой, Надеждой. Конечно, наутро на работе обратили внимание на мой внешний вид после принятия внутрь столь приятных жидкостей (знали уже, что алкоголь употребляю очень редко и помалу), да и факт рождения ребенка для них в тайне не был. И что же тогда получается — я от коллектива отрываюсь? Занеслись вы, товарищ начальник, в заоблачные выси, а к простым труженикам ВСНХ уже не снисходите? Что интересно, в ОГПУ обиделись точно также, и что характерно — именно на меня, а не на Лиду, хотя постоянный сотрудник у них как раз она. Хотя, конечно, кто же должен по такому случаю проставляться, как не счастливый отец — Лиде так и вовсе сейчас ни капли спиртного нельзя. По тогдашним обычаям никаких банкетов на работе не устраивали — за такое и уволить могли, а уж из партии вылететь — в два счета. Пригласить сослуживцев домой? Но квартира в Большом Гнездниковском не слишком хорошо была приспособлена для этого. Запихнуть в нее, пожалуй, можно было и человек пятнадцать гостей, но устраивать празднество, когда в доме два маленьких ребенка, не слишком-то удобно. Снять кабинет или небольшой зал в каком-нибудь ресторане? Несмотря на вполне приличную по нынешним меркам зарплату, это все же слишком дорогое удовольствие. Выручил меня Феликс Эдмундович. Когда мы с ним увиделись после партконференции, он извиняющимся голосом произнес, после обычных приветствий: — Совсем я замотался… Слышал, у вас дочка родилась? Мои поздравления! — и поинтересовался: — Как назвали? — Надеждой. Только я и не знаю, радоваться или плакать. — А что так? — забеспокоился Дзержинский, несмотря на то, что последние слова были произнесены с улыбкой. — Так надо же это событие отпраздновать! А сотрудники мои, и здесь, и коллеги в ОГПУ, на меня обиду заимели, что в гости их по такому тожественному случаю не зову. Вот только где собрать такую прорву народа — не представляю, — и я со вздохом развел руками. — Вопрос вполне можно разрешить к всеобщему удовлетворению, — усмехнулся мой начальник. — Софья Сигизмундовна как раз домой с дачи перебралась, из Калчуги. Дом там немаленький и, считай, пустует. Вот там всех и собирайте. — Спасибо, Феликс Эдмундович! — искренне поблагодарил я. — Но как же я туда гостей привезу? Да еще еды и напитков на немалое число людей… — Не беспокойтесь, — легонько шевельнул кистью руки Дзержинский, — этим ХОЗУ ОГПУ может заняться. Все, что надо, привезут, и автомобиль выделят, чтобы от станции Усово гостей доставить. Там недалеко, в несколько рейсов всех и перевезут. Вам останется только счета оплатить. Впрочем, закупить можете все по своему выбору, а за ХОЗУ будет только доставка и сервировка. Обслуживающий персонал все равно там, при даче. Хоть и не гулянка в ресторане по-нэпмански, но этот банкет влетел мне в копеечку. Больше, чем в месячную зарплату. Но труднее всего было уговорить Лиду присоединиться к нашему застолью. В конце концов, я заранее вызвал машину из гаража ВСНХ и отправил ее с двумя детьми на дачу Феликса Эдмундовича вместе с Софьей Сигизмундовной, взявшейся помочь моей жене присмотреть за детьми. Подходила к концу золотая осень, но деревья еще не полностью лишились своего красновато-желтого наряда, светило солнышко, и, в отличие от грядущей унылой ноябрьской поры, это создавало приподнятое настроение. Дача Дзержинского оказалась одним из особняков, принадлежавших до революции семье и родственникам нефтепромышленника Зубалова. Зубаловские особняки, рассыпанные невдалеке от станции Усово по берегам речушки Медвенка, облюбовали так же Микоян, Бухарин, Сталин, Ворошилов… Большинство гостей прибыло по железной дороге: небольшой старенький паровоз, тащивший четыре вагончика (некогда относившиеся к 3-му классу), совершал на тупиковую станцию Усово от станции Немчиновка всего два рейса в день — туда и обратно. Станции, как таковой, пока не было (строительство маленького домика для нее только-только разворачивалось), а ее функции выполнял снятый с колес товарный вагон, стоявший рядом с путями. Как и было обещано, автомобиль ГПУ быстро перебросил всех приехавших на станцию к дачному особняку. Компания на даче у Феликса Эдмундовича в это осеннее воскресенье собралась весьма разношерстная. Поздравить нас с Лидой прибыли и сановные большевики с дореволюционным стажем, и старые специалисты, достигшие немалых чинов еще в царское время, и молодые выпускники комвузов, и бойцы невидимого фронта из ОГПУ. Впрочем, вопреки ожиданиям, спецы из ВСНХ отнеслись к присутствию на торжествах чекистов довольно спокойно, хотя, конечно, дружелюбием с их стороны и не пахло. Примерно через час после начала застолья к нам непрошеными гостями заглянули Бухарин и Микоян, дачи которых располагались неподалеку. Анастас Иванович даже шутливо изобразил обиду: — Что же ты, Виктор Валентинович, нас позвать забыл? — Вас пригласи, так и весь ЦК в гости звать придется, и весь Совнарком! — в таком же шутливом тоне отвечаю ему. — А попробуйте-ка устроить банкет для ЦК и Совнаркома на мой партмаксимум! Лида, устроив детей в одной из спален на втором этаже, выбрав ту, куда менее всего доносился шум из большого зала первого этажа, где собрались гости, присоединилась к нам. Попытка жены кого-то из приглашенных напроситься взглянуть на детей была пресечена Лидой в зародыше: — Нечего их в спальне тревожить! Сейчас вынесу по очереди посмотреть — и довольно на этом! Только не надо слишком бурно восторги выражать — ни к чему, да и детей напугаете. Без восторгов, конечно, не обошлось, хотя ни громкие возгласы восхищения, ни хлопки вылетавших к потолку пробок от шампанского детей не напугали. Ленька отнесся ко всему с олимпийским спокойствием, лишь озираясь вокруг любопытными глазенками, а Надя так даже и не соизволила проснуться. Отгуляв это празднество, и отправив гостей восвояси, мы с четой Дзержинских остались ночевать на даче, решив с утра выехать в Москву на автомобилях. Этот хлопотный день остался позади, но остался, как потом оказалось, не без последствий. Присутствовавшая среди гостей секретарь Концессионного комитета ВСНХ Варвара Эдуардовна Лозицкая, бывшая замужем за одним из заместителей наркома внешней торговли, решила, если так можно выразиться, взять шефство над моей женой. Однажды, возвратившись с работы, как обычно, с немалой задержкой, я застал дома Лиду за чаем с Варварой Эдуардовной. — Хорошо, что я вас дождалась, Виктор Валентинович! — воскликнула она. — Вы должны помочь мне уговорить Лидочку. — На что? — резонно интересуюсь у сорокалетней дамы. — Ну, как же! — последовал странный жест, как будто она хотела всплеснуть руками, но затем в последний момент все же сдержалась. — Пока Лида не выходит на работу, ей нужно срочно решить проблему с гардеробом. Молодая женщина, жена ответственного работника, должна больше следить за своей внешностью… — видя не очень-то довольный взгляд Лиды, искоса брошенный на нее, секретарша тут же уточняет: — Разумеется, я не предлагаю бросаться во все тяжкие и подражать безумных прихотям нэпмановских дочек, жен и содержанок! — при последнем слове она картинно поджимает губы. — Но зачем же уродовать себя обносками? Лидия Михайловна! — тут она переходит на строгий официальный тон. — Вы просто обязаны выглядеть пусть скромно, но элегантно. И конечно, не с Петровки же вам одеваться. Там все такое вульгарное… — в ее голосе прорываются томные нотки. Похоже, ей все-таки хотелось бы и самой прикоснуться к этому самому "вульгарному", но — положение обязывает. Жене советского сановника не пристало… Лозицкая явно почитает себя светской львицей. Шляпка, платье, туфли, и висящее в прихожей на вешалке пальто — все на самом деле не кричащее, но весьма дорогое и заграничного происхождения. Не спутаешь, в каком наркомате ее муж работает. И ее покровительственно-менторский тон, от которого и меня, и чувствуется, Лиду тоже, малость коробит. Но некоторый резон в словах секретарши есть. За последние три года Лида совсем не приобретала новой одежды, и лишь перед рождением Леньки я кое-что на нее прикупил, поскольку в старых вещах по понятным причинам оказалось тесновато. И с платьями, и с обувью, действительно, надо было что-то решать. Починка и перелицовка уже не спасали дело. Между тем Варвара Эдуардовна продолжала: — Поскольку привезти вам, милая, что-нибудь модное из Лондона или из Берлина будет довольно хлопотно, да и неизвестно, когда будет оказия и сколько это займет времени, я дам вам рекомендацию в хорошее ателье. В очень хорошее! — она воздела вверх указательный палец. — Неплохих ателье не так уж и мало, — и дама начала перечислять: — ателье Нефедовой, Деллоса, Коппар, сестер Колмогоровых… И все же это не наш уровень. Уж тем более, мы с вами не потащимся в эти нэпмановские заведения, всякие там "Мезон де люкс" на Петровке или "Сан-Риваль" на Покровке, да, милочка? — тон ее сделался мягким и доверительным. — Вот многие восторгаются — "Ах Ламанова, ах модель от Ламановой!". Да… Ламанова — это имя. Но сейчас Надежда Петровна мечется между театральной богемой, — между прочим, у нее одевается жена Луначарского, — и попыткой угодить новым веяниям, создавая примитивы. Нет, нам этого решительно не нужно! — Варвара Эдуардовна сделала строгое лицо. — Я отведу вас к моей тезке, Варваре Каринской. У нее здесь, совсем рядом, на Тверском бульваре, ателье Houte Couture и прелестный чайный салон. И Варвара Андреевна делает такую замечательную вышивку… — Лозицкая мечтательно закатила глаза, но тут же спохватилась и вернула их на место. — Кстати, — вновь оживилась она, так и не дав нам с Лидой возможности вставить хоть слово, — В этом году стали выходить вполне прилично изданные журналы мод — "Искусство одеваться" и "Домашняя портниха". Я прихватила с собой несколько номеров. Там можно посмотреть самые последние модели из Парижа, и одновременно выкройки чего-нибудь простенького, что можно сообразить для домашнего ношения… Когда журналы были извлечены из сумки Варвары Эдуардовны и стали предметом разглядывания, Лида немного оживилась и даже сумела высказать что-то, нарушив монополию своей гостьи на поток речи. В конечном итоге, согласие на визит в салон Каринской было получено. В этом вопросе я поддержал неугомонную секретаршу — неужели я не могу одеть свою жену удобно и красиво? Обувная мастерская — тоже не проблема. Да и готовые туфли купить можно — на той же Петровке, или в ГУМе вполне широкий выбор, в том числе и импортных моделей. Домашние хлопоты, хотя и добавляют забот, но есть в них что-то приятное, черт возьми. После посещений салона Каринской Лида обзавелась новыми платьями, у нее появилось простое, без меха, но чертовски элегантно смотрящееся на ней пальто. И — можете не поверить — у нее даже настроение стало явно более приподнятым. Я был очень доволен, что нам подвернулась такая вот Варвара Эдуардовна, и нам вместе удалось подвигнуть жену заняться своей внешностью. Однако верно говорят, что бывших чекистов не бывает. Как-то вечером, вернувшись с работы домой, и против обыкновения — без задержки, открываю дверь и застаю жену в прихожей, кладущей телефонную трубку на рычаги. — Что, Мессинг опять на работу зазывает? — спрашиваю. Лида ведь теперь сидит дома: уж с двумя-то малышами на работу не попрешься. А от прислуги она категорически отказывается. Вот упертая! — Нет, это я Артуру Христиановичу звонила, — отвечает супруга. — Артузову? — переспрашиваю малость удивленно. Это все же другой отдел, и такие контакты не то, чтобы вовсе запрещены, но не приветствуются, скажем так. И это понятно — не должна информация о работе того или иного подразделения гулять слишком широко, даже и в стенах самого ОГПУ. — Не беспокойся, — с лету ухватывает причину моих сомнений жена, — это с нашими служебными делами не связано. Это по поводу ателье. — Ателье? — совсем ничего не понимаю. — Где ателье и где КРО? Какая связь? — Так пока сидела в салоне у Каринской, такой болтовни наслушалась, — начинает объяснять она. — И не только о рюшечках, шляпках да булавках. Там ведь жены очень высокопоставленных руководителей бывают, — ну да, а сама она кто? — Жены наркомов даже, их заместителей, военных в больших чинах. И треплются без зазрения совести о служебных делах своих благоверных! — у нее в голосе прорезается нешуточная злость. — Даже если там какой-нибудь специальный человечек не подсажен, то одна по секрету шепнет другой, та — третьей, и пошло-поехало… — И что Артузов? — Обещал сразу после рабочего дня прислать человека, сразу, как тот освободится, которому надо все это обсказать. Ввести в курс дела, — пояснила жена. Действительно, не прошло и получаса, как задребезжал поворачиваемый в двери механический звонок. Прибывший от Артура Христиановича сотрудник оказался нам хорошо знаком. — "Дед"! — воскликнула Лида, пошедшая открывать, обрадовавшись появившемуся перед ней старому знакомому. На этот раз "дед" выглядел не заправским шофером, а походил скорее на руководящего работника средней руки. Добротное, солидное, но не слишком дорогое пальто, такой же костюм, рубашка с галстуком… Войдя и поздоровавшись, посетитель тут же среагировал: — Поздравляю с детишками! — и, прежде чем приступить к делу, задал несколько непременных вопросов: "а сколько им уже?", "а как зовут?"… Затем, выслушав рассказ встревоженной Лиды, "дед" (так и не захотел раскрывать инкогнито!) побарабанил пальцами по столу и сказал: — Понятно. Проблема есть, и не сказать, чтобы совсем уж новая. Вот что делать с этим, не вполне ясно. Пропесочить всех ответственных, чтобы не разбалтывали дома про свои служебные дела? — Не просто пропесочить, а по конкретным фактам, — дополняю его. — Подтянуть гайку по партийной линии, и пусть жену воспитывает, если не хочет вовсе из кресла вылететь. — Это все равно гарантий не дает, — машет рукой "дед". — Нам что, все эти салоны да ателье прикажете своей агентурой нашпиговать, чтобы было кому языки у дамочек вовремя придержать? — Так придется, — усмехаюсь в ответ. — Тут главное — не в дамочках. Главное — отследить, не отлавливают ли чьи-то ушки, из работников тамошних, или из завсегдатаев, эту болтовню целенаправленно. — Выявить и перевербовать? — согласно кивает "дед". Смотри, какой продвинутый! Смекнул, что лучше не арестовывать, а именно перевербовать. — Зачем так грубо? — снова усмехаюсь. — Посадить кого-нибудь из слишком болтливых дамочек на крючок, и пусть продолжают трепать язычком, но не что попало, а что надо! — Дезу сливать? — он сразу схватывает идею. — Да, чистенько получится. Ох, и сложная же эта идейка будет в конкретной разработке, — он сокрушенно покачал головой. — Вот не было печали… Перед уходом контрразведчик поинтересовался: — Стрельбу не забросили? — Какая уж тут стрельба… — жена махнула рукой. — Сами видите, вся в заботах. А вот мужу пострелять пришлось. Слышал, слышал, — кивнул "дед", — и, прежде чем попрощаться, сказал с нажимом: — Все-таки не забрасывайте совсем. Вот ведь, пригодилось же. Между тем дела ОГПУ занимали не только мою жену. Операция сектора экономической разведки ИНО ОГПУ по созданию подставных фирм в преддверии грядущего всемирного кризиса вступила в решающую фазу. Часть фирм, созданных нашими разведчиками в Западной Европе, на Балканах, в Турции и в ряде других стран, перемещалась в США, некоторые создавались сразу там. Их было немного — всего-то десятка полтора, ибо на большее не удалось наскрести ни денег, ни подготовленных кадров. Начался процесс выявления активов, перспективных для успешной спекуляции в условиях обвала фондового рынка, и материальных активов, перспективных для захвата или выкупа. Меня привлекли как эксперта со стороны ВСНХ, и свою лепту вносил сектор научно-технической разведки, который консультировался со спецами из Госкомитета по науке и технике. Занимали меня и вести с полей. Не только хлебозаготовки, о которых уже сказано немало. Пришли новости и из Геологического комитета. Как обычно: лучше, чем опасался, но хуже, чем могло бы быть. Звонок Николая Михайловича Федоровского застал меня в конце рабочего дня, когда я уже собирался домой: — Есть! — почти закричал он в трубку, торопливо представившись, да так, что я поначалу не разобрал, кто мой собеседник. — Обручев отыскал хорошую россыпь. По предварительным прикидкам — в несколько раз богаче уральской! Осторожный директор Института прикладной минералогии и член Геологического комитета ВСНХ не называл ни местоположение найденной россыпи, ни что именно из полезных ископаемых там обнаружено. Но, будучи немного в курсе обстоятельств, связанных с работой экспедиции Сергея Владимировича Обручева, я догадался, что речь идет об алмазах. На следующий день, в нетерпении, желая узнать подробности, я с утра зашел к председателю Геолкома Мушкетову и в его кабинете застал Николая Михайловича. Поздоровался с присутствующими. Федоровский кивнул головой этак вбок: — Вот, знакомлю начальство с результатами. Заодно и вы послушайте, если интересно. — Конечно, за этим и пришел! Дмитрий Иванович, как хозяин кабинета, не преминул предложить: — Прошу садиться! Чинно расселись, и Федоровский продолжил свой рассказ. Итак, на реке Мархе найдено рассыпное месторождение алмазов. Доля чистых, ювелирного качества, далеко не столь велика, как на Красновишерском месторождении, но зато их там значительно больше. — А коренное месторождение нашли? Кимберлитовую трубку? — не выдерживаю и перебиваю рассказчика. — Пока нет, — с сожалением ответил Николай Михайлович. Это, конечно, плохо. Трубка дала бы существенно больше добычи. Но, с другой стороны, с рассыпного месторождения взять алмазы в летний сезон не сложнее, чем то же золото. А вот организовать в глухом углу Якутии (которая и сама по себе — глухой угол) масштабные вскрышные работы, наладить технологию обогащения алмазоносной породы и обеспечить извлечение из нее желанных камушков — тот еще геморрой… — Какие вести от Архангельской экспедиции? — продолжаю интересоваться у Федоровского. — Ничего обнадеживающего, — энтузиазм Николая Михайловича немного сник. — Никаких находок, которые указали бы на алмазы, на поверхности нет. Разведочное бурение дало кое-какие косвенные признаки. Но, как бы это сказать точнее… — последовала секундная пауза, — весьма туманные. Печально, конечно. Но что же ты хотел? Чтобы все само упало в руки? Да и найдут кимберлитовую трубку — и что? Даже в мое время разработка месторождений в долине Золотицы оказалась делом весьма трудноподъемным, а уж теперь… Да, тяжело отдавали недра свои тайны. При разведке колымского золота опять погибли люди — уже в преддверии осени, на обратном пути, столкнувшись с таежным пожаром. Уйти от огненного вала сумели не все. Один, глотнув дыма, потерял сознание. Другой, пытаясь вытащить упавшего, попал под падающие сверху горящие ветви, и получил сильнейшие ожоги, оказавшиеся смертельными… Но что же делать? Не будет валютных резервов, придется платить зерном, которого только-только хватает на внутреннее потребление. А это тоже людские жизни… В моей истории нехватка зерна для экспорта была одним из факторов, спровоцировавших силовое решение вопроса о коллективизации. Этого надо избежать — во что бы то ни стало. После работы, вернувшись домой, застаю там нового человека. Дама, лет сорока с хвостиком, красотой не блещет, хотя отталкивающей ее тоже не назовешь. Очень опрятная и аккуратная, хотя бедностью от нее тянет за версту, несмотря на все попытки сохранить лицо. — Вот, Мария Кондратьевна, разреши тебе представить, — это мой зять, Виктор Валентинович Осецкий, работник ВСНХ, — кивнул в мою сторону Михаил Евграфович. Ого! Это меня ей представляют, а не ее — мне. Кто же она тогда такая? Этот вопрос заинтересовал меня настолько, что я даже не стал поправлять тестя: ведь сейчас, после женитьбы, я официально стал Осецкий-Лагутин. Тесть поспешил развеять мои недоумения, не дожидаясь вопросов: — Виктор, а это — Мария Кондратьевна Поляницына. Она до революции работала секретарем в моем книгоиздательском заведении в Самаре. А теперь вот осталась без занятия, приехала в Москву и ищет места, — по-старорежимному сформулировал ее проблемы Лагутин. — Меня вот разыскала по старой памяти. — С местами сейчас проблем вроде бы и нет, — тут же отзываюсь на озвученную тестем проблему, — но ведь не на стройку же ей идти? А вот с канцелярской работой гораздо более туго, — и, обращаясь к нежданной гостье, спрашиваю: — Кроме секретарской работы, какие-нибудь навыки еще имеете? — Какие там навыки, — машет рукой Мария Кондратьевна. — Последние годы все больше прислугой приходилось перебиваться у нэпманов да спецов при должностях. Даже поломойкой, бывало, работала. Стряпала, стирала, шила, уборкой занималась… — Машенька, — голос Лагутина вдруг сделался необычайно мягким и вкрадчивым, — а за детьми вам ходить приходилось? У меня на языке вертелся тот же самый вопрос, но тесть меня опередил. — Всяко приходилось, — закивала бывшая сотрудница Михаила Евграфовича, — и с детишками немало довелось понянчиться. Голос ее при этих словах как-то потеплел, морщинки на лице разгладились, а на губах заиграла легкая улыбка. — Машенька, дорогая, — разливался соловьем Лагутин, если бы ты согласилась помочь Лидочке с детьми… Ей одной тяжело, а уж о том, чтобы вернуться на работу — и речи нет, а ведь тянет ее туда, я же чувствую. — Так я с радостью, — откликнулась Мария Кондратьевна, — да вот только в сомнении: не стесню ли вас? — Ни в коем случае! — тут же откликаюсь, видя, что некая тень сомнения набежала на чело моего тестя. — Михаил Евграфович, — обращаюсь уже к нему, — можно ведь даму в мою съемную комнату подселить, в Малом Левшинском, к Евгении Игнатьевне. Не так уж тут и далеко, с утра и после работы мы и сами управимся, а Марию Кондратьевну можем отпускать, чтобы ей, на ночь глядя, не тащиться. В общем, полное согласие было достигнуто — и насчет самого факта поступления в домашние работницы, и насчет членства в профсоюзе, заключения договора, — все честь по чести. Оставалось уговорить Лиду, которая хлопотала в данный момент на кухне. Нелегко нам это далось, скажу прямо. Решающую роль сыграло то, что Лида знала секретаршу отца еще девочкой, по Самаре, и была с ней в довольно свойских отношениях. Напирали мы с Михаилом Евграфовичем, не сговариваясь, вовсе не на то, что молодой маме нужна прислуга, а на то, что другим путем пристроить Марию Кондратьевну никак не получается. Под напором этого аргумента моя жена, наконец, сдалась. Уф, вся спина взмокла, пока дожимал… А то ведь меня — именно меня, а не Лидочку, — затерроризировали Мессинг с Трилиссером, выспрашивая, когда она, в конце концов, выйдет на работу. У них без нее, видите ли, вся аналитика стоит, и с места сдвинуться не хочет. А уж когда сам Феликс Эдмундович поинтересовался: как дела у моей супруги, как здоровье малышей, не трудно ли ей с ними… и как скоро она выйдет на работу? Вот тут меня пробрало. Меня в этот аналитический отдел так не зазывали, как мою жену, хотя я же видел то впечатление, что производил своими выкладками. Что же она для них такое сотворить сумела? Но стальная чекистка служебными тайнами со мной не делилась. Однако даже эта тяжелая артиллерия не могла свернуть Лиду с позиций и заставить нанять домработницу. Так что Марию Кондратьевну нам ангелы небесные принесли, не иначе…