Читаем без скачивания Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга - Роберт Хайнлайн

Сложный процент — это смерть. Сумма, которую они считали своим долгом мне, должно быть, в два с половиной раза превышала исходную — а я не мог понять, как им удалось скопить ее. Но если бы Ллита согласилась оставить себе проценты, у них оказался бы вполне приличный капитал. И если бы они решили пожертвовать небольшую сумму космонавтским сиротам или возмущенным котам — ради собственной гордости, что ж, их можно было бы понять. Я же сам учил их этому — разве не так? Один раз, чтобы не вступать в пререкания с карточным шулером, после чего я мог уснуть вечным сном, мне довелось потерять в десять раз больше.

Я подумал: а что, если с женской изобретательностью она решила сквитаться со мной за то, что я выставил ее из своей постели четырнадцать лет назад? И что она будет делать, если я возьму основную сумму и разрешу оплатить проценты удобным для нее способом? Ерунда — ляжет на спину, прежде чем успеешь сказать: «контрацептив».

И это ничего не решит.

Поскольку она отвергла предложенный мной компромисс, мы оказались там, где начали. Она намеревалась заплатить всю сумму — или выбросить деньги на ветер, а я возражал против обоих вариантов; я тоже умею быть упрямым.

Однако нашелся способ добиться сразу и того, и другого.

Вечером после обеда я сказал Лауре, что мне нужно в город по делу, и спросил, не хочет ли она поехать со мной. Пусть походит по магазинам, пока я занят, потом поужинаем, где она захочет, а там — любые увеселения. Лаура вновь была беременна, и я подумал, что покупка тряпок развлечет ее.

Я не собирался приглашать ее на переговоры с Ллитой. Официально Джозеф и Эстель Лонг вместе со своим старшим сыном считались уроженцами Валгаллы и мы познакомились во время путешествия на моем корабле. Все это я выдумал и втолковал ребятам по дороге к Единогласию, заставив изучать видеозвуковые ленты Торхейма. Короче, я сделал из них фальшивых валгалльцев. Слава Богу, пока они не встречались с настоящими.

Такое мошенничество не было необходимо, поскольку на Единогласии практиковалась политика открытых дверей; иммигрант мог даже не регистрироваться. Он или тонул, или плыл. Ни тебе платы за посадку корабля, ни подушного налога — их вообще было немного, ни заметного правительства. Нью-Канаверал, третий по величине город планеты, обходился только сотней тысяч жителей… В те годы на Единогласии было приятно пожить.

Но я хотел, чтобы Джо и Ллита все сделали сами — ради себя и своих детей. Я хотел, чтобы они забыли, что были рабами, никогда не вспоминали об этом, не упоминали при детях… и в то же время начисто похоронили память о своем странном родстве. В том, что кто-то родился рабом, нет ничего позорного — во всяком случае для раба, и нет никаких оснований отказывать диплоидным комплементам в праве на брак. Значит, тем более нужно забыть. Джозеф Лонг женился на Стерне Свенсдаттер (английская форма «Эстель», с детства откликается на имя «Ллита»); они поженились, когда он закончил учебу у повара, и мигрировали после рождения первого ребенка. История простая. В ее правдивости трудно усомниться, она лишь красила мои старания явиться Пигмалионом. Я не видел причин сообщать моей молодой жене версию, отличающуюся от официальной. Поначалу Лаура знала, что они — мои друзья, и потому была с ними приветлива, а потом привязалась к ним.

Лаура моя была хорошей девочкой, Минерва: с ней было хорошо и в постели, и вне ее. Кроме того, говардианская добродетель, умение не угнетать супруга выработались в ней еще тогда, когда она была замужем в первый раз — большинству говардианцев приходится вступать для этого в брак не один раз. Она знала, кто я таков — старейший. И наш брак, а позже и дети, были зарегистрированы в архивах, как мое супружество с ее бабушкой и наши отпрыски. Но она не относилась ко мне, как к человеку, который старше ее на тысячу лет, и никогда не выпытывала подробности моих прошлых жизней… просто слушала, если у меня было желание поговорить.

Я не виню ее за тот процесс — его состряпал Роджер Сперлинг, жадюга-поросенок.

— Если ты не против, дорогой, — сказала Лаура, — я, пожалуй, останусь дома. А тряпками займусь, когда похудею. Что касается ужина — во всем Нью-Канаверале не найдешь повара, который умел бы готовить, как наш Томас. Ну хорошо, может быть, только в «Кухне Эстель», но это закусочная, а не ресторан. А ты не забежишь на этот раз к Эстель и Джо?

— Возможно.

— Найди время, милый; они чудесные люди. К тому же я хочу послать гостинчик своей крестной дочери. Аарон, если хочешь сводить меня в ресторан, когда мы будем в городе, сперва уговори Джо открыть его. Джо готовит не хуже нашего Томаса.

Лучше, заметил я про себя, к тому же не ворчит в ответ на невинную просьбу. Минерва, проблема со слугами состоит в том, что хозяевам в свой черед приходится служить им.

— Я зайду к ним, хотя бы затем, чтобы передать твой гостинец Либби.

— Поцелуй их от меня. Я, пожалуй, пошлю что-нибудь всем их детям. И не забудь сказать Эстель, что я снова беременна, обязательно поинтересуйся, может быть, и она тоже, а потом не забудь рассказать мне… Когда ты отправляешься, дорогой? Я должна проверить твои рубашки.

Лаура была искренне убеждена, что, невзирая на столетия жизненного опыта, сам я не умею упаковывать чемодан. Ее способность видеть мир именно таким, как ей хотелось, позволяла ей уживаться со мной, несмотря на все мои странности, целых сорок лет; я ценю ее. Была то любовь? Безусловно, Минерва. Лаура всегда заботилась обо мне, а я — о ней, и нам было хорошо вместе. Это любовь… но не такая, от которой у тебя словно живот болит.

На следующий день я отправился на своем джамп-багги в Нью-Канаверал.

(Опущено.)

…планировал «Мезон Лонг». Ллита намеревалась разом атаковать меня. Я сентиментален, она это знала и подготовилась. Когда я пришел, ставни были уже закрыты — пораньше… двоих старших она укладывала, а крошка Лаура уже спала. Джо впустил меня и велел подождать; ужин вот-вот будет готов, а сам он явится через минуту-другую. И я отправился в жилые комнаты искать Ллиту.

Я обнаружил ее одетой в саронг и сандалии, которые приобрел для нее через час после того, как купил ее. Никакой сложной косметики — волосы ее были расчесаны так, что даже светились и струились по плечам. Но теперь передо мной была не испуганная, невежественная рабыня, не умевшая даже умыться. Эта ясная молодая леди была чиста, как простерилизованный скальпель, от нее исходил аромат духов под названием «Вечный ветерок» — впрочем, они скорее должны были называться «Аромат соблазнительницы», и продавать такое сильное средство следовало бы лишь по рецепту врача.

Она попозировала передо мной — чтобы я мог оценить картину, а потом, приблизившись, поразила меня поцелуем вполне под стать аромату.