Читаем без скачивания Волхв - Джон Фаулз

— А ваша мать?

— О, Морис и это учел. Когда она приехала в Лондон нас навестить, настоял на встрече. Запудрил ей мозги своей обходительностью. — Горькая усмешка. — И богатством.

— Она знает о том, что происходит?

— Мы пишем ей, что продолжаем репетировать. Незачем ее волновать. — Состроила рожицу. — Психовать без толку она горазда.

— А фильм?

— Экранизация повести на народном греческом, фамилия писателя — Теодоритис, вы о нем слыхали? «Сердца трех»? — Я покачал головой. — На английский, очевидно, эта повесть не переведена… Написана в начале двадцатых. Там про двух англичанок, кажется, дочерей британского посла в Афинах, хотя в книге они не двойняшки, во время первой мировой в выходной день они отправляются на остров и…

— Одну из них, случайно, не Лилией Монтгомери кличут?

— Нет, слушайте дальше. Так вот, остров. Там они знакомятся с греческим литератором — он поэт, болен туберкулезом, одной ногой в могиле… и он влюбляется в сестер по очереди, а они в него, все страшно несчастны, а чем кончается, можете сами догадаться. На самом деле повесть не такая уж дурацкая. В ней есть аромат эпохи.

— Вы ее прочли?

— Кое-как. Она довольно короткая.

— Ксерете кала та неа элиника? — спросил я по-гречески.

На народном, гораздо более беглом и правильном, нежели мой собственный, она ответила, что изучала и начатки новогреческого, хотя древнегреческий похож на него куда меньше, чем принято считать; и гордо посмотрела на меня. Я почтительно притронулся рукой ко лбу.

— Он и сценарий нам в Лондоне показал.

— По-английски?

— Он намеревался сделать два варианта картины. Греческий и английский. С параллельным дубляжем. — Дернула плечиком. — Сценарий был составлен вполне профессионально. Отличная уловка, дабы усыпить нашу бдительность.

— Каким же образом…

— Подождите-ка. Вот вам еще доказательства.

Пошарила в сумке, изогнула талию так, чтоб видеть выражение моего лица. Вытащила бумажник; достала оттуда две газетных вырезки. На первой обе сестры, в плащах и шерстяных шапочках, заливались смехом на фоне лондонской улицы. Я узнал газету по шрифту, но к вырезке была приклеена еще и серая карточка информационного бюро: «Ивнинг стандард», 8 января 1953». Под фото — заметка:

И ГОЛОВА РАБОТАЕТ!

Везучие близняшки Джун и Жюли (справа) Холмс, занятые в главных ролях кинофильма, который будет сниматься в Греции этим летом. Обе закончили Кембридж, играли в студенческих спектаклях, болтают на восьми языках. К огорчению холостяков, замуж пока не собираются.

— Заголовок не мы придумали.

— Я так и понял.

Вторая вырезка — из «Синема трейд ньюс» — на американский лад излагала то, что Жюли уже успела мне рассказать.

— Да, раз уж я его достала. Это мама. — В бумажнике лежал моментальный фотоснимок; в каком-то саду, в шезлонге, сидит женщина со взбитой прической, рядом — крупный спаниель. Заметив другую фотографию, я заставил Жюли и ее показать: мужчина в спортивной рубашке, лицо умное и нервное, на вид чуть старше тридцати.

— Это и есть…?

— Да. — И поправилась: — Бывший.

Отобрала снимок. Судя по ее выражению, расспрашивать об этом человеке сейчас не стоило. Она торопливо продолжала:

— Теперь-то нам ясно, какое отличное прикрытие Морис себе обеспечил. Предстояло сыграть светских дам 1914 года, дочерей посла… и мы как миленькие брали уроки тогдашних манер. Бегали на примерки. Весь гардероб Лилии в Лондоне сшит. В мае мы полетели в Афины. В аэропорту он сообщил, что целиком группа соберется только через две недели. Он заранее об этом предупреждал, и мы не насторожились. Устроил нам морское путешествие. Родос и Крит. На «Аретузе». Это его яхта[78].

— Сюда она не заходит?

— Стоянка у нее в Нафплионе.

— В Афинах вы у него дома останавливались?

— Похоже, у него нет своего дома в Афинах. Он уверяет, что нет. Останавливались в гостинице «Гран-Бретань».

— Что, и конторы нет?

— Ну, правильно, — покаянно сжала губы. — Но ведь в Греции, по его словам, должны были проходить только натурные съемки. А павильонные — в Бейруте. Он показал эскизы декораций. — Замялась. — До этого мы не имели дела с кино, Николас. И еще наша наивность. И восторг телячий. С двумя членами съемочной группы он нас познакомил. С актером-греком, который будет играть поэта. И с директором картины. Тоже греком. Мы вместе поужинали… они нам, если честно, понравились. Только и разговору было, что о фильме.

— Вы не навели о них справки?

— Мы задержались в Афинах всего на два дня — а потом на яхте уплыли. Те двое должны были приехать сюда.

— Но так и не приехали?

— Мы их больше не видели. — Подергала за ниточку, торчащую из кромки ворота. — Естественно, нас смущало, что съемки держат в тайне от публики, но у них и на это нашлось готовое объяснение. Попробуйте в Греции объявить, что собираетесь снимать фильм — от безработных не отобьешься.

У меня уже был случай убедиться в справедливости ее слов. Месяца три назад на Гидру нагрянула греческая киногруппа. Парочка наших школьных служащих сбежала туда в надежде наняться к киношникам. Так скандал целых два дня не утихал. Жюли я ничего говорить не стал, но со значением улыбнулся.

— Итак, вы прибыли на остров.

— После чудесного путешествия. И тут началось безумие. Двух суток не прошло. Обе мы сразу почувствовали: Морис как-то переменился. Мы до того сблизились во время круиза… наверно, нам не хватало отца, он же погиб в сорок третьем. Отца заменить Морис нам, конечно, не мог, но у нас словно появился добрый дядюшка. Мы дни напролет проводили втроем, он завоевал наше полное доверие. А вечера были просто незабываемы. Жаркие споры. О жизни, любви, литературе, театре… обо всем на свете. Правда, если мы интересовались его прошлым, в нем точно занавес какой-то падал. Вам это знакомо. Но по-настоящему все понимаешь только задним числом. На яхте все было, как бы сказать, ну до того культурно. А здесь мы вдруг будто превратились в его собственность. Он перестал относиться к нам как к почетным гостьям.

Снова заглянула мне в лицо, словно утверждать, что у старика есть какие-то положительные качества, было предосудительно. Откинулась на локоть, притихла. Она то и дело отводила от щек развеваемые ветром пряди.

— Да, мне это знакомо.

— Для начала… нам захотелось прогуляться в деревню. Но он сказал: нет, съемки надо провести без лишнего шума. Шума, однако, вообще никакого не было. Пусто, ни генераторов, ни подсветки, ни юпитеров, а без них кино не снимешь. И без киногруппы. Вдобавок — ощущение, что Морис за нами следит. Начал как-то странно усмехаться. Точно ему известно что-то, чего мы не знаем. И он больше не считает нужным это скрывать.

— И со мной было так же.

— На второй день Джун — я как раз задремала — решила проветриться. Подошла к воротам, и вдруг этот бессловесный негр — до тех пор он не показывался — заступил ей дорогу и не пропустил. Стоит как скала, на вопросы не отвечает. Джун просто остолбенела. Прибежала, разбудила меня, и мы отправились к Морису. — Быстрый, горестный взгляд. — И тут он сказал правду. — Уткнулась глазами в коврик. — Не сию же минуту, конечно. Понял, что мы… ну, короче, ясно. Сперва целый катехизис прочел. Допустил ли он хоть малейшую бестактность, задержал ли хоть раз выплаты по контракту, неужели за время путешествия до нас не дошло… и тому подобное. А потом раскололся. Да, с фильмом он нас ввел в заблуждение, однако не такое уж злостное. Он на самом деле нуждается в услугах высокообразованных и интеллектуальных — его выражение — молодых актрис. Умолял выслушать его. Клялся и божился, что если его объяснения нас не удовлетворят…

— Вы отправитесь домой.

Кивнула.

— И нас угораздило его выслушать. Он не закрывал рта несколько часов. В двух словах — он-де вправду увлекается театром и ливанская студия ему действительно принадлежит, но по преимуществу он все-таки врач. Специализируется в психиатрии. Даже похвастался, что был учеником Юнга.

— Это и я слыхал.

— Я в Юнге мало смыслю. Вы думаете, он…?

— Тогда я был уверен, что он не врет.

— Вот и мы в этом убедились. Волей-неволей. Но в тот раз он все уши прожужжал, как с нашей помощью проникнет в иное пространство, где искусство неотличимо от науки. В пространство уникального психологического и философского опыта. Пройдет потайными тропами человеческого подсознания. Все это его слова. Нас, естественно, интересовало, что эти красивые фразы означают на деле, — что именно от нас требуется. Тут он впервые упомянул ваше имя. Он, дескать, намерен создать ситуацию, в которой обеим нам достанутся роли, похожие на те, что описаны в повести «Сердца трех». А вы, сами того не ведая, сыграете греческого поэта.