Читаем без скачивания Дни изгнания - Катарина Керр

Ганес еще раз попытался проглотить ложку ячменной каши, но сдался и отодвинул миску.

– Ссуду ему все равно дадут, неважно, что именно мы об этом думаем, – продолжал Версии, – так что лучше проголосовать, как все.

Ганес хотел возразить, но вдруг вскочил на ноги и бросился вон из комнаты на задний двор, где и изверг содержимое своего желудка на навозную кучу.

Голосование по займу стояло последним пунктом в повестке дня, словно старшина оттягивал его как можно дольше в надежде, что некое знамение облегчит решение. Ганес угрюмо сидел на лавке в последнем ряду, потому что явился позже всех, его тошнило, в висках стучало. Неожиданно на возвышении засуетились. Старшина гильдии встал, оправил мантию и дунул в серебряный рожок, призывая к порядку. На ярких красках пышного убранства зала – вышитых золотом знаменах, клетках и полосках всех цветов, цветных обоях – играли солнечные лучи.

– Мы подошли к вопросу о займе в две тысячи серебряных монет для его милости гвербрета Аберуина, – объявил старшина. – Кто-нибудь хочет еще что-то сказать?

Повисла тишина – никто даже не шевельнулся. Старшина поднес рожок к губам и еще раз дунул.

– Очень хорошо. Кто «за», переходит направо. Кто «против» – налево. Писец, приготовьтесь к подсчету и записи голосов.

Очень медленно люди поднимались и переходили направо так согласно, что их движение походило на плавное разматывание веревки. Ганес увидел, как перешел направо его отец, следом за ним смиренно шли его друзья. Начал подниматься и его ряд. Ганес шел за ними, потом резко остановился и перешел на левую половину зала. Ему доставило невыразимое удовольствие видеть, как отец побагровел от злости. Ганес скрестил на груди руки и ухмыльнулся, глядя, как все ахают и перешептываются: лица с бакенбардами, худые лица, пронзительные взгляды, бесцветные взгляды, но все до одного переполнены возмущением.

– Закончено, – провозгласил старшина. – Писец, что вы насчитали?

– Девяносто и семь «за», двое отсутствуют, один «против».

– В Элдисе есть еще человек, который поддерживает истинного короля! – гаркнул Ганес. – А вы все – вонючие трусы!

Поднялся пронзительный крик, как если бы он швырнул камнем в стадо гусей.

Люди кружили по залу, подталкивали друг друга локтями, шептались и ругались, потом кричали и ругались, все громче и громче. Ганес высказал вслух то, что они боялись произнести даже про себя: они проголосовали за измену: Ганес хохотал, глядя, как они спешат прочь из зала, бормоча что-то про себя, делая вид, что ничего не слышали. К нему подбежал Версин и отвесил ему такую оплеуху, что Ганес не устоял на ногах и врезался в стену.

– Ах ты поганец! – рычал Вексин. – Как ты смел? Да я убью тебя!

– Давай. Не я буду последним, кто погибнет в этой войне.

Беспрестанно ругаясь, Версин ухватил его за локоть и поволок прочь из зала. Ганес не сопротивлялся, беззвучно посмеиваясь. Он еще никогда так здорово не веселился. Удовольствие кончилось, когда они вернулись на постоялый двор. Трясясь от бешенства, Версии швырнул Ганеса в кресло и забегал по комнате, стиснув руки.

– Ты поганый ублюдок! На этом все кончено! Ты отправляешься домой немедленно! Я не могу смотреть людям в глаза, пока рядом со мной такой сын! Как ты мог? Почему? Ганно, ради всех богов, объясни мне – зачем ты это сделал?

– В основном чтобы посмотреть, что получится. Вы все были так чертовски довольны собой!

Версин подбежал к нему и снова ударил.

– Забираешь Мэйра и выметаешься прямо сегодня. Бери вещи, и вон отсюда! Не хочу тебя больше видеть!

Все время, что Ганес паковался и седлал коня, Версин продолжал орать на него, называть его дураком, порожденным демоном неблагодарным щенком, никчемным болваном, а также дерьмом хромой кобылы. Постояльцы и Мэйр с нескрываемым любопытством прислушивались к скандалу. Наконец Версин выдохся, и они направились к выезду из города. «Серебряный кинжал» не выдержал.

– Боги милосердные, он что, разбушевался так из-за одной-единственной шлюхи?

– Да ну, прошлая ночь не имеет к этому никакого отношения. Помнишь про заем гвербрету? Сегодня мы голосовали, и я был единственным, кто проголосовал против.

Мэйр уставился на него с неподдельным уважением.

– Слушай, для этого нужно мужество.

– Серьезно? Может, и так.

Западные ворота были открыты. Сразу за ними они увидели еще одного купца, старого друга их семьи Гаркина. Он стоял возле лошади и орал, руководя погонщиками мулов своего каравана. Ганес бросил поводья Мэйру и подошел к купцу, словно бросая вызов.

– Доброго дня, – сказал он. – Что так рано уезжаете?

Гаркин оглядел его с ног до головы совсем не так холодно, как ожидал Ганес, но не произнес ни слова.

– Ну, давайте, – подначивал его Ганес. – Скажите, что вы обо мне думаете. Я даю вам этот шанс, мятежник.

– Я думаю, что мозгов у тебя не хватает, а вот с нервами все в порядке. Это запомнят надолго. Что, отец отправил домой, подальше от позора?

– Ага. А вы что же? Я удивлен, что вы не остались, чтобы отпраздновать свою измену вместе с другими.

– Знаешь что, придержи-ка ты язык. Петухи, которые слишком много, кукарекают, заканчивают свой путь в кастрюле с супом. У меня жена заболела, вот я и еду домой. Хорошего дня, парень, и ради всех богов, думай, прежде чем говорить, хорошо?

Гаркин отошел, покрикивая на своих людей. Мэйр подвел к Ганесу коней.

– Кто это был? Кто-нибудь из гильдии?

– Да, а что такое?

– Я видел его раньше. – Мэйр прищурил глаза, припоминая. – Может, в какой-то таверне, но сдается мне, что это было в дане Дэверри, как раз после того, как мой лорд вышвырнул меня из Блэйсбира, и я отправился на запад.

– Может, и так. Хороший член гильдии едет туда, куда его зовет звонкая монета, а в дане Дэверри много монет. Ладно, нам пора.

Обычно Ганес был хорошим собеседником, но на этот раз он погрузился в долгое молчание, и расшевелить его нельзя было даже шутками, так что у Мэйра оказалось много времени для размышлений – занятия для него непривычного и не особенно любимого. Правда, в этот раз ему действительно было о чем подумать, начиная со старого травника Невина. Мэйр едва обратил на старика внимание, впервые встретив его в Аберуине, но во время совместной поездки на запад он не мог отделаться от ощущения, что знал старика раньше. Этого быть просто не могло, потому что Невин не бывал в окрестностях Блэйсбира, где Мэйр появился на свет и где прошли его детство и юность. Когда же Мэйр стал «серебряным кинжалом» и начал путешествовать, старик и вовсе жил в Бардеке.

Кроме того, лорд Пертис считал, что Невин был чародеем, то есть лорд Пертис признавал существование двеомера. Мэйр снова и снова думал об этом, словно то и дело вытаскивал из кошеля неизвестную монету и крутил ее между пальцев. Поскольку он вырос, привыкнув безоговорочно верить на слово знатным лордам, он предположил: если Пертис говорит, что старик – чародей, значит, тот и есть чародей. Он еще раз подумал об этом, потряс головой и задвинул эту мысль подальше. Может, когда-нибудь в этом и будет какой-нибудь смысл. Может быть.