Читаем без скачивания Цыган - Анатолий Вениаминович Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня еще есть.
– Ну как хочешь. Как говорится, была бы честь оказана. – Не отрываясь, Шелухин тут же и выпил свое вино. Будулай невольно заметил, что рука у него, сжимавшая ножку бокала, дрожит мелкой, прерывистой дрожью. И на щеках его фронтового друга всего после двух выпитых бокалов уже появился лиловый, сизый румянец. – С того началось, что привез я ее на этот берег двадцать лет назад и сказал: «Вот здесь мы и заложим сад нашей будущей счастливой жизни. – Он криво дернул одной стороной подстриженных усов. – А еще по прошествии некоторого времени будем здесь с тобой с этого сада свое собственное вино пить». И как ты видишь, Будулай, все это в точности сбылось. Теперь те из товарищей, которым еще удается прорваться ко мне сквозь эти врата замка, восхищаются: «У тебя здесь цветущий эдем, оазис благополучия и любви. В таких условиях ты обязан не меньше ста лет прожить…»
В углу комнаты захрапела убаюканная голосом своего хозяина овчарка, положив на вытянутые лапы волчью морду. Однако стоило Будулаю лишь резче обычного скрипнуть стулом, как тут же и напряглись у нее хрящеватые уши, замерцали из угла зрачки. Ее хозяин снова усмехнулся под усами одним углом рта.
– Видал? На войне твой друг думал, что от этих серых призраков фашизма потом не останется и следа, а теперь в городе в собачьем ряду под руководством своей молодой женушки собственноручно этого цербера отбирал. – Он снова взялся рукой за горлышко графина. Будулай дотронулся до его руки своей.
– Может, уже не стоит?
– Ты что же, боишься, как бы твой фронтовой друг не спился, да? – Полуприкрыв веки, Шелухин смотрел в свой бокал, как будто видел там что-нибудь, и вдруг вскинул на Будулая черточки острых, как у кота, зрачков. – А если он уже спился, тогда что? – Но тут же он и успокоил Будулая, поднимая кустистую губу над подковкой вставных золотых зубов. – Ты не бойся, я и сам, если захочу, могу в любой момент прекратить. Если не веришь, могу тебе клятву дать.
– Я и так верю, – поспешил сказать Будулай.
– Но в том-то и дело, что я не хочу. Не то что не могу, а вот не хочу, и все! – повторил Шелухин с угрозой в голосе. – А вот теперь уже не булькает, – склоняя голову набок, опять прислушался он. Из-под ковра и в самом деле уже не доносилось никаких звуков. Он с уверенностью добавил: – Шабаш. Все до последнего литра разлито, и все она уже разнесла в своей бухгалтерской книге по графам и сортам и теперь умаялась так, что у нее даже не осталось сил подняться наверх. Я же тебе сказал, у нее на этот случай раскладушка стоит. А на неделе мы с ней повезем на своем «Москвиче» все это добро в город Шахты в радужные бумажки превращать, спаивать рабочий класс. Да, да, не смотри на меня такими глазами, у нас там на базаре и свое специальное место есть, и своя клиентура, оценившая за эти годы качество нашего натурального вина. У меня, Будулай, даже спецодежда есть, я ее скафандром зову: белый халат с колпаком и клеенчатый фартук. Ты бы хоть раз посмотрел на своего старого боевого друга, как он в воскресный день стоит в этом скафандре посреди базарной толпы и зазывает покупателей. – Шелухин вдруг стал выкрикивать речитативом: – Сибирьковое, ладанное, пухляковское, раздорское!! – Пружинисто вскакивая, зарычала в углу овчарка. – Лежать! – скомандовал ей хозяин, и она опять улеглась, укладывая на лапы морду. – И хотя бы ради чего было обвешиваться всеми этими коврами! – Полукругом поворачивая голову, он исподлобья обвел стены комнаты взглядом. – Тогда бы хоть можно было тешиться, что все это наживается не для себя, а для счастливого будущего своих детей… – Рука его, тоже описывающая полукруг, как неживая, упала на стол, стукнув костяшками пальцев. – Но у нас с ней, Будулай, теперь уже наверняка не будет детей. – Он дернул одним усом. – Нет, она баба, несмотря на свою угрюмую злость, вполне здоровая, ей бы только рожать, и я, невзирая на свой возраст, еще не такой, чтобы на стороне подкрепления просить, но ей, видите ли, не улыбается остаться одной с дитем на руках. Хотя с тех пор, когда она первый раз сказала это мне, мы уже вполне смогли бы и сына в армию проводить, и дочку замуж выдать. Еще и теперь нам не поздно, люди в этом возрасте только в брак вступают, но она и слышать не хочет. Теперь уже говорит, что об этом надо было раньше думать. А уж если она себе затвердила что-нибудь, то нет такого чело… – Язык уже отказывался ему повиноваться, и лишь после явного усилия он смог раздельно договорить: – Человека, чтобы ее пере… пере-го… – Но перешагнуть через это новое препятствие ему уже оказалось не под силу. Голова его, склоняясь над столом, заколыхалась из стороны в сторону. Он спал, как маятником, покачивая ею на безвольной шее. Но вдруг он, резко вздергивая ее, совсем трезво глянул на Будулая. – А у тебя, цыган, уже большие дети?
Будулай не сомневался, что рано или поздно стрелка их разговора обязательно должна будет набрести на эту волну, и все же растерялся в первый момент. Однако тут же и выяснилось, что Шелухин и не ждал от него ответа на свои слова, а сам же ответил на них:
– Нашел у кого спрашивать… У вас же, если и есть дети, все равно что их нет. Вы только и умеете их сразу по дюжине плодить, а там пусть сами же и цепляются своими ручонками за жизнь, а если у кого не хватило для этого силенок, значит не судьба. Взамен одного слабого можно еще полдюжины наплодить, чтобы они на базарах батрачили на своих отцов и матерей. Ты, надеюсь, на меня не обиделся, Будулай, лично я тебя не имею в виду, потому что о присутствующих, как известно, не говорят. Но если все-таки обиделся, то мне недолго свои слова обратно взять. – Будулай ничего не ответил ему, и он, поколыхав над столом головой, опять поднял ее. – В городе Новочеркасске, где я рос, весной всегда акация так цвела, что крыши домов плавали, как льдины в снегу, и просто уже нечем было от этих гроздей душистых дышать. И все, помню,
