Читаем без скачивания Приговоренный - Леонид Влодавец

— Пояс отстегивай! — Обращали к Наде, Клык выдернул левой рукой пистолет и навел его дуло на голову сержанта, а стволом автомата указал на мертвеца. Надежда проныла:

— Ой, Петечка, он… мокрый весь… В крови!

— По фигу! Отмоешься, если не сдохнем!

Надежда расстегнула пояс с кобурой и подсумком, наручниками и дубинкой.

— Сюда давай! А этого сваливай! Сваливай за борт, говорю!

— Не могу, тяжелый! Верка! Помогай, мать твою так!

Надежда дернула подругу за плечо, Клык матернулся в три этажа, подгоняя баб. Oтворачиваясь от трупа, женщины приподняли его за локти, повалили животом на борт катера, а затем, подцепив за колени, спихнули за борт. При этом Надя наступила на ногу лежащего в беспамятстве омоновца, и он, застонав от боли, пришел в себя.

— Ой-й! — Вера и Надя шарахнулись от него к Клыку.

— Жив? — спросил Клык, наводя автомат — Ну

падла!

— Братан! — взвыл тот. — Не надо! Не надо!

— Стволы и все бебехи — мне! Дрыгнешься — разнесу башку!

Счас, счас, корефан! Только не стреляй!

— Стволом на себя! — напомнил Клык. — Отдай

И мотнул головой Надежде. Надежда неловко схватилась за приклад, палец зацепился за крючок и…

Пули кучей в упор ударили в лицо, в горло, в подбородок, перешибли ремешок «сферы», и каска вместе с кусками черепа и мозгами улетела за борт.

— А-а-а! — истошно взвыли разом и Надежда, и Вера, будто в них тоже попало. Автомат грохнулся на слани, стрекотнул уже совсем самостоятельно, и пули впились куда-то в обшивку моторного отсека. Но вроде бы ничего не зажгли и не застопорили.

_Скидывайте его! — взревел Клык. Скидывайте к такой-то маме!

Ему от этой нелепой смертюги стало тошно. Не хотел он этого легаша мочить. И так один жмур в коллекции прибавился. А этому, напуганному до костей, Клык хотел предложить искупаться. Пусть бы сигал с кормы за борт. Небось здоровый, продержался бы, дока свой катер не подошел. Вон он, урчит всего-то метрах в трехстах сзади. Похоже, отстает. И не стреляет, боится своего зацепить. Света ждет.

И правда, светлело все заметнее, уже золотилось и розовело небо на востоке. Но катер с Клыком и его боевыми подругами был почти не виден на фоне темного берега и его отражения на речной глади. Коровинский плес кончался, берега сужались, река постепенно сворачивала вправо. Скоро катер преследователей исчез из виду за мысом.

— К берегу! — проорал Клык в ухо сержанту. — Вон туда!

— Там мелко, — простучал зубами рулевой, — а у нас крылья подводные. Сядем!

— На сколько еще горючки? — спросил Клык.

— Минут на десять… Может, на пятнадцать… Не знаю.

А это что? — Клык указал пальцем на какое-то темное углубление в берегах.

— Там протока… Старица какая-то. Или рукав.

— Глубокая?

— Да, — облизнул пересохшие губы милиционер, — только узкая. Вот это — остров, а там — правый берег.

— Сворачивай!

Рулевой послушно повернул баранку. Катер покатился вправо, с ревом влетел в русло. Тут от берега до берега было метров пятнадцать. Лиственный лес, не то ольховник, не то орешник — Клыку было не до ботаники, — вплотную подходил к воде.

— Глуши! — распорядился Клык, когда промчались по протоке с километр. Катер осел в воду и, проскользив немного по инерции, закачался на волнах, которые сам же и поднял.

— Карта есть? — спросил Клык.

Сержант показал на планшетку.

— Разверни. Где мы сейчас?

— Вот тут, — поежился милиционер от очередного прикосновения пистолетного ствола, — вот остров, вот протока.

Клык, не убирая пушки, поглядел. Выходило, что в десяти километрах отсюда, если прямиком через лес, — шоссе на Москву.

— Карта точная? — спросил Клык, осматривая масштаб.

— Почти, — ответил сержант. — Только на ней военный аэродром не обозначен. Тут какой-то полк транспортный временно посадили. Вот тут

— Ну, блин, — в сердцах заметил Клык — ничего себе точность!

Получалось, что, если обходить аэродром, выйдет не десять верст, а все тридцать. Но куда деваться-то?

Клык обернулся к женщинам.

— Надь, подбери наручники.

Надежда как во сне подошла к тому, которого убила, будто не видя его раскуроченной голсвы, и попыталась отцепить от пояса браслетки. Не получалось, открыть не могла.

— Да я сам пристегнусь! — догадался сержант. —

Мои возьмите!

Клык даже хохотнул.

— Давай, ты ж профессионал… Так, на правую — нормально. Теперь через баранку — и на левую… Отлично.

Клык расстегнул на милиционере кобуру, выдернул «ПМ» со шнуром, отцепил обойму, передернул затвор — патрона в патроннике не было. Потом выщелкал патроны из обоймы в карман, вставил обойму в пистолет и вернул сержанту. Запасную забрал целиком.

— Носи на здоровье.

— Спасибо, — ответил пацан. Как такого мочить? Нет, у Клыка на это духу уже не было. Дай Бог, чтоб этому ментенку очко сравнялось.

Вытянув из-под сланей отпорный крюк, Клык как шестом подтолкнул катер носом к берегу, зацепился багром за ближайшее дерево и подтянул суденышко почти вплотную.

— Берите чемодан — и на берег, крали мои бубновые. А то тут в сторожихах оставлю.

Обе были полуневменяемые, с какими-то неживыми, малоподвижными глазами. Стресс, шок — Клык в этом мараковал плохо. Но взяли чемодан и сошли. Даже спрыгнули с носа не шлепнувшись в воду, а прямо на сухой берег.

Клык задержался, прибрал боеприпасы. Три магазина полных, один на треть отстрелянный — к автоматам, пять полных обойм к пистолетам, шестая — россыпью. Сами пушки ему были на фиг не нужны. Наручники все-таки отцепил и еще пару баллончиков с какой-то там «черемухой» оприходовал. Могли пригодиться. Напоследок Клык расшиб прикладом рацию, стоявшую на катере.

Она, правда, была выключена, но если б юноша-сержант как-нибудь сумел освободиться от наручников, то мог бы по ней настучать. Конечно, чтоб этого не случилось, проще было для страховки чикнуть пацана, но Клык, как известно, этого делать не хотел вопреки всей логике жизни.

— Отдыхай, — сказал Клык, потрепав сержанта по стриженой макушке. — А вообще, друг, валил бы ты из ментуры, пока не поздно. Не твоя это работа.

С этими словами он соскочил на берег и двинулся следом за женщинами, которые уже отбрели метров на двадцать в глубь леса.

Догнал он их вовремя. Как раз когда нервный шок, в котором пребывали Вера и Надя, перешел в истерику.

— Я… убила-а! — чуть ли не на весь лес крикнула Надежда, бухнулась наземь и принялась кататься, царапать землю ногтями, неистово колотить кулаками по траве, хвататься за кусты и выть, перемежая плач со смехом. Вера просто села под какой-то березой, уткнула лицо в колени и заплакала.

— Вы чего, дуры? — оторопело спросил Клык. — В Психляндию приехали?

— Уйди-и! — провизжала Вера. — Уйди, пожалуйста!

— Пожалуйста, — сказал Клык, подхватывая чемодан левой рукой. — Без вас удобнее.

Насчет того, что удобнее, он явно пере гнул. Чемодан был тяжелый, здорово оттягивал руку. А в правой был автомат, его пока Клыку убирать не хотелось.

Хотелось ему другого: во-первых, чтоб те менты, что задержали «Бугровск», как можно дольше не отыскали то место, где они высадились на берег, а во-вторых, чтоб он лично вместе с чемоданом успел за это время дерануть отсюда как можно дальше. Странно, но то, что он не стал тратить время на то, чтоб уговорить спутниц закончить рев, сыграло положительную роль в прекращении истерики. Когда Клык, чуть прихрамывая на свою не долеченную ногу, но достаточно быстро зашагал куда-то прочь от реки и шаги его стали постепенно удаляться в глубину сумеречного предрассветного леса, Вера и Надя, как по команде, затихли, прислушиваясь. Они позволяли себе лишь изредка пошмыгать носами.

— Ушел, — пробормотала Надя, — совсем ушел!

— Ну и хорошо, — сказала Вера, стирая с лица слезы. — Нужен он нам, бандюга этот.

— А что мы теперь делать-то будем, дура? — вскричала Надя. — Сейчас милиция прибежит, заберут нас, поняла?

— Пусть, — Вера фаталистически вздохнула, — хуже не будет.

— Не будет? — взвилась Надежда. — Да ты что! ОМОН нас самое малое сапогами истопчет, если поймает. А уж в тюрягу точно посадят. Как сообщников.

— А мы скажем, что он нас силой гнал. Как заложниц. — Вере это пришло в голову неожиданно.

— Кто поверит-то? — скривилась Надежда. — Девочка наивная! Этот, водитель на катере, все скажет. Уй, и зачем я только с вами связалась!

— С нами? — возмутилась Вера.

— Конечно! — напомнила Надя со злостью. — Я ж тебе говорила, что это банда, а ты все одно: «Он — чекист, прокурор — вор, я — умная, все знаю, а ты, дура деревенская, ни хрена не понимаешь». Забыла, что ли?

Вера вспомнила. Крыть вообще-то было нечем. «Сама полюбила, никто не велел», — как пелось в старой песне.