Читаем без скачивания Соседи - Сергей Никшич

А Наталочка, как только Хома ушел, вдруг почувствовала страшную усталость и улеглась на те тряпки, которые по доброхотству оставила ему бабка Катерина, и то ли потеряла сознание, то ли заснула, то ли впала в забытье. Рана на виске у нее уже не болела, но тело вдруг стало таким горячим, словно она лежала не в темной комнатушке, а загорала на пляже. И она поняла, что заболела, а Хома все не возвращался. «Хомушка!» – мысленно звала она, но он ее не слышал. И так прошел день, а за ним наступила ночь, но она, к своему удивлению, не превратилась в русалку, и она догадалась, что сила любви исцелила ее. Но поняла она и то, что умрет, если любимый ее не возвратится, потому что перед глазами у нее появились черные круги, и тело ее тряслось в горячке, и злой недуг лишал ее остатков сил. На ее счастье бабка Катерина решила проверить, как устроился ее квартирант, и была поражена, обнаружив в комнате в груде тряпок умирающую девушку. И она, невзирая на свои девяносто с лишним лет, почти бегом устремилась к Бороде, и тот пришел и долго-долго возился с больной, давал ей лекарства, мерил и еще раз мерил ее температуру, а потом бабка Катерина накормила ее картошкой с укропом – она съела целые три ложки и запила козьим молоком, которого в жизни никогда не пила, и наконец крепко и мирно заснула.

Когда Хому выпустили, он сразу же бросился домой, опасаясь, что он проворонил свое счастье и что дома он найдет задохнувшуюся без воды русалку. Но страхи его оказались напрасными – Наталочка пошла на поправку. Она не знала, что с ним произошло, но и на долю секунды представить себе не могла, что он ее бросил, и когда он, как вихрь, ворвался в комнату и убедился, что она жива, радости их не было конца. И они решили сразу же сыграть свадьбу или, по крайней мере, зарегистрировать брак. Но только вот как? Его паспорт вместе с книгами то ли выкинул, то ли продал Чобот, а у Наталочки его документов никогда и не было – русалкам паспорта ни к чему.

И Хома отправился к единственному своему знакомому в этих местах, своему сотоварищу по больничной палате – Тоскливцу, чтобы тот помог ему выправить документы.

В сельсовет, на свое несчастье, Хома пришел как раз в тот момент, когда в нем опять накалились страсти: с утра все переругались, кому покупать сахар. Паспортистка в конце концов сдалась, как крепость после долгой осады, но это была Пиррова победа – в воздухе витали флюиды истерики и скандала и чай никого не радовал. Но это было еще не все – чай пришлось покупать, потому что в эту ночь под сельсоветом завелись соседи, которые сразу же сожрали и заварку, и сахар, но этого им было мало и они шуршали под полом и канючили о том, что в сельсовете работают отпетые скупердяи, которые из-за своей жадности хотят отправить их на тот свет, но они с этим не согласны и по ночам, чтобы не умереть с голода, будут пожирать документы, и пусть Голова и Тоскливец докажут потом, что это не они их уничтожили, чтобы запутать следы. Голова от таких разговоров подлых грызунов хватался за сердце и кричал, что вызовет Дваждырожденного с взрывпакетом, но соседи не унимались, ибо знали, что последний взрывпакет Дваждырожденный использовал при попытке избавиться от их коллег, но без всякого для них ущерба, но зато чуть не разнес свой собственный дом. И провел потом два дня в подвале с топором в руках, выискивая хвостатых квартирантов, но те ушли через подземелье и бывший воин остался при своем интересе.

– Это как мы работать теперь будем? – кричал Голова, витийствуя перед подчиненными: Маринкой, Тоскливцем и паспортисткой. – И какой у нас будет авторитет, если они при посетителях будут вещать из подвала всякую чушь? Приказываю тебе, Тоскливец, в двадцать четыре часа освободить от их присутствия служебное помещения. Я в тебя верю, ты способен справиться с этой задачей.

От гордости, что в него поверили, Тоскливец, сидевший за столом на своем излюбленном стуле, раздулся, как жаба по весне. И тут же сморщился, как сухофрукт, когда уразумел, что задача почти неразрешимая.

– Не нужно от них избавляться, – зашептал он Голове. – Пояса за казенный кошт паспортистке и Маринке купим, и все дела. Да и не посмеют они в рабочее время… А то, что пару папок сожрут, так оно и к лучшему, нам все равно отчетность хранить негде.

Но Голова не был согласен с подчиненным и опять повторил, что дает ему двадцать четыре часа, и если после этого срока нечисть будет еще копошиться под полом и мешать ему работать дурацкими рассуждениями, то он отправит Тоскливца к ним и тот до конца своих дней будет работать дежурным по подвалу. Не захотел стоять дозором возле шлагбаума, изволь караулить подвал, чтобы соседи не проникали в кабинет начальника.

– И дежурить будешь круглые сутки! – кричал Голова. – У нас теперь строго!

Тоскливец по обыкновению делал вид, что во всем с ним согласен, но сам подумывал о том, что для разрядки обстановки неплохо было бы исчезнуть с театральных подмостков, в которые превратился сельсовет, и уйти домой, чтобы втихаря подкрепиться и отдохнуть от службы, становящейся все более обременительной.

Вот в какой момент в сельсовете появился Хома и стал просить Тоскливца помочь с документами ему и его невесте.

Тоскливец, которому сразу же стало завидно и который от зависти стал задыхаться и покрываться пятнами, чтобы себя успокоить спросил:

– Ты с ней там же, где и со мной познакомился?

Потому что представить себе не мог, чтобы кто-то мог полюбить полного бессребреника, смысл жизни которого заключался в чтении никому не нужных книг, издающихся нынче без всякой цензуры и содержащих, как кто-то сказал ему в корчме, идеи странные и даже опасные. Но Хома не понял, что тот над ним издевается, и спокойно ответил, что нет, не там, но очень просит ему помочь. И Тоскливец назвал ему цифру, такую длинную, что она могла означать все что угодно – год всемирного потопа, телефонный номер или что-то в этом роде, но никак не напоминала ту скромную сумму, которую надлежит платить за справку. Ошарашенный Хома отошел тогда от Тоскливца, который со свойственной ему жадностью поторопился и встрял не в свое дело, и подошел к Маринке, но не услышал благой вести и от той и направил тогда свои стопы к Голове, который полулежал на служебном диванчике и отдыхал после утреннего скандала. Вид рыжего Хомы окончательно испортил ему настроение и пищеварение, и он попытался выставить настырного посетителя еще до того, как тот открыл рот.

– Ты же не из нашего села? Так почему ты здесь шатаешься? Уходи…

– Человек ведь я, – резонно ответствовал ему Хома. – И мне нужна помощь.

Но Голова не был готов к философскому диспуту. И был по-своему совершенно прав. Но он не знал, что разговор этот слышит неукротимая Гапка, которая притащилась в присутственное место и сразу же получила повод повоспитывать бывшего супруга.