Читаем без скачивания Свинцовый монумент - Сергей Сартаков

- А я знаю почему, - сказал Герман Петрович, - и я его понимаю. Одно дело собираться на выход в тайгу лишь самому, другое дело - организовать группу. Да еще и очень пеструю. Я это предвидел и предпринял ряд действий. А результат... Во-первых, мне и великому визирю моему выхлопотана на месяц научная командировка, значит, облегчаются проблемы транспорта, экипировки и тэ дэ и тэ пэ - я это распространю и на всех. Во-вторых, Андрей Арсентьевич освобождается полностью от забот организационных по сборам нашей группы, а останется лишь идейным вдохновителем, экспертом, консультантом и, как сказал Николай Евгеньевич очень точно, сибирской тайги хозяином. В-третьих, поскольку Андрею Арсентьевичу все равно где искать своего "свинцового человечка", то есть попросту ходить и ходить, а мне нужны совершенно определенные лесные угодья, и я их подобрал как раз по описаниям Андрея Арсентьевича в его любимом районе Ерманчета, маршрут я разработал сам. И командование в походе я беру на себя, освобождая Андрея Арсентьевича и от этой обузы.

- Гера, вы золото, - сказала Серафима Степановна, - вы так и брызжете энергией и деловитостью. Андрей Арсентьевич, ну миленький, ну ваше слово?

- Да какое же мое слово... - Андрей Арсентьевич совсем уже не знал, что может он ответить. Оказывается, все обдумано и решено без него. И ему оставлено только одно из мест в группе Широколапа. - Какое мое слово?

- Слово эксперта, консультанта, слово хозяина тайги. Мы ведь, так я понимаю, направимся в самые ваши любимые места, - разъяснил Николай Евгеньевич. - И как вы скажете, так и будет.

Сердце Андрея Арсентьевича нехорошо застучало. Он никак не ожидал такого хода разговора. Конечно, не по злому замыслу, не догадываясь, что его болезненно ранят, предлагая роль "эксперта", "хозяина тайги", теперь от него почему-то еще и ожидают окончательного приговора: быть или не быть. Вернее, из вежливости ожидают только единственное - быть. А как ему это выговорить? Сможет ли он выговорить другое - не быть. И даже если выговорит, какое это будет иметь значение?

- Мне кажется, что все задумано и обдумано хорошо, - подбирая слова, сказал он. - Безусловно, Герману Петровичу свою научную командировку следует осуществить. И в той интересной компании, как она складывается. Я готов стать "экспертом", с удовольствием отвечу на любые вопросы и дам необходимые советы. А вот "хозяином тайги" не буду. Не смогу. Здоровье не позволяет.

- И как же это следует понимать? - немедленно спросил Герман Петрович. - Вы не пойдете с нами?

- Андрей Арсентьевич! - разочарованно протянула Серафима Степановна. А мы считали, что для вас такой приятный сюрприз приготовили, от всяких забот вас Герман Петрович освободит.

- Да, да, мне очень приятно... И все же я не могу...

- Мы просто ошеломили Андрея Арсентьевича, не дали ему возможности подумать, - как бы ища компромиссного решения, сказал Николай Евгеньевич. Получается вроде бы и совершенно логичное завершение давнего замысла, а в то же время и с оттенком неожиданности. Давайте выпьем кофейку, а тогда...

- Кофейку я выпью, но мой ответ будет прежним. - Андрею Арсентьевичу хотелось закончить этот разговор как можно быстрее. - Я много бродил по Ерманчетской тайге, обязан о ней сказать самые похвальные слова. Все вы получите огромное удовольствие, а я не могу. Нет, не могу.

- Ну что же, я понимаю: у вас больное сердце, - сказал Герман Петрович. - Будем собираться без вас в надежде, что советами вы с нами все же поделитесь.

- Пожалуйста.

- Окончательно? - уныло спросила Серафима Степановна.

- Окончательно.

- Да как же мы без вас, Андрей Арсентьевич! - вдруг как-то очень светло и в то же время со щемящими нотками грусти в голосе вскрикнула Даша.

- Дария, - нарочитым басом остановил ее Герман Петрович.

И все, кроме Андрея Арсентьевича, рассмеялись. Засмеялась и сама Даша, сдержанно, с болью, понимая, что лучше уж ей прикинуться простушкой, чем объяснять свое запоздалое восклицание.

Она весь вечер держала себя очень скованно, произносила за столом только совершенно обязательные слова и вздрагивала, когда к ней с присущей ему бесцеремонностью и громко обращался Герман Петрович.

Андрей Арсентьевич все это замечал, сочувствовал Даше, искал ее взгляда, стремясь разгадать причину такой от всего отчужденности, но Даша смотрела куда-то в пустоту, и он переводил ее настроение по-своему - Герман Петрович прибирает Дашу к своим рукам, а ей это тяжко. Ему поначалу даже казалось, что заявленная Серафимой Степановной "интересная идея" Германа Петровича связана именно с Дашей - будет объявлено нечто вроде его помолвки с нею. "Интересная идея" предстала иной: пойти всем в таежный поход под предводительством Германа Петровича, отводя ему, Андрею Путинцеву, только роль "эксперта", консультанта, здесь, на месте, понимая, что "последним в связке" он не пойдет.

А Даша, "энциклопедия" и "великий визирь" Широколапа, пойдет. И никуда не денется, потому что на нее тоже оформлена научная командировка. Потому что, кроме как "Дария", звучащее словно кличка, Герман Петрович ее уже никак больше и не называет.

Кофе пили в другой комнате. Теперь завладел разговором Николай Евгеньевич. Рассказывал что-то о Швейцарии, о Чертовом мосте, который вошел в историю вместе с бессмертным походом Суворова через Альпы, а теперь рядом с автомобильным шоссе, по которому с визгом несутся вереницы сверкающих машин, выглядит трогательным и смешным. Андрей Арсентьевич его слушал рассеянно. И кофе только пригубил. Болело сердце.

Ночь он тоже провел беспокойно. Басок Германа Петровича - "Дария" терзал его слух.

Утром он позвонил в лабораторию Широколапа, совершенно не зная, о чем намерен был с ним поговорить. Трубку сразу снял сам Герман Петрович, и Андрей Арсентьевич свою тут же опустил на рычаг. Значит, не Герман Петрович был ему нужен. Часа через полтора он вновь набрал номер. Два, три, четыре длинных гудка... Неужели опять откликнется Широколап? Андрей Арсентьевич ждал напряженно. Щелкнуло в мембране.

"Слушаю", - донесся спокойный голос.

Он хотел сказать как всегда: "Доброе утро, Дашенька..." - и почему-то замешкался, только беззвучно и успокоенно перевел дыхание.

"Да, Андрей Арсентьевич, да", - услышал он то, что хотел услышать.

И бережно положил трубку. Надо было продумывать, что он должен взять с собою в дорогу, в необычный для него поход по Ерманчетской тайге.

...Веселый напев помогал идти. Быстро начало отбеливаться

небо. Клочковатые серые космы облаков низко неслись над лесом. И

если на плечи Андрея Арсентьевича еще сыпались капли воды, так

только с деревьев, словно бы они торопливо стряхивали надоевший им

с ночи дождь.

Было тепло. И чем ниже спускался Андрей Арсентьевич, тем

сильнее его обдавало запахом сырого болота, моховых кочек,

раздавленной ногами черной смородины. Высокий ельник еще стоял

перед ним плотной стеной, но за этим ельником уже отчетливо

угадывалась плоская широкая долина, по которой медленно

переваливаются белые, словно ватные или снеговые волны тумана,

скрывающие под собою болотную зыбь и открытое русло Зептукея.

Андрей Арсентьевич остановился, чтобы хорошенько разобраться в

местности и прокричать в бесчисленный раз: "Даша!", "Да-аша!"

Что, кроме веселого напева, так властно ведет его вниз?

Теперь, когда давящий и пугающий ночной мрак сменился рассветом,

логика вновь потребовала ответа: не в стогу ли сена ты ищешь

иголку?

Он повернулся в ту сторону, где на горе, теперь уже далеко от

него, стояли палатки и где, вероятно, проснулись уже люди,

прочитали его записку и тоже готовятся в поиск.

Спросил мысленно: "А в чем я ошибся, что сделал

неправильного?" И ответил уверенно: "Даже если иголка потерялась в

стогу сена, все равно надо этот стог перебрать по травинке. И чем

раньше, чем скорее, тем лучше".

Самое опасное место - Зептукей, надо с него и начинать. Хотя и

малое, но все же какое-то время у ночи выиграно. И стиснул кулаки:

Гера, Герман Петрович, спокойные супруги Зенцовы, поймите, нет, не

отсиживается Даша от дождя под елочкой.

Он еще раз громко позвал ее. И опять отозвался у него в груди

веселый напев...

10

Андрей Арсентьевич приподнял двустволку и нажал на спусковой крючок. Эхо одиночного выстрела раскатисто прогрохотало над тайгой, замерло в сосновом бору по ту сторону Зептукея. Потом с вершины хребта, от палаток, слабо донесся ответный сигнал. Андрей Арсентьевич облегченно вздохнул: связь установилась. Но куда, в каком направлении двинутся Широколап и Зенцовы? Согласятся ли с оставленной в палатке схемой поисков?

Он стоял у кромки болота, на безлесном мыске, осыпанном брусничником и толокнянкой. Зептукей здесь делал большую кривулину, и с возвышения далеко было видно и вправо и влево. "Далеко", - если бы не туман, застилавший долину плотными белыми лавинами, которые, медленно переваливаясь, двигались по течению Зептукея.