Читаем без скачивания Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

Ужасно тяжело летать и сражаться над нашими собственными домами, тем более, когда видишь, как массы людей и военной техники заливают твою страну, подобно наводнению. Сейчас мы уподобляемся плотине, небольшому препятствию, которое не может остановить смертоносный поток. На кону в этой дьявольской игре стоят судьбы Германии и всей Европы. Мы буквально истекаем кровью, под натиском красных азиатов рушится последний бастион свободного мира. Осознание этого отнимает у нас гораздо больше сил, чем целый день полетов. Но мы упорно отказываемся смириться со своей судьбой, и слепая вера в то, что «это не может случиться», поддерживает нас на ногах. Я не желаю обвинять себя за то, что не сделал всего зависящего от меня, чтобы предотвратить приход ужасного призрака поражения. Я знаю, что каждый честный молодой немец думает точно так же.

К югу от нашего участка ситуация выглядит еще более тяжелой. Франкфурт-на-Одере находится под угрозой. Поэтому ночью мы получаем приказ перебазироваться в Фюрстенвальде, который находится ближе к критическому участку. Через несколько часов мы летим в район Франкфурт — Кюстрин. Советские авангарды уже вышли к Одеру на окраинах Франкфурта. Расположенный чуть дальше к северу Кюстрин окружен, и противник, не теряя времени, захватывает плацдарм в Гёриц-Рейтвейне на западном берегу замерзшей реки.

Мы принимаем участие в битве к востоку от Франкфурта, как знаменитый прусский кавалерийский генерал Цитен 300 лет назад. Здесь небольшой немецкий отряд окружен советскими танками. Мы атакуем их, и те танки, которые не загорелись сразу, пытаются уйти от нас по открытой местности. Мы атакуем их снова и снова. Наши товарищи на земле, которые уже считали себя погибшими, теперь прыгают от радости, подбрасывают в воздух винтовки и каски и даже пытаются преследовать удирающие танки. Мы постепенно уничтожаем все танки противника. Среди пилотов, ставших свидетелями удивительного успеха, царит радостное возбуждение. После того как все танки уничтожены или захвачены, я пишу небольшую записку с поздравлениями от имени эскадры и себя лично. Я описываю круг на небольшой высоте над нашими пехотинцами и сбрасываю контейнер с запиской и плиткой шоколада. Видя радостные и благодарные лица наших солдат, мы чувствуем прилив новых сил. Нас не пугают предстоящие тяжелые бои, и мы готовы сделать все, чтобы помочь нашим братьям по оружию.

К несчастью, в начале февраля температура падает еще больше. Во многих местах Одер замерз, и русские просто переходят через реку по льду. Для прочности они укладывают на лед доски и перегоняют по ним грузовики. Однако лед пока еще недостаточно прочен, чтобы выдержать вес танков. Так как на Одере еще не создана сплошная линия фронта, русские находят множество разрывов, в которых нет ни одного немецкого солдата, способного остановить их. Поэтому Советы захватывают несколько плацдармов на западном берегу, например, у Рейтвейна. Наши танковые части введены в бой слишком поздно и наталкиваются на прочную оборону. Противник перебросил подкрепления и подтянул на западный берег Одера тяжелую артиллерию. С самого первого дня эти плацдармы прикрыты множеством зенитных орудий. Иван отлично знает, что мы действуем на этом участке фронта. Каждый день я получаю приказы заняться уничтожением переправ, чтобы хоть немного задержать врага и дать время нашим резервам выдвинуться из тыла к угрожаемым участкам. Но в данный момент это почти бесполезно, так как Одер можно пересечь практически в любом месте. Бомбы пробивают лед, оставляя небольшие полыньи, но это все, чего мы можем добиться. Я сам атакую лишь точно опознанные цели на обоих берегах реки или пересекающий ее транспорт. Но так называемые мосты приходится оставить в покое, ведь их по сути дела просто не существует. То, что на снимках выглядит как мост, на самом деле оказывается автомобильной колеей или досками, уложенными прямо на лед. Если мы бомбим эти тропки, иван просто пересекает реку рядом с ними. Все это мне ясно с первого же дня, так как я не раз пролетал над рекой на бреющем, да и вообще знаком с подобными уловками. Мы уже видели это на Дону, Донце, Днестре и других русских реках.

Поэтому, не обращая внимания на приказы, я атакую только реальные цели на обоих берегах Одера, скопления танков, автомобилей и артиллерии. Однажды из Берлина прибывает генерал, который сообщает, что на снимках, сделанных самолетами-разведчиками, видны несколько новых мостов. Он говорит:

«Вы так и не доложили, что эти мосты разрушены. Вы должны продолжать атаковать их».

«В основном это вообще не мосты», — объясняю я.

Тут на его лице проступает недоумение, и мне в голову приходит одна идея. Я говорю ему, что только что собирался взлететь, и приглашаю занять место стрелка на моем самолете. Я обещаю генералу, что он все увидит собственными глазами. Какое-то время он колеблется, но потом замечает насмешливые взгляды моих молодых офицеров, которые развеселились, услышав мое предложение, и соглашается. Я отдаю эскадре дежурный приказ атаковать плацдарм, а сам выхожу к цели на предельно малой высоте и лечу от Шведта до Франкфурта-на-Одере. В нескольких местах мы встречаем довольно плотный зенитный огонь, и генерал вскоре вынужден признать, что так называемые «мосты» на самом деле просто следы на льду. Он видел достаточно. После посадки он ке скрывает своей радости. Он во всем убедился лично и теперь может сделать соответствующий доклад. Как-то ночью ко мне прибывает рейхсминистр Шпеер, который привозит новое задание фюрера. Я должен разработать план операции. Шпеер вкратце излагает идею:

«Фюрер хочет атаковать плотины гидроэлектростанций, снабжающих энергией военные заводы Урала. Он полагает, что производство вражеских вооружений, в особенности танков, на год будет нарушено. Этот год даст нам совершенно необходимую передышку. Вы должны подготовить операцию, но ни в коем случае не должны лететь сами. Фюрер это особо подчеркнул».

Я указал министру, что есть более подходящие кандидатуры для решения этой задачи. Лучше обратиться к офицерам дальней бомбардировочной авиации, которые гораздо больше меня разбираются в таких вещах, как навигационная астрономия и тому подобном. Я всего лишы специалист по бомбометанию с пикирования и обладаю совершенно иными опытом и знаниями. Более того, если командование не желает, чтобы я просто рехнулся, я должен получить разрешение лететь вместе с экипажами, которые я подготовлю.

«Фюрер желает, чтобы именно вы руководили операцией», — повторяет Шпеер.

Я задаю несколько вопросов относительно технических возможностей самолетов и типов бомб, которые планируется использовать в этой операции. Если это нужног сделать как можно быстрее, то следует рассматривать лишь бомбардировщик Не-177, хотя не совсем ясно, пригоден ли он для решения подобных задач. С моей точки зрения, для разрушения плотин следует использовать особые бомбы, нечто вроде торпед, однако они: еще не проходили испытаний. Я категорически отказываюсь от предложения Шпеера использовать 1000-килограммовые бомбы, так как совершенно уверен, что с ними не удастся добиться успеха. Я показываю министру аэрофотоснимки, сделанные на северном участке Восточного фронта. Я сбросил две такие бомбы на бетонный мост через Неву, однако он не рухнул. Поэтому сначала следует решить проблему с бомбами, а потом добиться для меня разрешения участвовать в налете. Вот мои условия, если фюрер желает, чтобы именно я занимался этой проблемой. И ему уже прекрасно известны мои возражения относительно того, что мой опыт лежит в совершенно иной области.