Читаем без скачивания Проект "Вервольф" - Александр Пономарёв

Наконец он отпустил раскрасневшуюся от смеха Светку, схватил меня за руку обеими лапищами, затряс, приговаривая и сильно окая:

— Хорошу невестку нашёл, Саня! Эх, хорошу! И стройна-то она и мила, а до чего скромна-то. Бабке твоей точно по нраву придёт.

Он отпустил меня, повернулся к стоявшей неподалёку Светлане:

— Замёрзла небось, красавица? Пойдём, скорее, я вас на «ласточке» своей довезу.

«Ласточкой» дядя Петя называл старую пятнистую от ржавчины бежевую «шестёрку» с косой трещиной через всё лобовое стекло, без бамперов и зеркал заднего вида. Он как оборвал их лет пять назад, продираясь на машине через старую просеку, так с тех пор и не заменил.

— А зачем они мне? — говаривал он всякий раз, когда его спрашивали об этом. — Гаишников в деревне отродясь не было, в город я не езжу, а по лесам да полям кататься и так сойдёт.

Погрузив сумки в багажник, мы сели на заднее сиденье. Дядя Петя с удивительной для его габаритов проворностью втиснулся за руль, завёл двигатель, включил фары и, шустро развернувшись на пятачке, повёз нас в деревню по расчищенной трактором дороге. Летом-то здесь пшеничное поле, надо в объезд кругаля вёрст этак с десять давать, а зимой все напрямки гоняют. Как только снег устойчиво ляжет, председатель первый на своём уазике трассу прокладывает, а потом её только в должном состоянии до весны поддерживают.

Ровно через полчаса мы уже сидели в жарко натопленной и насквозь пропахшей лечебными травами избе за крытым белой скатертью столом; слушали, как шумит самовар, потрескивает в печке огонь и тикают старые ходики.

Бабушка напекла блинов, как и обещала. Дядя Петя съел больше всех, он один схомячил полуметровую стопку жёлтых маслянистых «солнышек», макая их то в сметану, то в мёд, то в варенье, то в рубленые яйца всмятку и запил всё это неисчислимыми кружками чая.

Поужинав с нами, дядя Петя собрался уходить, но перед этим потискал в уголке мою невесту. Я стоял в сторонке, улыбаясь, как дурак, а Светка хохотала в ответ на весёлые дядюшкины подколки в мой адрес.

В итоге вмешалась бабушка:

— Отстань ты от молодухи-то, лешой, — сказала она, огрев дядю Петю полотенцем по спине, — вот привязался, как банный лист.

— Да будя те, Сановна, кода я с молодками-то ещё пообымаюсь? — загудел дядя Петя, но Свету отпустил.

— Иди вон с Захаровной обнимайся, пень старый!

— Так она же на пензию скоро пойдёт! — не унимался дядя Петя, влезая в рукава шубы.

— Тебе в самый раз. Смотри, молодые-то до инфаркту доведут.

— Не доведут, Сановна, не боись. — Дядя Петя нахлобучил шапку на голову, подмигнул Светке, крикнул мне: — Пока, Саня! — и вышел в тёмные, холодные сенцы, напевая басом: — Первым делом мы испортим самолёты, ну а девушек испортим мы потом!

— Тьфу ты, олух окаянный, скоро семьдесят будет, а всё туда же… портить собрался, — добродушно проворчала бабушка, закрыв за ним обитую чёрным дерматином дверь.

Она повернулась, вся такая старенькая, в длинной юбке, коричневой вязаной кофте на пуговках, с шалью на пояснице и платком на голове. «Гусиные лапки» лучиками тянулись от выцветших синих глаз к вискам, сморщенное лицо светилось любовью и добротой.

— Ну, милые, пойдёмте в избу что ль? Чего тутова-то торчать.

Бабуля первая пошаркала ботами «прощай, молодость» к занавешенному хэбэшными шторками входу в жилую половину. Мы вошли следом, снова сели за стол. Без дяди Пети дом как будто опустел.

Молчание невыносимо затянулось. Надо бы о чём-то поговорить, но я не знал о чём. Бабушка провела по скатерти морщинистой рукой, поправила ситцевый платок в мелкий цветочек, вздохнула. Встала со стула, шаркая, подошла к шкафу со стеклянными дверками — в детстве я часами просиживал около него, листая книги и альбомы со старыми фотографиями, — достала с полки несколько книг, сложила стопкой на тумбочке.

В задней стенке шкафа оказалась неприметная дверца. Баба Люба сдвинула её в сторону, просунула в открывшееся отверстие руку, вытащила оттуда перевязанную красной ленточкой плоскую коробку из-под конфет и положила на стол передо мной.

— Это тебе. Ты как родился, мама твою фотокарточку увидела, сразу эту коробку передала. Велела отдать перед твоей свадьбой.

— Что там? — спросил я, глядя на пролетавшие над Кремлём потускневшие от времени старинные самолёты с красными звёздами на крыльях.

— Не знаю, — пожала плечами бабушка. — Я никогда не смотрела, что там лежит: мама не разрешала.

Она повернулась к Светлане:

— Пойдём со мной, внученька, я тебе кое-что покажу.

Бабушка подождала, когда Света выберется из-за стола, взяла её за руку, как маленькую девочку, и отвела в другую комнату. Там у неё в сундуке хранится много интересных вещей. Им точно будет чем заняться.

Я пододвинул коробку ближе, подождал, не решаясь снять крышку, но потом, набрав воздуха в грудь, потянул за край ленты. В коробке лежал пожелтевший от времени почтовый конверт с портретом Ленина над полем для индекса и маленькой маркой с советским гербом в верхнем правом углу.

Сердце почему-то отчаянно заколотилось, кровь маленькими молоточками застучала в висках, перед глазами поплыли розовые круги. Я взял конверт, пальцы защипало, будто я держал в руках не бумагу, а слабо наэлектризованную пластину.

Подцепив ногтем уголок с узкой полоской клея на оборотной стороне, я отогнул клапан, вытряхнул на стол сложенный пополам блокнотный листок, из которого выставился фигурный краешек фотокарточки.

Где-то глубоко внутри сонным медведем заворочались смутные воспоминания. Сердце загнанным зайцем забилось под горлом, руки затряслись, как у матёрого пропойцы в ожидании заветной стопки. Сглотнув комок вязкой слюны, я развернул хрустящую бумагу.

С фотографии на меня смотрели штандартенфюрер СС, внешне очень похожий на Вячеслава Тихонова в роли Штирлица, и девушка в довоенном платье.

Мне чуть плохо не стало: в глазах потемнело, во рту всё пересохло, а грудь болела, словно её насквозь пронзили шпагой. У меня, наверное, в это время пульс за двести зашкалил, а давление выросло до запредельных значений. Так это правда! Я был там на самом деле! Воевал с фрицами, превратился в оборотня, а потом уже в своём облике дрался с Бальтазаром и пырнул себя кинжалом в сердце!

Уф! Так и легче стало, а то я думал, что уже умом повредился после ранения. Все эти сны — просто воспоминания!

Так, стоп! Это что же получается: Марика моя прабабка?!

— Бабуля! — заорал я не своим голосом и вскочил на ноги, с грохотом уронив стул. — Кто твой отец?

Светка с бабушкой мигом примчались в комнату, услышав мой вопль. Вернее, это Светка примчалась, а бабуля степенно приковыляла.

— Кто твой отец? — повторил я с выпученными глазами.

— Саня, ты чего? — испуганно спросила Света.

— Погоди, Свет, не до тебя, — отмахнулся я. — Бабуля, кто отец?

— Я не знаю, — растерянно сказала бабушка, теребя угол платка. — Мама о нём никогда не рассказывала. Она только однажды проговорилась, что он был разведчиком и спас её из плена.

Я сел, схватившись за голову руками. Прабабку я не помню, она умерла, когда мне и двух лет не было. Из редких рассказов бабушки я знал лишь, что она по-русски плохо говорила и чуть не загремела в лагерь после войны. Вроде как СМЕРШ ею интересовался.

Интересная картина маслом получается. Так это что же, выходит…

— Саня, — позвала меня Света. — Ты в порядке?

— Ага! — кивнул я, думая о своём. — Всё нормально, Свет. Идите… чем вы там занимались?

— Баба Люба мне свои вышивки показывала.

— Вот и идите дальше смотрите, а я тут посижу пока… мне одному побыть надо.

Женщины переглянулись. Светка пожала плечами, а бабушка собралась подтянуть к себе стул.

— Ну идите, чего встали-то? — слишком резко сказал я. — Нормально всё со мной. Нормально. Я освобожусь и к вам приду.

— Больно надо, — фыркнула Светка, смешно наморщив носик. — Нужен ты! Нам и без тебя хорошо! — она высунула язык. — Пойдемте, баб Люб, пусть этот бука один здесь сидит.

— Пойдем, внученька, — вздохнула бабушка, украдкой взглянув на меня, покачала головой и пошаркала за Светланой в другую комнату.

Я подождал, когда они скроются за шторкой, вытащил из кармана телефон, нашёл в адресной книге нужный номер.

— Тууууу!.. Тууууу!.. Тууууу!.. — трубка равномерно гудела в ухо.

«Давай, бери быстрей, где тебя носит?!»

— Тууууу!.. Тууууу!.. Алё! Хто это?

— Здорово, Петрович! Не разбудил? Слушай, я, кажется, знаю, где искать твоего отца.