Читаем без скачивания Ясень и яблоня, кн. 1: Ярость ночи - Елизавета Дворецкая

– Но помогает далеко не каждому! – с легкой издевкой добавил Дагвард. – Ведь и Одину эти советы не достаются даром. Он отдал за них свой глаз. И тот, кто желает за ним последовать в его мудрости, должен сперва последовать за ним в жертвах.

– На дереве, что ли, повеситься! – сердито и совсем уже не игриво отозвалась Хильда. – Или глаз вырвать и туда бросить! – Она почти с негодованием показала подбородком на кубок в руках своего брата.

– Именно так! – с торжеством подтвердил Дагвард.

Йомфру Хельга вздохнула: ей было жаль своих родичей, которые не способны воспользоваться таким сокровищем, но враз этому не обучишь, даже не объяснишь, в чем тут суть. Ведь даже сам насмешник Дагвард, знающий , как проникнуть в память Серебряного Дракона, сделать этого не может. Потому что оба его глаза находятся с этой стороны бытия, и взглянуть на мир с изнанки, из источника Мимира, для него так же невозможно, как и для самого Бергвида.

Дождавшись подходящего ветра, «Конь» под предводительством Оддбранда Наследство вышел из Аскефьорда и по суровому зимнему морю отправился на север. Кроме квиттов-гребцов, на корабле находился Коль, слэттенландский бродяга, с коротко обрезанными, как у раба, волосами. Торвард конунг, молчаливый и какой-то неуверенный, оставался дома и даже не вышел провожать путешественников. Кроме кюны Хёрдис, Оддбранда и их двоих, в тайну обмена обличиями был посвящен только Эрнольв Одноглазый – ближайший родич конунга и самый уважаемый человек в Аскефьорде, которому предстояло вместе с кюной Хёрдис принимать все важные решения, пока не вернется настоящий Торвард.

А больше никто ничего не знал. Никто не видел, как в полночь, на грани между сегодня и завтра, Торвард конунг и Коль стояли в черте прибоя, на грани земли и воды, никто не слышал заклинаний кюны и не видел рун, которые чертил в воздухе меч Оддбранда, меч под названием Ключ, прорубающий окна в Ничто.

Могучие чары кюны Хёрдис дали только одну промашку: когда Торвард и Коль обменялись обличиями, на правой щеке Торварда по-прежнему виднелся шрам, а у Коля, с лицом Торварда конунга, шрама не было. «Как видно, этот шрам слишком прочно привязан к твоим душевным качествам, конунг, сын мой! – сказала Хёрдис, при свете факела любуясь делом рук своих. – Это не одежда души, это кожа !» «Что же делать?» – спросил встревоженный и озадаченный Коль. «Этой беде легко помочь – отрастите оба по бороде, и все дела! Слава асам, что шрам у тебя не на лбу, конунг, сын мой!» С этими словами она обращалась к тому из двоих, который выглядел как Коль. Кюне Хёрдис ее собственные чары не мешали видеть все, как есть, и она ни на миг не сомневалась, кто же из двоих ее сын. А пока щетина не отросла, им пришлось сидеть в полутьме дома и стараться не выходить на дневной свет.

Три дня они прожили в Аскегорде, привыкая к новым обличьям. Людям говорили, что Коль согласился поехать на Туаль и теперь конунг дает ему наставления. На самом деле Торвард настоящий наставлял Торварда поддельного в том, как себя вести, чтобы вызывать меньше подозрений. Тайну обмена следовало хранить даже от самых близких людей, и для Торварда составляло значительную трудность, завидев Халльмунда, не говорить ему «Привет, борода!» и не хлопать по спине, что для Коля из Дымной Горы было бы совсем неуместно. Однажды, встретив во дворе Хейду из Рябинника, Торвард по привычке слегка толкнул ее плечом и хотел обнять, но она вдруг отскочила, глядя на него с изумлением, и воскликнула:

– Ну, бродяга, руки-то придержи! Тоже еще нашелся!

И, негодующе фыркнув, гордо пошла прочь, придерживая пустое лукошко из-под яиц, как валькирия – золоченый щит. Под хохот челяди и хирдманов Торвард обалдело посмотрел ей вслед, потом сообразил и тоже расхохотался. Выводов было два: первое то, что Хейда порядочная девушка и обнимать себя дает не всем , а второе то, что этот самый «дух», который якобы остается тем же самым, женщины не очень-то и узнают…

Слава асам, в остальном обещания матери оправдались. К чужому облику он привык довольно легко. О своей внешности Торвард и раньше не задумывался, а ощущения своего тела остались прежними. Он чувствовал свои руки и ноги, как всегда: ничто не мешало привычной походке, он по-прежнему дотягивался туда, куда не мог достать уступающий ему ростом Коль, и поднимал тяжести, тому недоступные. Только глядя на якобы свою руку, он видел чужую.

Колю притворство давалось несколько легче: за последнее время все привыкли видеть конунга угрюмым и неразговорчивым, и поддерживать этот образ не составляло особого труда. А вот самому Торварду, который уже проснулся и был готов на новые подвиги, скрывать это под обликом слэттенландца оказалось труднее. И он радовался, что до отплытия остается немного, а на Туале никто не знает, как человек с этой внешностью должен себя вести.

Начиналось путешествие тоже весьма непривычно. Едучи в качестве раба, Торвард не имел права грести, и он просто сидел на мешках, любуясь неприветливыми зимними берегами. Такого с ним не бывало в походах никогда, кроме тех случаев, когда мешали свежие раны. Стоило сделаться рабом, чтобы в полном здравии ничего не делать, когда другие выбиваются из сил!

Потешаясь в душе над этим, Торвард вспоминал древние обычаи, из которых потом выросли сказания и смысл которых ему разъяснял когда-то Оддбранд. В древности был обычай приносить в жертву богам конунга, если дела шли плохо, если страну одолевали неурожаи и другие беды. А поскольку конунгам обычно не хотелось умирать из-за того, что треска не идет в сети, то на это время, на день-другой, конунгом провозглашали кого-то из рабов. И назавтра торжественно приносили в жертву. А у него все получилось наоборот. Он сам себя принес в жертву, из конунга стал рабом, чтобы пройти через мрак, как зерно сквозь землю, и снова вырасти на свет в полном блеске славы. Он ведь собрался не куда-нибудь, а в Иной Мир, где жила та, с которой ему непременно надо встретиться снова. А в перевернутый мир ведут только перевернутые дороги, это любой ребенок знает. Сам Один первым прошел этот путь, когда сам себя принес в жертву и повис на Иггдрасиле, пронзенный копьем, и как ответный дар получил мудрость рун. Падая с Мирового Ясеня после своего прозрения, он одновременно поднимался по стволу Мироздания, становясь истинным собой, истинным Одином, чье имя – Вдохновленный Разум. И он, Торвард, падая во тьму рабства, взлетает из тьмы бесчестья к свету… какому? Этого он пока не знал, но предчувствовал, что именно теперь, после второй своей поездки на Туаль, он вернется совсем новым. Как Один после Иггдрасиля.