Читаем без скачивания Окончательный диагноз - Кит МакКарти

— Она вас любит, сэр?

Вопрос донесся слева, куда начмед даже не смотрел.

— Что?

Трудно было определить, чего в его ответе было больше — подозрительности или смущения.

— Естественно, — ответил он.

Похоже, этот ответ заставил старшего инспектора задуматься.

— Вы знали, что существуют доказательства того, что результаты исследований были фальсифицированы вашей женой? Что она получила свою премию обманным путем?

Бенс-Джонс нахмурился и решил снова воспользоваться своими запасами негодования.

— Что вы такое говорите?! Да по какому праву вы выдвигаете столь абсурдные обвинения?

Гомер бросил взгляд на Райта, и тот извлек откуда-то тетради с лабораторными записями, которые были помещены в заклеенные и опечатанные пластиковые пакеты. Прежде чем передать их Бенс-Джонсу, он пояснил для записи, что он делает.

— Мы провели независимую экспертизу, сэр, — сообщил Гомер. — И выяснили, что опубликованные результаты не имеют никакого отношения к тому, что запротоколировано здесь.

Бенс-Джонс смотрел на тетради с таким видом, словно опасался, что они вот-вот вцепятся ему в горло.

— Наверняка всему этому есть какое-то объяснение, — не отрывая от них глаз, промолвил он. — Наверное, была проведена другая серия опытов…

Райт предъявил показания Ивонны Хэйверс, а Гомер добавил:

— Боюсь, что нет, сэр.

Он подтолкнул бумаги к Бенс-Джонсу, чтобы тот смог с ними ознакомиться, однако продолжал придерживать их пальцами, одновременно комментируя вслух свои действия для протокола.

Бенс-Джонс прочитал показания, и, судя по всему, они на мгновение выбили его из колеи.

— А какое отношение все это имеет к убийствам, совершенным Пендредом? — осведомился он.

Если он всерьез полагал, что Гомер станет отвечать на этот вопрос, то ему еще многое предстояло узнать о том, как проводятся допросы.

— Вы беседовали с доктором Милроем об обвинениях, выдвинутых против вашей жены? — спросил Райт.

— Нет, конечно!

— И доктор Милрой не пытался вас шантажировать ими с целью получения должности профессора?

— Бога ради, что за выдумки!

— Если ваша жена любит вас, сэр, почему она обвиняет вас в убийстве Дженни Мюир, Патрика Уилмса и Уилсона Милроя? — осведомился Гомер и, помолчав, продолжил, прежде чем Бенс-Джонс успел ответить: — Почему она утверждает, что вы разработали план, направленный на то, чтобы свалить всю вину на Пендреда? Что вашей настоящей целью являлось устранение Уилсона Милроя, так как у него были доказательства того, что Виктория Бенс-Джонс подтасовала результаты своего исследования? — Он выдержал еще одну длинную паузу, предоставляя подозреваемому возможность ответить, и добавил: — Почему она все это утверждает, доктор Бенс-Джонс?

Бенс-Джонс сгорбился, вывернул руки ладонями вверх, а его лицо исказила гримаса.

— Я же говорю вам — она не в себе… — Он помолчал и добавил: — Вероятно, все гораздо хуже, чем я предполагал… Она просто не в своем уме, старший инспектор. — Этим выводом он поделился непосредственно с Гомером.

— Ее показания выглядят вполне внятными, — пробормотал Райт.

— Да что вы понимаете? — обернулся к нему Бенс-Джонс.

— Как бы то ни было, доктор, мы должны проанализировать подобную возможность, — заметил Гомер, наклонившись ближе. — Насколько я понял, сэр, вы все отрицаете?

— Естественно!

Затем последовало длительное молчание, во время которого Гомер и Райт не спускали глаз с толстых линз его очков.

— Ведь трупы были вскрыты, не так ли? — наконец промолвил он. — А я — невролог. Возможно, вы не догадываетесь о той узкой специализации, которая существует в медицине, но я могу вас заверить, что в обязанности невролога не входит проведение вскрытий.

Гомер чувствовал, как из его уст сочится ложь, обволакивая скользкие слова.

— Да, сэр, — откликнулся он и снова умолк, как актер дожидаясь наиболее выгодного момента для своей реплики. — Но ведь вы получили образование патологоанатома, не так ли?

Этот вопрос явно стал потрясением для Бенс-Джонса, но он с ним справился:

— Это было много лет тому назад.

Гомер пожал плечами:

— Мы хотели бы получить от вас разрешение на обыск вашего дома и кабинета, сэр, — заметил Райт.

— Зачем?

— Просто для того, чтобы удостовериться.

— А если я вам его не дам?

Однако все прекрасно понимали, что он этого не сделает.

Гомер встал, и Бенс-Джонс спросил:

— А что со мной? Я могу идти?

— Боюсь, что нет, доктор. По крайней мере пока.

Он открыл было рот, но Гомер его опередил:

— В случае необходимости я вас предупрежу о том, что ваши слова могут быть использованы против вас.

— Было бы неплохо, — с мрачным видом откликнулся Бенс-Джонс. — А я позвоню своему адвокату.

Гомер пожал плечами и движением головы дал понять Райту, чтобы тот занялся необходимыми формальностями.

— Вы же знаете, что я этого не делал, старший инспектор, — окликнул его Бенс-Джонс, когда тот уже направился к двери. — У вас нет никаких доказательств, подтверждающих, что это сделал я.

Елена умирала. Вся вселенная сузилась до одной комнаты, в которой она лежала, многогранность бытия ограничивалась ее смертным ложем и окружавшими его стенами. Какая-то часть ее мозга осознавала, что вскоре это пространство сузится еще больше и будет ограничиваться пределами ее тела, а затем и вовсе сожмется в полное ничто.

И после этого уже ничего не будет.

Ей казалось, что она плывет в теплом безвоздушном пространстве, в котором ее не тревожили ни боль, ни волнения, ни даже зловоние. Ей казалось, что она парит, оторвавшись от земли и от жизни, словно опьяненная надвигающейся смертью.

Ей казалась удивительной эта снизошедшая на нее тишина. Она не сомневалась в том, что еще пару дней назад она слышала долетавшие до нее звуки. Ничего особенного — щебет птиц, шум автомобильного двигателя, отдаленный гул летевшего самолета, но, по крайней мере, эти звуки свидетельствовали о существовании за пределами ее комнаты внешнего мира. Но потом они незаметно заглохли и исчезли, как обеспокоенные родственники, которые всегда выходят в соседнюю комнату.

Она слегка пошевелилась и удивилась отсутствию боли, с трудом вспомнив о морфиновых пластырях, которые теперь постоянно носила как непременный модный аксессуар. Ныне у Елены не было ни колец, ни браслетов, и ее украшали лишь уродливые наклейки, спрятанные под ночной сорочкой.

К несчастью, они не могли заглушить гнилостный запах, который непрестанно просачивался из-под повязки.

Дверь открылась, и в комнату вошел Джон. Он, как всегда, улыбался. Она понимала, что эта улыбка свидетельствует лишь о его беспокойстве и что он напяливает ее на себя перед входом в ее комнату, точно так же как люди надевают перчатки, выходя на улицу морозным утром. Вначале он ничего не говорил, впрочем, она и не ожидала от него каких бы то ни было слов. Он просто опустился на край кровати и осторожно взял ее руку.

— Все нормально? — спросил он.

Еще недавно она ответила бы ему, что нет, что она умирает. Еще недавно она обрушила бы на этот мир всю свою ярость и отомстила бы ему за то, что проиграла схватку с этой жуткой болезнью. Но теперь все было иначе.

Ей это казалось странным. Куда делась вся ее злость? Без нее она чувствовала себя неполноценной. Елене казалось, что ей всегда была присуща эта злость и в определенной степени наличие этой злости определяло ее сущность. И вот теперь, когда у нее были все основания для того, чтобы кипеть от негодования, всю ее злость как корова языком слизала. Она не только доживала последние дни своей жизни, но рак превратил их в унизительную и постыдную процедуру. Он проявил полное пренебрежение к ее телу, породив жадные и хищные метастазы в ее костях и легких, которые наполняли ее ноздри чудовищным смрадом при каждом вдохе, и этот запах невозможно было заглушить никакими ароматизаторами, дезодорантами и довольно болезненными процедурами, которые осуществляла сестра Макмиллан. Даже косметическая мастектомия (отвратительное название для не менее отвратительной операции) не смогла замедлить его наступление.

— Хочешь что-нибудь съесть?

Они оба понимали, что есть она ничего не будет. Даже в тех редких случаях, когда она не испытывала тошноты из-за постоянного воздействия морфина, ей не хотелось есть. Поэтому Елена просто покачала головой.

— Ты мало пьешь, — укоризненно заметил он, указывая на полный стакан воды, стоявший на прикроватном столике. Она не ответила и лишь заметила сквозь полуприкрытые глаза, что он качает головой.

— Мне надо на работу, — промолвил он. — Сестра будет через час. Ты подождешь?

Она улыбнулась и слабо кивнула, не глядя на него.