Читаем без скачивания Сумерки - Стефани Майер

— Можешь смеяться, — сказал он. — В этом и вправду есть своя ирония.

Но я не стала смеяться. Я невольно потянулась рукой к большому деревянному кресту, чья темная патина контрастировала со светлой стеной. Я не коснулась его, хотя было интересно — действительно ли благородное дерево такое шелковистое на ощупь, как мне кажется?

— Должно быть, он очень старый, — догадалась я.

Эдвард пожал плечами.

— Примерно тысяча шестьсот тридцатый год или чуть больше.

Я перевела на него оторопевший взгляд.

— Почему вы держите это здесь? — спросила я.

— Ностальгия. Он принадлежал отцу Карлайла.

— Отец Карлайла собирал предметы старины? — с сомнением спросила я.

— Нет. Он сам его вырезал когда-то. Этот крест висел над кафедрой церкви, с которой он проповедовал.

Не уверенная, что мне удалось скрыть свое потрясение при этих словах, я отвела глаза и стала смотреть на простой старинный крест на стене. Я быстро прикинула: ему было более трехсот семидесяти лет. В молчании я пыталась представить себе такой длинный отрезок времени.

— Ты в порядке? — забеспокоился он.

— Сколько лет Карлайлу? — спокойно спросила я, не ответив на его вопрос.

— Он недавно отпраздновал триста шестьдесят второй день рождения, — сказал Эдвард. Я оглянулась на него, и он понял, что у меня наготове еще миллион вопросов.

Он начал рассказывать, внимательно следя за моей реакцией.

 — Карлайл родился в Лондоне, как он думает, где-то в тысяча шестьсот сороковых годах. Даты рождения тогда толком не записывали, по крайней мере, даты рождения обычных людей. В любом случае, это произошло незадолго до начала правления Кромвеля.

Под пристальным взглядом Эдварда я старалась не терять невозмутимости. Хотя это было бы легче, не пытайся я верить в то, что он рассказывал.

— Он был единственным сыном англиканского пастора. Его мать умерла родами. Отец был нетерпимым человеком. Когда протестанты пришли к власти, он принялся рьяно преследовать адептов других религий, например, католиков. И еще он свято верил в существование дьявола. Он возглавлял охоту на ведьм, оборотней и… вампиров.

При этом слове я застыла. Он, конечно, заметил, но продолжил рассказывать.

— Они сожгли массу невинных людей — тех, кого они на самом деле искали, поймать было намного труднее. Когда пастор состарился, он поставил во главе обличителей зла своего послушного сына. Поначалу Карлайл разочаровал его, потому что не спешил с обвинениями и не желал видеть демонов там, где их не было. Но он был последователен и отличался большей проницательностью, чем отец. Он и в самом деле обнаружил стаю вампиров, которые скрывались в городской канализации и выходили на охоту только по ночам. В те дни, когда чудовища не были мифами и легендами, этот образ жизни был уделом многих.

— Народ, разумеется, тут же вооружился вилами и факелами, — Эдвард издал желчный смешок, — и устроил засаду неподалеку от того места, где Карлайл видел монстров, выходящих на улицу. Наконец, один появился.

Он заговорил тише, и мне приходилось напрягать слух, чтобы разбирать его слова.

— Он казался древним, слабым от голода существом. Карлайл услышал, как он, почуяв запах толпы, принялся на латыни призывать остальных. Потом он бросился прочь, и Карлайл — ему было двадцать три, и бегал он очень быстро — возглавил погоню. Он мог бы легко уйти от преследователей, но, как сейчас думает Карлайл, был слишком голоден, а потому остановился и напал на них. Сначала он кинулся на Карлайла, но, поскольку толпа была уже близко, то развернулся и начал защищаться. Он убил двух человек и погнался за третьим, оставив Карлайла истекать кровью на улице.

Эдвард остановился. У меня было чувство, что он мысленно подправляет свой рассказ, стараясь утаить от меня какие-то важные детали.

— Карлайл знал, что сделает его отец. Тела убитых сожгут — все, чего коснулась зараза, должно быть уничтожено. Карлайл действовал инстинктивно, пытаясь спасти свою жизнь. Когда люди вновь устремились вслед за чудовищем и его жертвой, он уполз с улицы подальше. Три дня он прятался в погребе, зарывшись в гнилую картошку. Каким-то чудом за эти три дня он сумел не издать ни звука и не выдал себя.

— Затем все было кончено, и он понял, во что превратился.

Не знаю, что было написано у меня на лице, но на этом месте Эдвард не выдержал.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил он.

— Я в порядке, — заверила я. И, хотя я нерешительно прикусила губу, по моим глазам он ясно понял, как сильно жгло меня любопытство.

Он улыбнулся.

— Наверное, у тебя осталась еще парочка вопросов.

— Да уж, парочка найдется.

Его улыбка расплылась еще шире, он сверкнул великолепными зубами и потянул меня за руку.

— Тогда пойдем, я тебе кое-что покажу, — позвал он.

Он повел меня обратно, к кабинету Карлайла. На мгновение мы замерли возле закрытой двери.

— Входите, — раздался голос хозяина. Эдвард открыл дверь, и я увидела комнату с высоким потолком и большими окнами, выходящими на запад. Стены, как и в коридоре, были облицованы панелями, на этот раз более темного оттенка. Правда, этих панелей почти не было видно — их скрывали от глаз огромные, как башни, книжные шкафы. Ни разу в жизни я не видела, чтобы кто-то держал в доме столько книг. Комната походила скорее на библиотеку.

Карлайл сидел за столом красного дерева в кожаном кресле. Когда мы вошли, он помещал закладку между страниц толстого фолианта, который держал в руках. Именно так я всегда воображала себе кабинет декана университета — разве что Карлайл выглядел слишком молодо.

— Чем могу помочь? — радушно спросил он, поднимаясь со своего места.

— Я хотел показать Белле кое-что из нашей истории, — ответил Эдвард. — Твоей истории, на самом деле.

— Простите, мы не хотели Вам мешать, — извинилась я.

— Вы мне не помешали. С чего думаешь начать?

— С Возничего, — ответил Эдвард, мягко положил руку мне на плечо и развернул к двери, в которую мы только что вошли. Каждое, даже самое легкое, его прикосновение вызывало у меня громкий стук сердца. Теперь и Карлайл мог это слышать, и я отчаянно смутилась.

Стена, на которую мы смотрели, отличалась от остальных. Ее заслоняли не книжные шкафы, а картины в рамах самых разных размеров — одни радовали глаз яркими цветами, другие были тусклыми, монохромными. Я попыталась найти какую-то логику, связующий мотив в этой коллекции, но с беглого взгляда не поймала ничего.

Эдвард потянул меня влево, и мы остановились перед маленьким квадратным полотном, написанным маслом, в простой деревянной раме. Эта картина выглядела очень скромно на фоне больших красочных холстов — исполненная в разных оттенках сепии, она изображала маленький город: круто наклоненные крыши, несколько башен с острыми шпилями наверху. Весь передний план занимала широкая река, ее пересекал мост, на котором располагались строения, похожие на крохотные соборы.