Читаем без скачивания В сетях любви - Сесилия Грант

— Мне кажется, что ты на что-то сердишься. — Слова едва не застряли у него в горле. Он понял, что она делает: она хочет избежать этого разговора и теперь воспользуется всем оружием из своего арсенала, чтобы отвлечь его внимание.

— Разве? — Голос доносился спереди. Она взялась за лацканы его сюртука, приподнялась на цыпочки и, обдав его ароматом розовых лепестков, нашла его губы.

На вкус она оказалась чистейшим искушением. Он понял это, когда скользнул языком в ее рот. Он обнял ее и, ни о чем не заботясь, крепко прижал к себе. Поддаться ее махинациям, забыться и снова похоронить ту тайну, что он собирался рассказать, — так было бы проще всего.

Но она… его сознание из последних сил цеплялось за здравый смысл… она действует не под влиянием искреннего желания. Она использует его же желание против него, а ему претят такие методы…

— Лидия, подожди. — Он отстранился от нее. — Это не… я вызвал тебя из-за стола, чтобы кое-что обсудить. — Он схватил ее за талию и отодвинул от себя.

Между ними возникло напряжение. Она положила руки ему на грудь. Мгновение она стояла так, и он чувствовал, как в ее ладонях пульсирует возмущение. В следующую секунду она под шорох юбок скользнула вниз, на колени.

— Говори о чем хочешь. А я не могу.

Проклятие.

— Это не то, чего я добиваюсь. — Но его рука-предательница уже взялась за верхнюю пуговицу брюк. — Это не то, что я хочу от тебя. — «Лжец». Его рука спешно перемещалась от одной пуговицы к другой и дрожала — так велико было его желание.

Он же не спал с ней с того утра в Чизуэлле. Почти три дня. И так и не успел познать все тайны ее губ. «Она способна сосать у мужчины целую неделю».

Черт бы его побрал, неужели он такой же мерзавец, как тот, который содержал ее? Нет. Он лучше. Он может остановиться.

— Ради Бога, это же сумасшествие. Кто-то может пройти мимо. — Он натолкнулся на ее пальцы — они тоже расстегивали его бриджи. Еще секунда, и гульфик свесился вниз. Она была без перчаток. Наверняка сняла их заранее, предвидя его капитуляцию.

— Не беспокойся. — В ее голосе слышалась уверенность. — Никто нас не увидит. Здесь темно, а я работаю быстро.

Он продолжал сжимать ее пальцы, искусные, своевольные. В тишине его дыхание казалось оглушительным.

— Нет. — Он выпустил ее руку. — Делай медленно. Растяни удовольствие.

Она высвободила его из подштанников, приспустила бриджи, а он привалился к стене. Теперь Уилл различал ее силуэт, и ему было видно, как она приблизила лицо к его плоти и стала медленно затягивать ее в рот.

Мир перестал для него существовать. Не было ни его грехов, ни его обещаний, ни всего того, что он собирался рассказать ей. Ни дуэли, на которой ему предстоит драться через два дня. Ничего, кроме ее губ, ее языка и затмевающего разум наслаждения. Хотя нет, была еще ее рука, которая ласкала его между ног.

— Не так быстро. Не так сильно. — «Из-за тебя я теряю голову». Его тело требовало движения, но он удерживал себя, боясь повредить ей, и вместо этого медленно шевелил губами, радуясь, что в темноте не видно, как он это делает. Она, вероятно, почувствовала его желание и, подсунув руку ему под ягодицы, стала подталкивать его вперед.

Может человек умереть от наслаждения? Его сердце стучало так, будто собралось разбиться о грудную клетку. Вот был бы бесславный конец! А какой позор пришлось бы пережить его родственникам! Офицер, вернувшийся домой целым и невредимым после битвы при Ватерлоо, найден мертвым в захудалом игорном клубе со спущенными до колен штанами и со страдальчески исказившимся лицом. Если такое произойдет, с ее стороны будет разумно оставить его лежать, а самой быстро уйти прочь.

Он принялся гладить ее по макушке как бы в благодарность за удовольствие. Черт побери. А ведь он ее раб. А она — властительница его плоти. Лаская его не только языком и губами, но и большим пальцем, она словно выворачивала его наизнанку, уничтожала его. Но ему было плевать.

— Быстрее, — пробормотал он, ощутив, что движения ее языка замедлились. — Соси быстрее.

И она с готовностью выполнила приказ. Он распластал руки по стене, закинул голову, стиснул зубы. Он сейчас кончит. Надо бы предупредить ее. Вряд ли ей понравится…

Но сладостная боль помешала ему найти слова, в этой боли была виновата она, потому что забирала его всего, а ее большой палец вытворял невообразимые вещи. Другой рукой она слегка подталкивала его. Вперед. К движению.

Его не пришлось уговаривать. Он сжал ее голову руками и вогнал свою плоть ей в рот. Не резко. Не глубоко. Но так, что это движение принесло то самое облегчение, так необходимое его телу. И все слова, которые он хотел сказать, так и остались невысказанными.

Он попытался оттолкнуть ее, когда ощутил приближающееся наслаждение, однако она не отодвинулась.

— Лидия! — выдохнул он, но она продолжала тщательно выполнять свою работу и разгонять по его телу волны наслаждения. Он задрожал, выгнулся и, ощутив сладкий стыд, дал ей попробовать на вкус свое блаженство.

Придя в себя, он обнаружил, что Лидия сидит на полу, привалившись спиной к стене.

— Прости. — Теперь на него навалился самый настоящий стыд без всякой сладости. Он же собирался поговорить с ней, выяснить, что случилось, и залатать прорехи в их взаимопонимании. Однако все его благие намерения пошли прахом, как только перед ним замаячил шанс вставить свой член ей в рот. — Я пытался…

— Знаю. Ты пытался быть джентльменом до последнего. — Она тыльной стороной ладони вытерла губы. — Ты забыл, что я терпеть не могу джентльменов. — Она положила руку на его голое бедро. — Отведи меня к себе. Давай обналичим фишки и уйдем.

Она опять стала чужой, алчной и властной, равнодушной к тому, что в их отношениях возникла трещина. Но ему было на это наплевать до тех пор, пока она изъявляла желание спать с ним.

— Давай, — сказал он, протягивая ей руку. — Пойдем.

Она не имеет права сожалеть. Потом она будет оглядываться на эту ночь и видеть в ней страшную ошибку, еще один источник боли, впадающий в бурную реку ее страданий. Ну и пусть. Все так, как и должно быть: шлюха и подцепленный ею мужчина молча идут по ночным улицам Сент-Джеймса.

Один раз он остановился, привалил ее к фонарному столбу и поцеловал, жадно, как будто не мог справиться с голодом. Хотя вокруг было много темных мест, он выбрал такое, где они были хорошо освещены и видны любому прохожему. Если бы он потребовал, чтобы она задрала юбку, она бы послушалась. Вот в таком она была настроении.

Они пришли в его комнату, и он раздел ее, молча и умело, затем переложил скрученные в трубочку банкноты в ящик комода. Сам он не разделся, даже не снял сапоги. Он поставил ее на колени перед трюмо в спальне, встал на колени позади нее и, наблюдая за действом в зеркале, стал затянутыми в перчатки руками гладить ее. По плечам. По рукам. По бедрам. То и дело он брал в ладонь ее грудь. Все это вызвало у нее ассоциацию со скульптором, который изучает формы модели и тщательно запоминает, чтобы потом использовать в своей работе.