Читаем без скачивания За стенами собачьего музея - Джонатан Кэрролл

— Кумпол! Подожди! — Я замер на месте. — Кум! Погоди! — Поняв, что мне его не остановить, я швырнул в него яблоком, не с досады, а чтобы он хоть обернулся напоследок. Может быть, смерть сделала его глухим. Но может быть, смерть просто не желала нашего контакта, поэтому я продолжал стоять на месте. Он же по-прежнему убегал. Я снова крикнул, но безрезультатно. Я видел его, он явился из какого-то другого мира, с какой-то целью, которую мне предстояло понять. Он удалялся от меня через темнеющий луг, ярко-белый на фоне зелени, похожий на катящийся ком снега. Даже после того, как он вбежал в лес, я еще некоторое время видел его. Быстрые белые стежки между черными вертикалями. Взгляды, намеки, вспышки белого цвета, там, там и там. Напрягая зрение, я ухитрялся видеть его и уже в полной тьме. Я знал, что на свете бывают чудеса, загадочные явления вроде мертвых белых собак, чудеса столь же великие, как, например, единственный раз в жизни обретенная мною способность говорить на всех известных языках. Легче всего было онеметь от всего этого и замереть на месте. Но это было бы неправильно. Венаск говорил, что большинство людей при виде призраков: (1) вскрикивают, (2) начинают дрожать, (3) впоследствии сотню раз рассказывают о случившемся, не задумываясь о том, почему призрак явился именно им. Что он хотел им сказать? «Чудеса и призраки не возникают просто так. Они не появляются в безлюдных пустынях и не показываются посреди Тихого океана какой-нибудь случайно проплывающей мимо рыбе. Им нужны зрители. Всем чудесам нужны зрители. Те, кто сможет их оценить. Ведь даже Френк Синатра вряд ли имел бы успех у глухих. И когда чудеса являются нам, мы должны прикинуть, какая связь между ними и нами. Выяснив это, друг мой, ты окажешься на верном пути».

Когда я понял, что Кумпол исчез и наше свидание закончено, я не придумал ничего лучшего, чем поднять руку над головой и помахать ему вслед. Уже исчезнувшему. От этого я почувствовал себя хорошо, но все же этого было недостаточно.

— Я люблю тебя! Я люблю тебя, Кум! — Я кричал это своему другу через весь луг в холодеющий воздух, через время и смерть и все прочие препятствия, люблю тебя!

— Этот парень такой урод, что даже одежда не хочет его носить! — говорил я об одном бригадире-американце, который создавал нам все больше и больше проблем. Палм уставился в потолок, но его молчание говорило о том, что он со мной согласен. Дверь медленно приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось лицо, которое я узнал лишь через несколько секунд. Хазенхюттль, состарившийся на две тысячи лет.

— Господи, дружище, входите же!

Мортон вскочил и предложил гостю свое кресло. Хазенхюттль благодарно улыбнулся, но улыбка тут же исчезла с его лица, а то, как тяжело он плюхнулся в кресло, показывало, что он на пределе сил.

— Может, мне уйти? — Палм двинулся к выходу. Хазенхюттль взглянул на него и кивнул.

— Спасибо, Мортон, я надолго не задержусь. Учитывая его вид и голос, скорее похожий на шепот, это и впрямь было похоже на правду.

Когда Палм вышел и дверь со щелчком захлопнулась, мы с Хазенхюттлем некоторое время смотрели друг на друга через письменный стол.

— Я умираю.

— Ангелы не умирают.

— Я не совсем ангел. Сначала нужно побыть надзирателем. В общем, это довольно сложная процедура.

— Еще бы! Небось, начинать приходится с самых низов, да?

— Слушайте, Радклифф, ну почему вы всегда так язвительны? Я пришел сказать вам, что умираю — почти ангел умирает прямо на ваших глазах, а вы все шутите.

Я вскинул руку.

— Просто мне трудно вам верить. С тех самых пор, как мы встретились, вы без конца устраиваете мне испытания. Откуда мне знать, не очередная ли это проверка? да — я и с самого начала не слишком вам доверял, но просто как-то уже привык к вам. А тут вы являетесь, выглядя как Лон Чейни note 79, и заявляете, что умираете? Разве вы сами не отнеслись бы к этому скептически, будь вы на моем месте? Я-то всегда считал, что там, откуда вы явились, такая штука, как бессмертие, в порядке вещей. Он взял мой степлер и принялся им щелкать.

— Я тоже так думал. Это лишь доказывает, насколько мало мне было известно. Послушайте, я знаю, что вы снова видели пса. Это хороший знак. Не могу сказать вам почему, но это так. А еще я пришел сказать вам, что меня возле вас больше не будет. Я не понимаю, что со мной происходит, и это не совсем смерть, но все же нечто вроде. Так что отныне вам придется справляться самостоятельно.

Мы посмотрели друг на друга. Он снова щелкнул степлером. Мне хотелось отобрать его у него и поставить обратно на стол. Наконец я не выдержал, отобрал у него степлер и поставил на стол. Но он снова взял его.

— Если это правда, то я просто не знаю, что и сказать. Вам больно? У вас что-нибудь болит?

— Нет, но все равно спасибо, что спросили. Я сейчас, наверное, похож на свиток с Мертвого моря note 80, да?

— Нет, но вы выглядите очень, ээээ, необычно. Похожи на старого индейского вождя.

— Ерунда, но спасибо за эту ложь. Если не будете осторожны, Гарри, то сами не заметите, как превратитесь в хорошего человека.

— Боже избави! Так, значит, это правда? И я вас больше никогда не увижу?

Он коснулся лица ладонями, будто пытаясь остудить пылающие щеки. Губы у него пересохли и сморщились.

— Это мой последний день здесь.

— И куда же вы теперь, Хаз?

Глядя прямо перед собой, он едва заметно криво улыбнулся.

— Если бы знал, то так не боялся бы.

— Интересно, почему мы никогда не перестаем бояться? Даже вы, даже ангелы боятся.

— Вы больше не боитесь, Гарри.

— Вы почти правы. После нашего с вами разговора и после того, как я увидел Кумпола там в горах, я ничего не боюсь и ни о чем не беспокоюсь. Мне просто хочется посмотреть, что будет дальше.

— Счастливый вы человек. — Он хотел было подняться, но тут же без сил упал обратно в кресло. — Ничего, если я немного посижу здесь у вас? Как только смогу — уйду.

— Конечно, оставайтесь. Хотите выпить? Он отрицательно покачал головой.

— Нет, я просто хочу хоть немного побыть с человеком, который не боится. Может быть, тогда и мне станет легче.

— Хазенхюттль, я… я вам очень сочувствую. А еще я хотел бы вас поблагодарить: вы все же объяснили мне значение всего происходящего. Если бы вы знали, как это меня захватило.

В нем ничего не менялось; он не таял, как облитая водой несчастная колдунья Бастинда, и тем не менее, чем дольше мы сидели, тем больше он как будто выцветал или уменьшался или сокращался. Казалось, из него прямо на глазах выходит газ или воздух.

— Послушайте, хочу вам на прощание сказать еще кое-что. Правда, мне уже трудно говорить, да и все мне уже трудно, но все же советую вам меня выслушать. Я постараюсь говорить достаточно ясно, чтобы вы смогли меня понять. Человечество всегда уделяло слишком много внимания мертвым. Смерть была фундаментальной частью самой жизни. Не совершайте подобной ошибки, Гарри. Забудьте о смерти. Она никогда не являлась частью Божьего замысла. Человек сам изобрел смерть, и до тех пор, пока он благоговеет перед ней, Бог позволяет ей существовать. — Он снова попытался и на сей раз все-таки сумел подняться и дотащиться до двери. — Станьте угрозой для мертвых. Пусть они боятся того, что вы создаете. Всякий человек, любящий свою работу, забывает о мертвых, даже о своих. Любая человеческая работа, особенно завершенная, снова и снова показывает им, сколь они неполноценны.