Читаем без скачивания Актея. Последние римляне - Гюг Вестбери

И великий император послушно покорился великому епископу.

Амвросий расположению власти или общины был обязан своим высоким положением; не он старался получить медиоланское епископство, а община умоляла его так долго, что он склонился на ее просьбу.

Потомок знатного римского рода, патриций, сын префекта претории, родственник Симмаха и многих других сановников Италии, воспитанный греческими риторами и философами, он в первой половине своей жизни принадлежал к сторонникам народных богов. Христианином он сделался как бы случайно.

Когда в Медиолане умер епископ Авксентий, разделявший ересь Ария, Амвросий управлял Лигурией и Эмилией. Как высший гражданский чиновник провинции он прибыл на выборы, чтоб поддержать порядок, но едва успел сесть на сенаторское кресло, как раздался возглас какого-то ребенка:

— Амвросий!

Собравшиеся в церкви христиане, увидев в этом указании ребенка голос Святого Духа, провозгласили языческого сенатора епископом.

Амвросий удивился и не принял избрания, отговариваясь незнанием правил христианской веры. Но напрасно он противился Провидению, которое требовало его римских добродетелей для борьбы с неустройством Церкви. Напрасно он убежал из города, скрывался в деревне, старался отвращать от себя внимание. Медиоланская община, исчерпав все способы просьб и увещаний, в конце концов обратилась за помощью к трону. И лишь когда император Валентиниан I приказал своему наместнику принять в свои руки бразды правления над общиной, Амвросий покорился своему назначению.

Указание ребенка было действительно голосом Святого Духа — новый епископ вскоре являл идеал первых последователей Христа. Он распродал свое значительное имущество и роздал его бедным, снял с себя золотые цепи, наплечники, перстни, шелковую тунику и башмаки, вышитые жемчугом, освободил невольников, дворцы обратил в больницы, богадельни и школы, из своей души изгнал надменность патриция, из сердца презрение к слабым, а из тела все его похоти.

Этот сильный человек, сделавшись христианином, жил как работник, деля свое время между молитвой, делами милосердия, обязанностями епископа и исследованием творений Отцов Церкви. Рассвет не раз заставал его за книгами. И, несмотря на то, он всегда, когда был в Медиолане, отправлял богослужение в церкви Святой Жертвы, навещал больных и приносил несчастным слово утешения.

Долго Амвросий беседовал с Христом, не спуская глаз с символа Его мучений. С Креста в его душу лились печаль и сожаление к людям за их непостоянство.

Он, бывший цезарский наместник, вошел в Церковь с ясным пониманием, что такое дисциплина и порядок, и железной рукой взялся за дела своей епархии. Враг своеволия черни и свары мятежников, он без колебания подавлял все проявления сектантства; он изгнал ариан из Медиолана, у манихеян и присциплиан отобрал церкви, укротил своеволие языческих риторов. В банях, библиотеках и на рынках его резиденции уже не вспыхивали религиозные споры. Дух несогласия притаился, устраненный его энергией.

Воспитанный в старых римских традициях, он знал, что только повиновение и единомыслие строят великие государства и церкви. Поэтому он, единственный из всех епископов западной префектуры, наблюдал за развитием христианства и побуждал императоров к решительному утверждению нового порядка. Стадом Христовым должен был управлять один пастырь.

Но его работе, значение которой понимал и ценил только Феодосий, одаренный таким же организаторским гением, постоянно мешали ссоры общин, находящихся вне Медиолана.

Трижды прикоснувшись головой ступеней алтаря, Амвросий поднялся и взошел на кафедру.

Все глаза обратились на него. Ариане и манихеяне смотрели исподлобья, как напроказившие шалуны, напуганные неожиданным появлением учителя.

А он осенил крестным знамением избирателей Коменской общины и начал:

— Милость и мир да будут вам от Бога, Отца нашего, и от Господа Иисуса Христа.

И в тишине, водворившейся в церкви, загремел его резкий голос, более привыкший к команде, чем к гладкой речи ритора.

— Вы именуете себя поклонниками Христа, — продолжал Амвросий после короткого перерыва, — и основываетесь на Законе и хвалитесь Богом. Но вы знаете Его волю и отличаете вещи, несогласные с ней, до тонкости изучив Закон, И за это вы являетесь вождями слепых, светочем тех, которые блуждают во мраке, путеводителями неразумных, учителями бессловесных и делаете вид, как будто изучили Закон. Но если вы учите других, то почему не учите самих себя? И если вы хвалитесь знанием Закона, то почему оскорбляете Бога нарушением этого Закона?

Из толпы ариан и манихеян раздался глухой ропот. Брови еретиков нахмурились, лица приняли смущенный вид.

— Вместо того, чтобы сеять семена мира и единомыслия, вы распространяете раздоры и соблазны в святом учении нашего Господа Иисуса Христа, становитесь посмешищем идолопоклонников. Вашему несогласию радуются почитатели языческих суеверий, над ним издеваются риторы и философы. Неужели вам уже опротивела свобода, которою милость Господа, нашего Отца, одарила за добродетели и мученичество предков? Неужели вы непременно хотите, чтобы наши алтари снова запятнала кровь жертв, умирающих под ножом жрецов Юпитера?

Амвросий не убеждал, а громил. Он говорил, как говорит вождь с взбунтовавшимся войском, и, как молчат взбунтовавшиеся солдаты, пристыженные упреками любимого вождя, так молчали избиратели Коменской общины, угнетенные великим именем, которое было славой всего христианства. Было известно, что даже варварские цари обращались за разрешением споров к Амвросию.

— В Риме непримиримые идолопоклонники снова поднимают головы. Эллинские демоны призывают язычников отомстить за свое поношение. Над Италией носится грозное дыхание войны, а среди вас кипят ссора и раздор, как будто вам ничего не угрожает. Церковь Христова не стоит еще на камне, несокрушимая, как Он сам, в нее еще ударяет со всех сторон могучая волна язычества, более сильная, чем это кажется вашим глазам, ослепленным завистью и гордостью. Довольно будет того, чтобы какой-нибудь почитатель Капитолийского Юпитера воссел на троне цезарей, и смутные дни гонения возвратятся вновь. И вы будете снова служить врагам вашим, как грозит Священное Писание, в жажде и голоде и во всяческом удручении. И на выю вашу возложат железное ярмо за то, что вы в веселии и радости сердечной не служили Господу Богу вашему, когда были осыпаны достатком. И слуга будет равен господину своему, невольница равна госпоже своей и священник мирянину и богатый бедному, и тот, который купил землю, будет равен тому, кто продал ее.

Избиратели начали в беспокойстве переглядываться друг с другом — вести о волнении в Риме разошлись уже по всей стране. Горячее дыхание войны действительно носилось над Италией; в городах, посадах и селах, в которых жило смешанное население, уже лилась кровь в уличных схватках.

И верные, и ариане, и манихеяне вдруг поняли, что их объединяет одно общее дело: все они были христиане.

А епископ говорил далее:

— Как вы пришли сюда, не имея праздничной одежды, то есть согласия и братского единения, Господь Бог вместо Духа Святого низослал на рас дух безумия, и стали вы, как пьяные. Вы едино тело и един Дух, один у вас Господь Иисус Христос, едина вера и едино крещение, един над вами Бог и Отец всех. Именем Господа нашего, Иисуса Христа, прошу вас, братия, чтобы все вы делали одно и то же и не было бы среди вас раздора, а чтоб были вы сплочены одним помыслом и одним желанием. Вы братья друг другу, а наносите себе вред: Умоляю вас, христиане, отбросьте от себя всякую злобу, предательство, лицемерие, зависть и злословие и молитесь вместе со мной нашему Господу Иисусу Христу, чтоб он вернул вам покой и рассудок.

Амвросий просил, но в его голосе не слышалось мягкой просьбы. В нем звучал приказ вождя, который даже не допускает, чтобы кто-нибудь мог противиться его воле. Он стоял, откинув назад голову, нахмурив брови и подняв правую руку, как бы желая опустить ее на непослушных.

И никто из присутствующих не осмелился воспротивиться воле, усмирившей самого императора. Чем были они в сравнении с Феодосием?.. И все — ариане, манихеяне и верные — пали на колени.

А епископ простер руки к алтарю и молился:

— Влей в них дух любви, Господи, и дай им согласие по милосердию Твоему. Укажи им дорогу, по которой они должны идти, и дело, которое они должны делать, чтобы им было хорошо, когда они послушаются Твоего повеления.

Он умолк. С лица его сходило выражение решительности. Горечь глубокой боли разлилась по его раскрытым устам, печаль легла на лоб и глаза. Пастырь страдал за беззаконие паствы…

Снизу, из толпы, доносился до него шепот тихой молитвы, соединенной со вздохами. Дух согласия входил в сердца христиан.