Читаем без скачивания Лучшие страхи года - Эллен Датлоу

Но я не мог избавиться от трусливого, мерзкого чувства облегчения: первейшая угроза моей власти, нашей власти — я имею в виду нас, взрослых, — исчезла. Самый способный. Насмешник. Да еще, уходя, преподал остальным урок — «папочка знает лучше». Мы всегда правы, потому что мы — взрослые. Ложь — и я всегда это знал, но прямо сейчас я, как никогда, был благодарен тем, кто придумал эту сентенцию.

Итак, эти трое двинулись вглубь, разматывая леску. Немного прошли и прислушались. Ненадолго выключили фонарик. Снова прислушались. Ни звука. Крысы сидели тихо.

Тогда они пошли дальше, постепенно разматывая леску.

Время шло. Детям становилось скучно. Охота им надоела. Они устали. И понемногу перестали доверять вожаку.

Видишь, Джефф? Не так уж и легко быть у руля! Подожди, пока не сможешь брать на себя ответственность!

Легко критиковать со стороны. Критиковать другого.

Да, я понимаю насколько. Одними лишь мыслями об этом я уже напоминаю политиков самого презренного толка. «Подожди, пока твой опыт не сравнится с моим, и тогда поймешь, что я прав». О боже! Я не могу вынести все то, что со мной творится. Неужели это цена выживания? Скольким в себе я должен поступиться, чтобы уберечься от смерти?

Итак, они повернули назад, следуя за леской, и тут обнаружили…

Леска лежала посреди лаза, ее конец перетерся и оборвался.

Взаимные обвинения, крик, почти паника — Джефф успокоил их, пустив в ход кулаки. (В качестве доказательства Джейсон показывает разбитую губу.) И снова овладел ситуацией. Они продолжили двигаться обратно. Леска скоро кончилась. Но они могли вернуться по собственным следам, оставленным на пыльном полу лаза. Проследить по ним путь обратно в пещеру. Если бы сохраняли спокойствие.

И вот они идут по этим отметинам.

И приходят к развилке, которую не помнят.

Пыль на полу каждого из туннелей истоптана (кем?), и невозможно сказать, по которому они должны возвращаться.

Паника снова повисает в воздухе, и Джефф ее снова подавляет. Они идут направо. От лаза ответвляются все новые и новые ходы. Какой выбрать?

Наконец они слышат журчание воды. «Идем туда, — говорит Джефф. — Это должен быть выход в пещеру. Видите? Все будет хорошо. Помните, Форрестер так же точно отыскал выход…»

Не вполне так, Джефф. Но попытаться стоило.

Они продолжают идти и действительно видят воду. Но это не пещера. Нет, это тоже пещера, конечно. Но не та, которую они ищут. Она меньше и почти вся заполнена водой, вытекающей из маленького отверстия высоко в стене.

Майк вопит: он что-то увидел в воде. Большое, белое, движущееся. И это не рыба. Джефф молча дает ему пощечину, шлепок плоти о плоть гулко звенит во влажной, полной журчания тьме. Он ничего не видел. Это все воображение. Чудится всякое, чего на самом деле нет. Как было с этим слабаком Форрестером.

Они карабкаются по стене к отверстию, из которого течет вода. И ни один не готов признать то, что они уже поняли: фонарик понемногу тускнеет.

Они идут вдоль потока, молясь, чтоб он привел их в пещеру, которая теперь кажется им родным домом.

Но ход открывается в другую пещеру. Пол в ней по щиколотку, а может, по колено, покрыт свежей водой. Они не проверяют глубину. Потому что в пещере стоят дома.

(«Что?!» — «Дома?!» — «Что ты…» — «Ш-ш-ш… Продолжай, Джейсон!»)

Они не похожи на те, наверху, говорит Джейсон. Сделаны очень грубо. Их даже хижинами трудно назвать. Просто кучи камней, сухой кладки, накрытые сверху большими плоскими плитами. Без окон, но с дырой, которая может служить дверью. Джейсон припоминает, что насчитал около дюжины таких.

И эта пещера не безмолвствует. В ней что-то движется. Внутри домов. Скользит и елозит, мягко шлепается и резко падает. Здесь есть и другие звуки. И вовсе не те, что издают эти чертовы крысы, даже очень большие.

Мальчики поворачивают назад, откуда пришли, и вдруг — новые звуки, такие же, как доносились из домов, только теперь внутри лаза, и они движутся им навстречу.

Приходится обогнуть озеро по самому краю, обходя дома. Джефф и компания направляются к единственному туннелю, в котором еще не были. Шум, доносящийся из домов, становится громче. Ни один из них не оглядывается на всплеск, раздавшийся у них за спиной.

Фонарь гаснет, когда они успевают на несколько ярдов углубиться в лаз.

Джейсон теряет голову и бежит. Он кричит, и ему кажется, что он слышит еще чьи-то крики.

Он мчится вперед во тьме, налетая на стены, ползет на четвереньках, нащупывая путь руками, в ужасе при мысли о том, чего его пальцы могут коснуться.

Но каким-то образом — лишь с помощью слепого, счастливого случая, больше ничего, — внезапно вывалившись из лаза, он с головой погружается в наше собственное маленькое озеро. Кричит, барахтается в воде, кое-как поднимается на ноги и тут видит тусклый отсвет костра, блики огня на перевернутых лодках… Бредет к берегу, находит меня и начинает трясти, пока я не просыпаюсь. И теперь он верит в мистера Форрестера, жаждет ответов, жаждет, чтобы кто-нибудь все исправил.

— Именно поэтому я и предупреждал всех, что нельзя ходить в лазы, — говорю я. — Как только вы теряете из виду главную пещеру, они начинают дурить вам голову. Поэтому там так легко заблудиться. И мы не знаем, куда они ведут.

Джейсон плачет, как ребенок, и упрекнуть его некому. Джин крепко обнимает его и начинает укачивать, чтобы успокоить. Дети смотрят на меня широко раскрытыми глазами.

— Сэр… — говорит один из самых младших. — А чудовища?..

Отвечаю:

— Нет здесь никаких чудовищ.

— Есть они, — рыдает Джейсон.

— Нет, — говорю твердо. — Джейсон, послушай. Это место… лазы, они дурачат тебя, помнишь? Они… — Поднимаю глаза и ловлю взгляд Фрэнка, тот кивает.

Фрэнк Эмерсон — это человек, который может объяснить абсолютно все. В школе именно у него был самый высокий процент успеваемости — он любую тему мог сделать кристально ясной и легкой для понимания. И я никогда так не радовался этому его качеству, как сейчас.

— Галлюцинации, — объясняет Фрэнк. — С мистером Форрестером случилось то же самое, но не в такой тяжелой форме, потому что он не забирался так далеко, не искал выход так долго. Джефф и Майк до сих пор где-то там, но мы ничего не можем сделать. Мы не можем заходить в лазы, иначе тоже навсегда останемся внутри. Лучшее, что мы можем для них сделать, — звать их, кричать, стоя у входа в лазы, надеясь, что они услышат и выйдут на звук.

Дети смотрят потрясенно. Мы просто бросаем Джеффа и Майка там. Учителя не могут так поступить, не могут изменить своему долгу. Но у нас другая ситуация. Правила поменялись. Обычно я презирал и тех, кто так говорит.

Мы все же делаем попытку. Посменно, группами, всю ночь — которая не ночь — мы до хрипоты кричим. Но из лазов не раздается ни звука.

Когда мы просыпаемся «утром», у всех мрачное настроение, все испуганы и молчаливы. Мы знаем, что они мертвы. Если им повезло. Больше всего я боюсь, что мы услышим их, но не сможем оттуда вывести. Что мы услышим, как они медленно умирают. По крайней мере, похоже, что они умирают вне досягаемости наших ушей.

Пока те «несуществующие» существа из домов не схватят их.

Иными словами, мы стараемся не думать о них, все еще безнадежно плутающих где-то неподалеку, голодающих, мало-помалу умирающих там, внутри.

Как суждено и нам. Джефф и Майк просто оказались первыми.

Джейсон так всю ночь и проспал в объятиях Джин, по-матерински уютных. Она отпускает его, подходит и прижимается ко мне.

Я чувствую, как она измотана, как нуждается во мне, и знаю, что сегодня ночью я с ней пересплю.

Мы ловим леща. Вся еда на сегодня. Все сильно похудели. Я затянул ремень так сильно, как только мог, но брюки по-прежнему грозят соскользнуть.

Мы засыпаем — все еще голодные.

За день никто так и не подошел к лазам.

Мы с Джин ждем, пока остальные заснут. Потом она подвигается ко мне, берет меня за руку, помогает подняться, и мы уходим в самую укромную часть пещеры, какую только можем найти. Здесь, внизу, трудно уединиться. У нас есть угол для отправления естественных надобностей, но даже там не чувствуешь себя в одиночестве. Ну и мы туда не пошли бы, конечно. Внутри лазов можно найти уединение, но мы скорее будем трахаться прямо среди спящих детей, чем отправимся в туннели.

Мы целуемся и неловко снимаем друг с друга одежду. В темноте я ласкаю бледные пятна ее грудей, тереблю ее щель, пока та не становится достаточно мокрой, чтобы впустить мои пальцы. Джин стонет, уткнувшись мне в шею, сжимает и трет мой член. Стонет она с Аниным польским акцентом.

Мы трахаемся на неровном каменистом полу, то и дело перекатываясь, чтобы поменяться местами. В еду-чайных отблесках костра я ловлю взгляд оседлавшей меня Ани.

И гадаю, видит ли Джин Алана.