Читаем без скачивания Регистан где-то рядом (сборник) - Александр Карелин

Поэтому тебе надо приветствовать все то, что с тобой приключается, даже самое горькое, ибо смысл таких случайностей есть здравие и цельность мироздания. Природа, живая разумом Бога, действует разумно, и все, что от нее исходит, безошибочно содействует сохранению единства».

Никто еще ничего не успел сказать, как раздался голос капитана Копейкина:

– Немножко заумно, но сказано хорошо. Соглашусь, пожалуй, с этим самым Аврелием. А ты ведь давеча читал письма моей жены? Почитай еще.

После непродолжительной тишины, все раненые бросились поздравлять Петра, перебивая друг друга. Сам капитан так ничего из этого и не понял. Он был уверен, что только недавно беседовал с товарищами по несчастью. Около трех недель жизни выпали из его памяти.

Но это была победа! Все обитатели палаты не скрывали своей радости. Больше всех, конечно, радовался Александр Кроха. Его «метод» сработал!

…В последующие несколько дней февраля один за другим на долечивание в Союз были отправлены капитаны Александр Кроха, Петр Копейкин, Николай Красько, а также младший сержант Юрий Пшенко. Их места заняли новые тяжелораненые. Война по-прежнему продолжала калечить души и тела солдат и офицеров Ограниченного контингента Советских войск в Афганистане.

…Наступил март. Невский научился-таки писать левой рукой. Теперь смог самостоятельно изложить каракулями свои новости. Он с гордостью сообщил, что «пишу сам левой рукой» (правда, это больше было похоже, что «писала курица лапой»). По его словам выходило, что «лечат меня здесь хорошо. Сделали операцию, косточки на кисти сопоставили, опять наложили гипс. Теперь все идет по плану, хожу в гипсе, но по срокам лечения здесь, в Кабуле, больше держать не будут, на долечивание многих отправляют в Союз. Вот и меня на днях отправят в Ташкент. Уезжаю дней через пять. По приезду туда я и напишу, сообщу новый адрес. Погода в Кабуле холодная, кругом снег лежит. Но в палате тепло, отсыпаюсь, читаю, смотрю телевизор».

Сочиняя эти строки, Александр был уверен, что поступает правильно. Зачем расстраивать своих близких суровой правдой. Успеют еще напереживаться о нем при встрече. А встреча будет обязательно! В этом Невский не сомневался.

А закончил письмо Александр радостным аккордом: «Приехал ко мне товарищ из Кандагара и привез пачку писем, в том числе пять твоих, Наташа: от 7, 14, 16, 20, 24 февраля. Это ли не праздник! Большое спасибо за письма и поздравления! До свидания. Сюда мне уже не пишите. Целую крепко. Саша. 03.03.1984 г.».

…Очередной санитарный самолет увозил Александра Невского из Кабула утром 8 марта. Это была последняя встреча со столицей Афганистана. Утренний Кабул жил своей жизнью.

Проститься со старшим лейтенантом к самолету пришел капитан Рудов, начальник медицинской службы 70-й отдельной мотострелковой бригады. Он был вызван в Кабул для получения нового назначения – его переводили с повышением на новую должность в другую провинцию страны. Обнимая на прощание лежащего на носилках Невского, Василий Васильевич обещал, что никогда не забудет своего сослуживца… (Спустя несколько лет в газете «Красная Звезда» офицер подробно описал историю ранения хирурга из Кандагара).

«Здесь где-то рядом Регистан под боком…»

«Пустыни иссушающий угар —

Здесь где-то рядом Регистан под боком.

Лежит средь горных кряжей Кандагар

Под чуждым солнцем сдавленным упреком».

Скрипник С.В. «Кандагар!»

Часть первая

С поднебесья звучал похожий на стон крик грифа. Вскинув блестящие от пота лица, солдаты посмотрели вслед ширококрылой черной птице. «Одинокий стервятник в такую рань – добрый знак или плохая примета?» – подумал один из них и, ничего для себя не решив, молча, шагнул вперед. За ним цепочкой шла вся их боевая группа – разведчики с полной выкладкой шли на задание…

Зоркие глаза грифа заметили что-то на земле. На окраине пустыни лежит издохший верблюд. Трудности путешествия изнурили его, и он, совершенно изможденный, упал, чтобы больше не вставать. Хозяин оставил его лежать нетронутым, так как обычаи страны запрещают употреблять самую незначительную часть умершего или даже убитого без ритуала животного. Вороны первыми заметили добычу, и вскоре скопилось значительное количество этих вездесущих птиц. Они хотя пытаются клевать тут и там павшего зверя, но его толстая шкура слишком тверда для их клювов, птицы не в состоянии оторвать себе большие куски. Заметив в пустыне сборище, гриф тотчас же соображает, что добыча найдена. Он падает вниз с необыкновенной высоты и, наверное, убился бы, если бы вовремя не раскрыл сложенные крылья, чтобы остановить падение.

За первым грифом тотчас же следуют и остальные его собратья, находившиеся поблизости. В течение нескольких минут видны падающие тела, тогда как еще недавно птицы, размах крыльев которых превышает два метра, казались не больше точек на горизонте. Полураспустив и влача по земле крылья, спешат они к падали. Нет более жадных птиц, нежели они. Трудно описать возникающую здесь толкотню, ссоры и драки. Два-три удара клювов более сильных грифов разрывают кожу и мышцы падали в то время, как более слабые птицы запускают свои длинные шеи в брюшную полость, чтобы добраться до внутренностей. Печень и легкие уничтожаются внутри животного; кишки же вытаскиваются наружу и проглатываются по частям, после ожесточенного боя с другими хищниками. Более слабые птицы усаживаются в стороне, пока сильнейшие не насытятся; внимательно следят они за ходом пиршества, хорошо зная, что и до них долетит иногда какой-нибудь кусочек, отброшенный в пылу жаркого боя. Орел и коршун, парившие в высоте над пирующим обществом, внезапно бросаются в его середину, хватают только что оторванный грифами кусочек мяса и уносят, прежде чем те успеют опомниться.

Вдруг все птицы, как по команде, подняли головы и посмотрели вверх, затем также дружно стали подниматься в воздух, стремительно набирая высоту. Сильный посторонний звук заставил огромных и жадных птиц бросить свою добычу. Впрочем, пир птиц продолжался уже несколько часов, так что от туши верблюда мало что осталось. Пара металлических «стрекоз» быстро увеличивалась в размере. Одна из машин зависла на высоте, а вторая резко пошла на снижение.

Подняв тучи желтой пыли, вертолет опустился на ровную площадку. Дверь винтокрылой машины отворилась, на землю выпрыгнул старший лейтенант в полевой форме, куртка его заправлена в брюки под офицерский ремень (что считалось особым шиком). На офицере был надет бронежилет, а на поясе висел подсумок с четырьмя снаряженными магазинами. В одной руке он держал автомат Калашникова с укороченным стволом (АКСУ), а в другой – тяжелую медицинскую сумку (десантный вариант), набитую «под завязку». Панаму с головы тут же сдуло вихрем от вращающихся лопастей, она заскользила по земле. Впрочем, далеко ей не удалось «убежать» – ее ловко подхватил совершенно седой, невысокий крепыш с голым торсом, загоревшим до негритянской черноты.

Вертолет встречали несколько таких же полуголых, загоревших парней, но помоложе седого. Подавая панаму хозяину, крепыш улыбнулся и назвал себя:

– Старшина восьмой роты, прапорщик Койдан Валерий. А вы, товарищ старший лейтенант, наверное, наш новый доктор?

– Да, направлен в ваш батальон вместо Порохневича Анатолия. Александр Невский. Куда мне идти? Мне нужно комбату представиться.

– Здесь не заблудитесь, – Валерий рассмеялся, пожимая руку офицеру. Потом он повел руками вокруг, словно приглашая пройти на экскурсию. – Палаточный городок здесь весь наш, а капитальное здание одно – там и обитает комбат, там же и место врача. Правда, Толька Порохневич строил это как медпункт, но «Батя» наш решил иначе, мол, больно «жирно» будет доктору в такой «крепости». Теперь там и «командный пункт», и «штаб», и медицинский пункт. Под маскировочной сетью это находится. Туда и идите. А мы здесь с хлопцами будем вертолет разгружать.

Прапорщик кивнул на прощание и заторопился к своим солдатам, вытаскивающим из вертолета ящики.

Невский поправил на плече автомат и заспешил в указанном направлении. Еще вчера днем он спокойно занимался своими больными и ранеными солдатами, находящимися на излечении в стационаре Кандагарской Отдельной медицинской роты. А вечером…

Вечером начальник медицинской службы 70-й отдельной мотострелковой бригады капитан Рудов собрал совещание офицеров. Кроме офицеров-медиков медроты были и все врачи батальонов. Решали текущие проблемы, которых накопилось немало. В заключение Василий Васильевич объявил, что требуется выручить врача третьего батальона старшего лейтенанта Порохневича. Предоставил ему слово.

Анатолий поднялся. Поминутно извиняясь, он сообщил о немедленном отъезде в отпуск на родину – его мама сильно болеет, вырастила его одна, а теперь боится, что больше не увидит сына. В отпуске он не был ни разу, полтора года уже в Афгане. Комбриг подписал его рапорт на отпуск, и Порохневич сможет уже завтра обнять маму. Но надо найти ему замену в батальон примерно на два месяца, такое условие выдвинул командир батальона.