Читаем без скачивания Багратион. Бог рати он - Юрий Когинов

Сквозь узкие окна королевского дворца в Стокгольме, расположенные почти под самый потолком, сочился слабый рассеянный свет. Иногда стекла, напоминавшие старую, потускневшую за столетия слюду, становились совсем черными. Это означало, что там, снаружи, бешеные порывы ветра нагоняют с моря мрачные, свинцовые тучи. И тогда сюда, в Тронный зал дворца, доносилась сердитая дробь промозглого осеннего ливня, будто кто-то на дворе палил по замку картечью из огромных крепостных пушек.

Пять или шесть генералов стояли в углу, храня гробовое молчание и не решаясь пройти на середину зала, ближе к парадной двери, из которой должен был выйти король. А порывы ветра становились все неистовее, дробь дождя все сильнее, и генералам казалось, что это плохие предвестники встречи с его королевским величеством. И лучше было бы им всем погибнуть в последнем сражении на побережье, чем позволить этому взбалмошному, грубому и деспотичному королю, не умеющему ценить воинскую доблесть истинных сынов отечества, обрушивать на их поседевшие головы град упреков.

Опасения оказались не напрасными. Густав-Адольф не вошел, а вбежал в зал и, метнув из-под белесых бровей гневный взгляд, разразился криком:

— Свиньи! Мерзавцы! Вот кто они, ваши, господа генералы, воины, что проиграли последние сражения в Финляндии и отдали эту страну русским вандалам! Я спрашиваю вас, генерал Клингспор, как это могло произойти после наших летних успехов?

Тучный, переваливший уже давно за шестидесятилетний возраст, Вильгельм Мориц Клингспор стал иссиня-красен, словно вот-вот его хватит удар.

— Ваше королевское величество, — начал он, с трудом осиливая одышку, — как главнокомандующий, я не раз имел смелость доносить вам о неравенстве сил. С самого начала кампании у меня под ружьем числилось всего двенадцать тысяч солдат, тогда как русские перешли границу с двадцатью четырьмя тысячами. Как изволите видеть, ваше величество, это двойной перевес.

— Что? — взвился голос короля. — С какою наглостью вы, старый солдат, бросаете мне в лицо вашу ложь! А тридцать тысяч добровольцев, в самое короткое время вставших под мои знамена, это, по-вашему, не солдаты? Да каждый из них стоит того…

— Простите, ваше величество, — произнес стоявший рядом с главнокомандующим генерал фон Дебельн. Он был строен, хотя и не молод. На лбу — черная повязка, почти прикрывающая один глаз. — Эти рекруты как воины ничего не стоят. Кто они, сии ополченцы? Вчерашние крестьяне и ремесленники, портовые грузчики, уволенные за пьянство, бывшие рыбаки, потерявшие в море свои баркасы. Да и просто выставленные из дома своими женушками забулдыги и гуляки. Я сам на Аландах, куда ваше величество определили меня в военачальники, набирал сей, прошу прощения, сброд. И что же? В первых же боях их били как мух. А еще того непростительнее и позорнее — эти воины бежали с поля боя, чтобы в тылу, за спиною своих войск, заниматься мародерством.

— Теперь побагровел сам король, как до этого Вильгельм Клингспор.

— Хватит, Дебельн! Я знаю ваш независимый и неуживчивый характер. Если бы вы сами не были отважны в сражениях и если бы не ваша рана в голову, я бы за ваши дерзкие речи отдал бы вас под суд. Да, генерал, настали времена, когда я, король, никого не должен щадить. Или — полная победа над русскими и возвращение Финляндии, или — гибель всего моего королевства. Но прежде чем это случится, каждый из вас ответит мне своими чинами и даже жизнью за каждое проигранное сражение.

Вновь воцарилась мертвая тишина, и только в окнах собралась темень, и порыв дождя забарабанил по стеклам с новою силой. Король сделал два или три шага к генералам.

— Итак, Лантингсгаузен. Почему третьего дня вы позволили русскому генералу Багратиону разгромить два десанта, которыми я приказал командовать вам лично? Именно вам, генерал Лантингсгаузен, была оказана честь первым начать вторжение на занятое врагом южное финское побережье, когда в Срединной и Северной Финляндии уже не осталось наших войск. Что же помешало вам взять реванш за летние наши неуспехи и тем самым начать освободительную войну?

В ясный сентябрьский день из шведских шхер вышел грозный отряд судов и взял курс на Гельсинг, расположенный чуть севернее финского города Або. Здесь, по данным шведского генерального штаба, у Багратиона, принявшего недавно вновь начальство над двадцать первою дивизиею, сил на побережье было не много. Это и окрылило Лантингсгаузена. Подойдя к небольшому хутору Варанпяа, он приказал судам стать на якорь, а солдатам, находящимся на борту, пересесть в лодки и направиться на побережье.

На берегу не было ни орудий, ни войск. Лишь казачий разъезд, несший патрульную службу, был здесь единственной вооруженною силой.

Завидев приближение вражеского флота, казаки во весь карьер устремились к Або и подняли тревогу.

— Какова численность неприятеля? — осведомился Багратион у офицера, начальствующего над патрулем.

— Никак, две или две с половиною тысячи солдат, ваше сиятельство.

— Район высадки? — снова задал вопрос князь. — Хутор Варанпяа и не дальше?

— Если я не ошибаюсь, неприятель, явившись с моря, рассредоточился на побережье от Варанпяа до Лололакса, — уточнил казачий офицер.

Багратион накинул на плечи бурку и приказал подать коня.

— Помоги, Господи, — осенил он себя крестным знамением, — чтобы все они сошли с кораблей и высыпали на сушу. А уж тут, у себя дома, мы их встретим по всем законам гостеприимства.

Он резво подскакал к своему лейб-егерскому полку и остановился у первой же шеренги.

— Жаль, нет даже среди старослужащих тех, кто помнил бы Кинбурн, — орлиным взглядом окинул он солдат. — Тогда в Крыму на узкую косу, отвоеванную Суворовым у турок, басурманы направили свой десант. Черной тучею надвинулся он с моря, со стороны Очакова. Да так грозен был его вид, что в самую пору — только бежать от него во всю прыть. А Суворов — само спокойствие. И знаете, чем в ту пору занялся? В Церковь пошел и обратился с мольбою к Всевышнему, чтобы тот помог неприятелю целиком высыпаться на берег. Тут-то и пришел ворогу конец — редко кто вплавь добрался до своих судов. Вот так, други, и мы с вами поступим с непрошеными гостями, что пожаловали к нашему дому. Не подведете, наследники суворовской славы?

Дружные крики раздались по всей колонне:

— Не подведем! Веди нас, князь, за собою. Ты верно служил Суворову, мы же будем с тобою до конца!..

Впереди егерей в атаку бросилась конница. И поверх голов, в море, ударили ядра пушек, прибывших заодно с кавалериею, чтобы отрезать неприятелю пути к отступлению. А уж штык не подвел подоспевших егерей. И вскоре корабли, подобрав успевших спастись в редких лодчонках, растаяли на горизонте.

Может статься, не так скоро удалось бы разбить неприятеля, коли подоспел бы второй десант. Одновременно с первым отрядом из шведского порта Гефле вышли корабли почти с таким же числом солдат и взяли курс прямо на Або. Но путь их оказался длиннее. Потом, когда с первым десантом было уже покончено, на море поднялась буря и расшвыряла корабли второго отряда. Притом суда, на которых была погружена артиллерия, погибли. Остальные, изведав штормовую трепку, бросились кто куда, заплыв в страхе даже далеко на север от гавани, из которой они вышли. Так бесславно закончилась попытка королевских шведских войск захватить Або и начать освобождение побережья Финского и Ботнического заливов.

Дождь с ветром неустанно барабанил по окнам королевского замка, усиливая гнев Густава-Адольфа, устроившего разнос своему генералитету.

— Теперь я сам, господа, поведу в бой свои войска, — закончив отчитывать Лантингсгаузена, произнес король. — Десант под моим общим командованием пойдет на сей раз к Або с Аландских островов. Потрудитесь, фон Дебельн, отобрать для посадки на суда не сброд, как вы выразились об ополченцах, а самых лучших солдат. Таких, смелых и отважных, мне надо не менее пяти тысяч. И еще я возьму с собой свою королевскую гвардию. Увидите, господа, я воскрешу в каждом моем солдате бессмертный дух моего великого пращура — Карла Двенадцатого[27]. Он бил самого великого Петра. Я же прославлю вновь Швецию тем, что разгромлю армию Александра, этого трусливого и двуличного пигмея на троне, который не смог победить Наполеона и оказался теперь у него на посылках, как последний лакей. Да-да, я задам этим русским, нашим извечным врагам! Им, русским, не будет от меня пощады!

Крутанувшись на каблуках, король бросился к дверям, которые тотчас распахнулись перед ним, и скрылся в узком и длинном коридоре, ведущем в его покои. Но прежде чем войти в свой кабинет, он подошел к рабочей комнате королевы и резко толкнул дверь.

Королева Фридерика сидела у окна за маленьким низким столиком и вышивала. Услышав шаги мужа, она отложила пяльцы с иглою и поднялась.