Читаем без скачивания В лабиринте "Ведьм" - Александр Горобец

Находиться по территории метрополитена с огнестрельным оружием запрещено. Это знают все, кто бывал в подземке. Но, этому человеку, похоже, был не писан данный закон. Да и вид у него был вовсе не рядовой. Мало того, что в руках он держал новенький АКС-107, так ещё и одет он был так, будто только что вышел из дорогого бутика «Хуго Босс» или «Бриони». Дорогой костюм, белоснежная рубашка, новенькие, скрипучие ботинки и галстук ручной вязки. Оставалось только надеть шляпу, и всё — Чикагская мафия на прогулке. Шёл молча. Народ, видя выражение его лица и воронёную сталь в руках, просто расступался. Разваливался, как лимон, разрезанный на две половинки.

За ним шли ещё трое. Все в форме. Двое молодых вели высшего офицера. Некоторые из особо посвящённых утверждали потом, что это был генерал Поспелов.

Странный кортеж появился, не пойми откуда. Вышел из какой-то неприметной дверцы на платформе «Сенная площадь». Тот, что был в костюме, посмотрел на генерала, кивнул сопровождавших его бойцов, и решительно шагнул в сторону переходов станции. Шёл он так, будто ходил по этому маршруту каждый день по пятнадцать раз, хотя все жившие на «Сенной» могли поклясться, что видели его здесь впервые.

Выйдя на центральный вестибюль «Сенной», вооружённый человек в костюме посмотрел сначала направо и увидев там закрытый Гермо-гейт, посмотрел налево. Там были два перехода, На «Садовую» и «Спасскую». А ещё там был народ. Много народа. Причём, основная масса сидела на полу или на топчанах, которые достали из специальных кладовых. Кто-то занимался обустройством более серьёзного жилища, компания молодых ребят, явно ехавших в поход, поставили между колоннами станции сразу четыре палатки. У этой компании имелся газовый примус, мангал и ещё много всякой нужной в походе всячины. Вот только припасы уже закончились и они, грустно урча животами, лишь сидели у своих жилищ и что-то тихо рассказывали друг другу.

Человек с автоматом осмотрел станцию, будто оценивая обстановку, затем, легонько махнув рукой бойцам, неспешно пошёл в сторону переходов. Те жители «Садовой», кто стоял — прижимались к стенам от его взгляда. Те, кто сидел или лежал на топчанах — поджимали ноги.

Молодой да ранний лейтенант полиции, увидав такую картину, мухой пробежал по лестнице перехода между «Садовой» и «Сенной», и на ходу расстёгивая кобуру, громко крикнул:

— Стоять! Руки на голову.

Но человек в костюме не повёл и ухом. Затем полисмен увидел и военных, сопровождавших генерала. Только тогда человек с автоматом на плече остановился, медленно повернул голову и посмотрел на полицейского, поднял левую руку и медленно погрозил пальцем. Полицейский шарахнулся от автоматчика, как вампир от чеснока. Но испугался он не пальца. Взгляда! А взгляд говорил: «Только рыпнись, сука! Раздавлю! Размажу! Сокрушу!» И полицейский понял — не шутит автоматчик. Волчара! Раздавит. Размажет! Да и военные с ним. А то, что с автоматом, так то и не страшно вовсе. Не стреляет же и, слава Богу. А взгляд так и сверлит!

Не выдержал полицейский. Отвернулся от взгляда волчьего. Захотелось ему в этот момент к мамке прижаться, как в детстве.

А автоматчик чуть усмехнулся, да и пошёл своей дорогой. На «Спасскую». Дошёл до перехода, а там…

А там пост. А за постом торговля ведётся. Круглые сутки в обоих коридорах в два ряда торгаши, да барыги стоят. Напряглись постовые. Подняли автоматы. Но тоже военных увидали и Поспелова с ними. Подошёл человек в костюме к ним, шепнул слово заветное, и поменялись постовые. Вытянулись, будто цветы политые. Покраснели. Всем своим видом показать стараются, «мол, виноваты». Не признали сразу. А человек в костюме дальше пошёл.

А в тоннельчиках торговля идёт полым ходом. Торгует, кто чем. Всё больше конечно благами прошлой жизни. Кто серёжки золотые, кто перстень с камнем, цены не малой. Но у тех торговля не идёт вовсе. А вот кто стоит со спичками, мылом, порошком стиральным, газетами старыми, у тех торговля идёт побыстрее.

— Почём пресса!

— Два листа — четвертушка.

— Четверть буханки хлеба за два раза посрать сходить???!!! Побойся Бога!

— Нечего мне его бояться, раз он меня сюда загнал. Ты поди, на рынке поищи дешевле!

Человека с автоматом здесь, почему-то не боялись. Торговая зона. Здесь и патроны можно купить, и оружие. А вот выйти с этим оружием из зоны торговой проблема. Или в сопровождении полицейских до гермо-гейта, либо сдай на посту. Заберёшь, когда наверх пойдёшь. И все к этому правилу с пониманием относятся. И жители, и полицейские. Полицейские ведь тоже люди. Им иногда тоже кушать хочется.

Подивился на всё это человек в костюме, снова закинул автомат на плечо и пошёл, сквозь толпу пробираться.

Стояла она одна, и никто к её товару не подходил. Стояла и плакала. Тихо, чтобы никто не видел. Никто и не видел. А человек в костюме заметил. И подошёл.

— Что торгуешь, барышня?

— Вот, — шмыгнула носом молодая, лет двадцати, девушка, и протянула руку. А на руке браслетик. Змейка червленая с одним изумрудным глазком, — возьмите, пожалуйста. У меня сынишка годовалый. Кирюшка… Два дня ничего не ел…

— Кирюшка, говоришь? — недоверчиво покосился на неё человек в костюме. Но оценив её, успокоился. На «Ведьму» она явно не тянула. Ростом, выше среднего, грудь размера пятого. Да и видно было, что не ела она уже дня три, — а муж твой где?

— Знамо где, — снова шмыгнула носом барышня и показала наверх, — Сталкер он у меня. Последний раз из рейда пришёл, так кровью его тошнило. Сегодня обещал, что последний раз пойдёт, — она тут же ударила себя по губам, — Простите, не последний. Крайний.

— Ну, крайний, так крайний, — пожал плечами мужчина в костюме, — а браслетик, небось, сверху хабаром принесён?

— Браслет этот он мне на свадьбу подарил…

— И что хочешь за него?

— Мне бы хлебушка, Кирюшке… Четвертиночку…

Человек в костюме удивлённо поднял бровь. Судя по курсу, данный браслет ценился как два листа газетной бумаги. Он повернулся к одному из военных и махнул ему рукой. Тот подскочил и снял вещмешок. Развязал узел, секунду подумал и начал извлекать совершенно невозможные вещи. А именно: две банки тушёнки, буханку хлеба, пачку чая, огромный, грамм триста, кусок сахара, такой же кусок литого шоколада, пакет макарон и банку сгущёнки.

Девчонка стояла, широко раскрыв глаза, и думала, что же из этого достанется ей.

— Бери, — сухо сказал человек в костюме.

— Что именно? — не поняла юная мама.

— Всё.

— Я… — она замялась, посмотрела на продукты, потом на человека, потом снова на продукты и начала судорожно расстёгивать кофточку, — Я поняла… Я… Я сейчас…

— Стоять! — остановил её человек, — Ты чё это удумала, чертовка?

— Я… Да я всё понимаю… У меня здесь и палаточка недалеко…

— ОТСТАВИТЬ! — сурово ответил человек, — Тебе который год?

— Двадцать мне… почти… — неуверенно ответила она и опустила глаза в пол.

— Ты это оставь… Ты мне в дочери годишься… Почти.

— Почти, не считается, — как-то по-детски сказала она.

— Я сказал, хватит. Это не обсуждается. А я… Я свою жену люблю. Но, торговля — есть торговля. Браслет я забираю.

Она кивнула головой и протянула ему браслет, а он начал нагружать её продуктами.

— Держи крепко сестричка. И малого своего корми и сама ешь. Скоро продуктов будет…

— А как вас зовут? — только и успела шепнуть она.

— А как и сына твоего, — человек махнул рукой солдатам и пошёл дальше, в сторону «Спасской». А по щекам девчонки ручьями текли слёзы. И толи из-за них, толи из-за чего-то другого, но над головой уходящего человека с автоматом почему-то засветился нимб…

— Святой… — только шепнула девочка и перекрестилась…

Инвалидная коляска ехала по просторной платформе «Садовой». Конечно, не сама. Во-первых, в коляске сидел старик. Лет девяноста, а может и больше. Некогда мощный, сейчас он представлял собой жалкое зрелище. Его било в «Паркинсоне». А во-вторых, коляску катил другой старик. Прескверного вида и запаха. Духан от этой парочки стоял такой, что бывалые сталкеры шарахались от них как испуганные коты. Раньше их здесь не видели. Поэтому граждане сразу позвали дежурного полицейского.

Пузатый прапорщик подошёл к странной парочке и, небрежно приложив руку к непокрытой голове, представился:

— Прапорщик полиции…ов, — невнятно произнёс он, — Кто такие?

— Братья мы, господин прапорщик, — шамкающим ртом прошепелявил тот, что вёз коляску, а второй лишь идиотски захохотал, тряся головой. Похоже он вообще не говорил.

— Откуда и куда следуете? Документы?

— C «Новочеркасской» на «Обводный канал», господин прапорщик, — дед похлопал себя по многочисленным карманам, щёлкнул пальцами и начал выгребать их содержимое прямо на пол. Содержимое добавила «озона» в воздух. Это было всё, что угодно, но только не документы: два презерватива, один из которых явно бывший в употреблении, смятая сигаретная пачка, фотография товарища Сталина, тряпки, гаечный ключ, игрушечный пластиковый револьвер китайского производства, детская соска и огрызок яблока двухнедельной давности.